– Я ничуть не сомневаюсь, что твоя жизнь в Шаранте будет протекать без особых потрясений, – обнадеживающе подбодрила миссис Пемберли-Мартин Ровену, когда узнала новость. – Каждому известно, что звезда Наполеона клонится к закату и что удача стала ему изменять, хотя сам он упорно не желает этого замечать. Ни за что не соглашусь с теми, кто осмеливается утверждать, будто неудачи его только временные.

Однако поспешность, с какой она велела запрячь свою карету и быстренько укатила из Байонны в направлении Труайе, где размещалась штаб-квартира союзников и жизнь протекала относительно спокойно, явилась для Ровены и миссис Синклер убедительным доказательством того, что миссис Пемберли-Мартин и сама не верила в то, что говорила.

Сообщения о положении на фронте не оставили равнодушным и Тарквина. У него не возникало никаких сомнений в том, что блестящие успехи лорда Веллингтона в Южной Франции будут сведены на нет, если армии союзников не вступят в Париж. Но сведения о ходе военных действий, успехах и неудачах воюющих сторон были скудными и не позволяли получить ясного представления о реальном положении дел на фронте. Тарквин пытался разыскать людей, которые могли бы дополнить картину происходящих на фронте событий, но ничего заслуживающего внимания ему узнать не удалось. Еще по дороге в Байонну он принял необдуманное и даже опрометчивое с точки зрения сопровождаемых им дам решение вернуться в сторону Ируна с намерением разыскать штаб-квартиру генерала Гилля и получить там более надежную информацию.

Часть пути они проделали одни, и когда их карета въехала в Байонну, уже начало смеркаться. Здесь они снова увидели Тарквина. Вид у него был рассеянный и встревоженный, и он ни словом не обмолвился о том, где успел побывать. Ровена ни о чем его не спрашивала и, казалось, нисколько не удивилась, когда Тарквин объяснил, что возвратился предупредить их об изменении первоначальной договоренности: миссис Пемберли-Мартин и лейтенанту Кларкину придется добираться до Труайе без него. Это сообщение Тарквина миссис Пемберли-Мартин встретила без особого энтузиазма и в течение получаса безуспешно пыталась уговорить капитана Йорка изменить свое решение.

Итак, когда миссис Пемберли-Мартин скрылась из виду, затерявшись среди густых деревьев, росших вдоль покрытого густой травой берега реки, он почувствовал странное облегчение. Теперь на его попечении остались только две женщины, и если Симон де Бернар вовремя прибудет в Байонну, то с первыми лучами солнца он уже будет на дороге в Сен-Север.

Прислушиваясь к шуму ветра в деревьях, Тарквин совершенно забыл о Ровене и миссис Синклер, которые стояли рядом с ним. Он почувствовал, что ветер изменил направление, холодным дыханием коснувшись его щек, и подумал, что перевалы к утру занесет снегом и что буран сильно затруднит преследование противника. Война, несомненно, близится к своему завершению, и лорду Веллингтону требуются сейчас люди, имеющие боевой опыт. Английская армия снова находилась на марше: Тарквин узнал об этом сегодня днем в Эндае, где встретил батальон сэра Джона Хоупа, участвовавшего во многих боевых операциях.

Информация, которую Тарквин получил от ординарца генерала, была весьма обнадеживающей: вчера лорду Веллингтону удалось без боя захватить бывшую штаб-квартиру маршала Сульта в Сен-Севере, а это свидетельствовало о том, что армия Наполеона в Испании в скором времени может перестать существовать как реальная сила. Даже сам Сульт, по-видимому, чувствовал это, так как личный состав его армии сильно поредел: молодые люди едва ли не толпами покидали свои подразделения и становились дезертирами. Тарквин часто встречал их в деревнях, когда ездил по своим делам. Это были изнуренные голодом молодые люди с коротко подстриженными волосами, в болтающейся одежде, просящие хлеба или другой какой-нибудь еды и отчаянно пытающиеся разузнать о положении на фронте. Случалось, что Тарквин подавал им монетку-другую, хотя денег у него почти не водилось.

Проходя через мост, за которым начиналась Байонна, Тарквин поневоле отвел взгляд от реки, в которой плавали трупы молодых солдат, которые мукам голодной смерти предпочли более легкий вид смерти в водах реки.

