Эллен Марш - Бегство от грез

– Я должен извиниться за вид нашей спальни, – сказал Тарквин, поднимаясь рядом с Ровеной вверх по ступенькам, – но веришь ли, Исмаил и я с самого утра упаковывали вещи.

– Постель чистая, не так ли? Он испуганно взглянул на нее.

– Да, конечно.

– Тогда что еще нам нужно? Тарквин засмеялся и взял ее за руки.

– Наша жизнь с тобой обещает мне бесконечное наслаждение, любовь моя.

Ровена встала на цыпочки, чтобы коснуться его губ.

– Ты скоро обнаружишь, что это очень скучно, Квин, – нежно произнесла она. – Уверяю тебя, что не собираюсь слишком часто отпускать тебя из кровати.

Тарквин теснее прижался к ней.

– А что заставляет вас думать, что я захочу покинуть ее, миссис Йорк?

Она ощутила на губах тепло его дыхания, но вместо того чтобы поцеловать ее, как ожидала Ровена, он замер, глядя на нее сверху вниз и не говоря ни слова.

– Что с тобой? – спросила наконец Ровена. – У тебя есть какие-то задние мысли?

– Хотел бы я, чтобы они были, – восхищенно ответил он. – В конце концов я совершенно не боялся просить тебя выйти за меня замуж в такой спешке. Многие девушки мечтают о такой необычной свадьбе и...

– О, месье, – весело сказала Ровена, прикладывая палец к его губам, – конечно, вы должны теперь знать, что я не такая, как другие девушки.

– Да, конечно, – с серьезным видом подтвердил Тарквин, так как Ровена, говоря это, ближе прижалась к нему и теперь бесстыдно терлась о него как кошка. Страсть вспыхнула в ее фиолетовых глазах, и Тарквин почувствовал, как в нем пробуждается горячее ответное желание. Его хрупкая маленькая девочка. Как хорошо он научил ее искусству любви, возможно, даже слишком хорошо!

– Иди сюда, – сказал он, нежно покусывая своими губами ее губы, – покажи мне, миссис Йорк, как сильно ты меня любишь.

Спальня была освещена единственной, свечой, и свежее постельное белье было застлано с величайшей тщательностью. Белые фрезии стояли на туалетном столике, наполняя комнату свежим ароматом, и Тарквин невольно улыбнулся, взглянув вокруг и обнаружив следы усердной заботливости Исмаила. Сняв фрак, он подошел к столу и налил вина в бокалы. Вглядевшись в этикетку, он начал смеяться.

– Для человека, которому его религия запрещает употреблять алкоголь, Исмаил обладает изысканным вкусом.

Говоря это, он обернулся и увидел Ровену, белеющую рядом в своем свадебном платье. Она уже сняла пелерину и вуаль, и теперь ее волосы рассыпались по плечам огненной гривой, а грудь под расшитым корсажем быстро вздымалась и опускалась.

Ее губы раскрылись, они в упор смотрели друг на друга, и в эту минуту она показалась Тарквину более соблазнительной и более прекрасной, чем когда-либо:

Без слов он отставил стаканы в сторону и заключил ее в свои объятия.

– Подумать только, я почти убедил себя, что мне лучше не пытаться сделать тебя своей женой, – прошептал он, сжимая ее лицо в своих руках и вглядываясь в ее глаза. – Каким я был дураком.

– Ты действительно рад, Квин?

– Ты никогда не должна сомневаться в этом, – быстро ответил он. – Ты мое сердце и моя жизнь. Поцелуй меня, Ровена. Покажи мне, что ты чувствуешь то же самое.

Их губы встретились нежно, словно впервые, затем все более настойчиво требуя друг друга. Юбки Ровены зашуршали, когда он поднял ее и осторожно положил на кровать. Не отрывая своего рта от ее, он лег рядом, прижавшись к ней так, что она могла ощущать силу его желания через ткань платья.

– Этим утром тетя Софи предостерегала меня, чтобы я была готова к худшему, – усмехнулась Ровена ему в шею.

Тарквин засмеялся в ответ, его руки были заняты крючками на ее платье.

– О, и что же именно она имела в виду? Глаза Ровены озорно заискрились.

– Она сказала, что ты, вероятно, очень сильный мужчина и я не должна бояться того, что ты будешь делать, когда мы окажемся вместе в постели.

– Бояться? – удивился Тарквин. Он снял с нее тяжелое платье и нижнее белье, пока она говорила, и теперь наклонил голову к ее обнаженной груди. – Ты боишься этого, Ровена? – его язык лизал и дразнил ее соски, сразу ставшие твердыми. – Или этого?

Его голова опустилась ниже, и рот целовал ее плоский живот, в то время как руки волшебным образом ласкали ее тело.

Голова Ровены откинулась на подушки.

– Нет, – выдохнула она, выгибая спину, тогда как его язык обнаружил возвышающийся плод ее женского естества. Пламя желания обожгло ее, и она громко застонала.

– Сладко, – прошептал Квин. – Как сладко... Приподнявшись на локтях, он впился в ее рот.

Пальцы Ровены расстегнули его брюки, затем пуговицы на его рубашке, раздевая его с той же самой поспешностью.

Для них не было необходимости говорить, спрашивать о том, что приятно другому и что нет.

Их знание друг друга было почти совершенным, и каждый умел пробудить наиболее чувственный отклик одним взглядом или прикосновением.

Квин хорошо обучил ее искусству любви, и, поскольку Ровена была, в свою очередь, глубоко любящей женщиной, она откликалась на каждую ласку с пылом, превосходившим его воображение.

Пронзенная его любовью, она извивалась в бессильных конвульсиях, сознавая в этот момент, что ничто не может сравниться с ее любовью к этому человеку. Их души, как и их тела, казалось, растворились, слились в одно целое и воспарили в нем, обнимая друг друга, сознавая в своих сердцах, что коснулись забвения.

– Любовь моя, боюсь, у меня плохие новости. Мы в конце концов не едем в Вену.

Ровена, встревожившаяся было при первых словах Тарквина, облегченно расслабилась. Сидя на маленьком пуфе в спальне, она отбросила расческу и протянула мужу руки.

– О, Квин, это чудесно! Мне гораздо больше хочется остаться в Париже.

Тарквин подошел к ней, улыбаясь ее отражению в зеркале напротив и собираясь поцеловать изгиб ее обнаженного плеча. Ему нравилось видеть ее в пеньюаре, хотя сам он был уже давно одет для завтрака с послом и его свитой.

Обычно Ровена не просыпалась так поздно, но свадьба и бурный прием утомили ее, и потом, когда они остались одни в их уютной и теплой комнате, Квин любил ее так пылко и так много, что звезды на небе уже склонились к горизонту, когда они наконец заснули.

– Ты, похоже, не слишком разочарована тем, что мы не едем, – заметил Тарквин.

– Почему я должна быть разочарована? – удивилась, улыбаясь, Ровена. – Должна признаться, что мысль о переключении твоего внимания на красивых австрийских дам внушала мне сильное беспокойство.

Губы Квина восхитительно-медленно поднимались к шее Ровены.

– Скажи, неужели ты думаешь, что теперь я буду смотреть куда-нибудь еще, кроме собственной постели?

– Я начинаю думать, что нет, – согласилась Ровена, так как теперь Квин наклонился над ней, развязывая пояс на ее пеньюаре. – Исмаил ждет нас с завтраком, – попыталась она воспротивиться, когда халат соскользнул на пол.

– Мы поженились только вчера, – заметил Квин, его дыхание согревало ее щеку. – Разумеется, Исмаил должен понимать, что новобрачные не собираются показываться весь день.

– Ты сам не веришь тому, что говоришь. Ты уже несколько часов как на ногах, даже ездил завтракать без меня!

– Ну, я просто хочу снова доказать тебе свою любовь, – сказал Квин со вздохом и, без предупреждения подхватив Ровену с пуфа, положил на кровать, прижав ее к себе так, что ее маленькие ягодицы оказались напротив его бедер.