Тарквин помрачнел, нахмурился. В бледном свете, падавшем из окна гостиницы, стройная фигура и тонкий профиль Ровены с длинными пушистыми ресницами, прямым носом и четкой линией подбородка выглядели трогательными и нежными. В голову ему ударила горячая волна возмущения и гнева. Гнева на Файоуну Лесли, бездушно пославшую свою племянницу в опустошенную и разоренную войной страну, на Симона де Бернара, настаивавшего на возвращении своей сестры во Францию и убедившего ее, что никакой опасности нет. Но более всего Тарквина возмущала сама Ровена, настоявшая на том, чтобы побыстрее отправиться в путь, не дожидаясь, пока дороги станут безопасными. Неужели никто из них не осознавал степень и меру опасности происходящего в этой зажатой в кольцо осады стране?! Неужели Ровена серьезно думает, что ту страшную картину, представшую сегодня утром на дороге, она видит в первый и последний раз? А может быть, она считает, что лично ей ничто не угрожает, когда рухнет прогнившая империя Наполеона? А ведь это обязательно случится! И тогда части русской армии победоносно пройдут по улицам Парижа, если будет заключено перемирие. Двадцать тысяч диких, неистовых казаков и калмыков.

Резко и неожиданно Тарквин сказал Ровене:

– Миссис Синклер ждет тебя. Вам отвели отдельную комнату. Или ты не собираешься отдыхать сегодня ночью? А жаль, ведь добрая сотня, да что там сотня – целая тысяча британских солдат отдали бы свою месячную зарплату за возможность выспаться в таком теплом и сухом месте.

– Конечно же, я воспользуюсь этой комнатой, – вызывающе ответила Ровена. Подобрав полы своей юбки обеими руками, она сухо кивнула Тарквину и зашагала по траве.

Вдруг из-за угла здания стремительно и почти беззвучно вынырнула повозка, крупы двух гнедых уже нависли над Ровеной. Миссис Синклер пронзительно вскрикнула, и кучер, увидев в темноте белое пятно лица Ровены, резко натянул поводья. Тарквин вскрикнул и прыгнул вперед, но больная нога подвела его. В отчаянном рывке он попытался ухватиться за ворот плаща возницы, но промахнулся. Падая, Тарквин все же успел заметить, что лошадь, шедшая в упряжке первой, задела плечо Ровены.

Тарквин почувствовал острую боль, поскольку всей тяжестью тела упал на раненую ногу. Превозмогая себя, он вскочил на ноги и подбежал к Ровене. Она недвижно лежала на траве, глаза ее были закрыты, в лице ни кровинки. Тарквин ощутил ноющую пустоту в сердце.

– Не могли бы вы посторониться, месье! – незнакомец, оказавшийся французом, оттеснил Тарквина плечом в сторону. Быстро наклонившись, он подложил руку под плечи Ровены и приподнял ее.

– О Боже, я так и думал! Ровена! Тебя сильно зашибло? Ты в состоянии со мной говорить?

Фиолетовые глаза открылись и сфокусировались на лице склонившегося над ней человека. Полуулыбка пробежала по губам Ровены: голова ее устало прикоснулась к изгибу его руки. С трудом шевеля губами, она произнесла слабым голосом:

– Ты всегда отличался способностью появляться в самые драматические моменты, Симон!

Брат Ровены рассмеялся с явным облегчением и хотел помочь ей подняться. Ровена судорожно вдохнула воздух. Все-таки полученный ею удар был весьма чувствительным, хотя она и пыталась не показывать виду, что ей больно. Симон де Бернар подошел к кучеру, мускулистому парню с темным галльским лицом и что-то ему сказал. Тот легко подхватил Ровену на руки и стал подниматься вверх по ступенькам. Симон и миссис Синклер шли сзади. Тарквин видел, как Симон нагнулся, чтобы поднять перчатку, оброненную Ровеной. Свет от входных дверей упал на него, и Тарквин только сейчас заметил, что на месте левой руки у него пустой рукав, аккуратно заколотый на груди.

– Я не разрешила бы ему оставаться с ней ни единой минуты, – сказала миссис Синклер, появляясь в дверях столовой, где Тарквин ел простой, но хорошо приготовленный ужин. – Представьте себе, она была не слишком довольна, но господин де Бернар посчитал, что ей необходим покой. Бедный мальчик, мне кажется, что это происшествие напугало его больше, чем ее. Удивляюсь, почему Ровена никогда не рассказывала нам, как случилось, что Симон потерял руку?

– Потому, что она об этом ничего не знала, мадам, – раздался позади нее глухо рокочущий голос.

Миссис Синклер всполошенно обернулась, почувствовав себя как испуганный кролик: губы ее дрожали, глаза расширились, но она постепенно пришла в себя и пробормотала слова извинения, прежде чем уйти. Направляясь к выходу, она с пристальным интересом взглянула на молодого человека, прислонившегося к двери столовой. Как и Ровена, он был длинноногий, высокого роста, с чеканным лицом и каштановыми волосами красноватого оттенка.

– Капитан Йорк? – сделав поклон, обратился он к Тарквину по-английски, медленно подбирая слова. – Мы еще не представились друг другу. Я Симон де Бернар, брат Ровены.

Тарквин поднялся со своего места, и они пожали друг другу руки. В оценивающих взглядах, которыми они обменялись, не было ни малейшего намека на неприязнь, хотя они и были представителями уже долгое время враждующих сторон. Ни во взгляде, ни в поведении Тарквина, внимательно смотревшего на молодого человека без руки, не замечалось никакой жалостливой снисходительности, а только понимание и сочувствие.

– Руку я потерял под Бауценом около года тому назад, – объяснил Симон, придвигая к себе стул. – Я служил тогда в пятом легком пехотном полку. После операции меня комиссовали. Не слишком богатый послужной список для снайпера, толком и стрелять-то не умеющего, верно?

– Почему вы не сообщили сестре, что призваны на военную службу? – спросил его Тарквин.

– Не видел смысла. Помочь мне она не смогла бы, а мое сообщение стало бы для нее источником лишнего беспокойства!

– И о вашей руке она до сих пор, кажется, так ничего и не знает?

Симон пожал плечами.

– В ее комнате было очень темно, и сама Ровена сильно устала. Я не думаю, чтобы она что-то заметила.

– Вам неприятно говорить с ней об этом? – сдержанно спросил Тарквин.

Симон побагровел и быстро поднялся со стула. Прошло несколько мгновений, казалось, что он вот-вот взорвется, но Тарквин спокойно и неотрывно смотрел на него, и что-то вдруг изменилось в выражении лица Симона и он медленно опустился на прежнее место.

– Да, конечно, вы правы, – с усилием выговорил он. – Я все время чувствовал какую-то тяжесть на душе, хотя мои родственники не уставали мне говорить, что мне нечего стыдиться. Мой кузен и тетушка никогда не позволяли мне проявлять жалость по отношению к самому себе и, вы знаете, это помогло, и я им благодарен. Я еще легко отделался, потеряв левую руку, а не правую. Мне удалось приспособиться и я нормально обхожусь одной рукой.

– И вы до сих пор ничего не сказали сестре? Симон де Бернар поднял на Тарквина полные боли глаза.

– Да, дьявол вас побери! Мне стыдно, и я не перестаю думать о том, что в сотню, в тысячу раз было бы легче сообщить ей в письме о постигшем меня несчастье, чем увидеть завтра на ее лице выражение ужаса и отвращения при виде моего пустого рукава!

Он поднялся со стула и тяжело побрел к выходу. Дверь громко хлопнула. Тарквин продолжал сидеть, молча заканчивая ужин. Занятый своими мыслями, он не обращал внимания на шумные споры подгулявших в соседнем баре вояк. Час был поздний, но именно в это время за стеной особенно оживленно шла продажа рома и бренди. По-видимому, служаки вошли во вкус и пожелали продолжить свою пирушку до утра. Большинство из этих солдат недавно участвовали в сражении, а теперь, оказавшись здесь по воле случая, проводили время в удобных креслах около камина, позабыв на время о том, что ни у кого из них не было ни жилища, ни даже приличной кровати, чтобы как следует выспаться! А возвращаться в холодные, сырые палатки им не хотелось.

Для Тарквина тоже не нашлось места, где переночевать, так как единственная еще не занятая комната, невероятно тесная и грязная, с единственной железной кроватью, была отдана Ровене и миссис Синклер. Конечно, можно с разрешения Симона де Бернар взять в карете несколько подушек и положить их вместо матраса на полу. Но теперь его не очень беспокоит, где преклонить голову, так как он слишком возбужден, чтобы заснуть.

Тарквин налил себе стакан вина, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Снаружи доносилось хлопанье ставен о стену. Порывы ветра то затихали, то усиливались. Прислушиваясь к ним, Тарквин подумал, что поступил предусмотрительно, отложив поездку в Сен-Север сегодняшней ночью. Ему еще повезло, что удалось умаслить хозяина гостиницы и тот на несколько часов предоставил в распоряжение Тарквина свою собственную столовую. Здесь так уютно и спокойно, никто не надоедает. Редко выдавались в жизни Тарквина минуты такого вот благословенного отдыха, когда можно закрыть глаза и ни о чем не думать! Упругое тело Тарквина обмякло, резкие, угловатые линии его лица постепенно разгладились, дыхание стало более спокойным. Через двадцать минут в комнату на цыпочках вошел Пир Исмаил Хан.