Вздохнув, Ровена обняла его за шею, и глаза ее сияли как звезды, когда он опустил ее спиной на подушки.

– Неужели, майор, – прошептала она, – вы собираетесь любить меня после того, как прошло всего лишь несколько часов?

Тарквин, усмехнувшись, снял туфли.

– Вы просто должны знать, что вышли замуж за человека с ненасытным аппетитом, моя дорогая.

Наклонив голову, он поцеловал ее, его горячий язык впаивал свежесть ее рта.

Ровена снова вздохнула, ощущая знакомое движение страсти, поднимающееся из глубины ее существа..

Много позже, когда они пили кофе в тепле салона первого этажа, она вспомнила, о чем раньше сказал ей Квин. И в удивлении приподняла брови.

– Почему же мы не едем в Вену? Артур Уэлсли изменил свое мнение о необходимости поста иностранного секретаря?

– Нет, он уезжает туда сегодня, как собирался. Я получил новое назначение.

. Ровена отставила свою чашку в сторону.

– Но не в армию? – протестующим тоном спросила она, затаив дыхание.

– Э... ну, почти...

– О, Квин, нет! Я не позволю этого! Он попытался улыбнуться.

– Не беспокойся так, любовь моя. Я уверяю тебя, что не собираюсь возвращаться в действующую армию.

Он кивнул Исмаилу, собиравшемуся выйти из комнаты.

– Останься, брат. Это будет интересно и для тебя.

Две пары глаз сразу уставились на него, и Тарквину не удалось спрятаться за улыбку.

– Я буду бригадиром девятого кирасирского, – сказал он им. – Веллингтон сообщил мне эту новость сегодня утром.

Наступила тревожная тишина.

– Но ведь это французский полк! – запротестовала Ровена.

– Я знаю. Но Людовик недавно просил конгресс разрешить назначать офицеров союзных войск в его полковые подразделения и...

– И ты будешь одним из них? – холодно спросила Ровена, в то время как Исмаил неодобрительно замычал.

Тарквин хмуро ответил:

– Да, я. В этом есть что-нибудь дурное?

– Конечно, еще бы! Почему Людовик решился на это? Он что, больше не доверяет собственной армии?

– Мэм-саиб мудрая, – пробормотал Исмаил.

– Вы оба видите в этом нечто большее, чем есть на самом деле, – раздраженно сказал Тарквин.

Ровена смотрела на него с озабоченным видом.

– Мы? Когда каждый в Париже согласится с тем, что угроза бонапартистского переворота во французской армии совершенно реальная возможность?

– Девятый кирасирский полк никогда не был частью наполеоновской императорской гвардии, – терпеливо напомнил Квин. – Действительно, все его регулярные части оставались стойкими роялистами, особенно кирасиры, – выражение его лица смягчилось, и он потянулся через стол, чтобы взять руку Ровены. – Уверяю тебя, что это только символическое назначение, масштаб совместных действий будет определяться правительствами стран-союзниц. Никто из нас не будет принимать участия в активных действиях, никому не будет приказано покинуть Париж для маневров. Возможно, я буду проводить время в штабе, просто перекладывая бумаги, как и мои французские коллеги. Ну, теперь это по-прежнему выглядит очень опасным?

– Надеюсь, нет, – ответила, продолжая сомневаться, Ровена.

– Конечно, нет.

Тарквин допил остатки кофе и откинулся на спинку стула:

– Теперь расскажи мне, что ты собираешься делать утром?

– Я собиралась поехать в магазин за муфтами и перчатками с Евгенией Бурбулон, но теперь, когда мы не едем в Вену, я не уверена, что они мне нужны.

– Я должен встретиться с генералом Монтферраном через полчаса, – сказал ей Квин. – Почему бы тебе не назначить встречу где-нибудь еще и затем присоединиться ко мне во время ленча?

Ровена оживилась, начиная видеть хорошие стороны в новом назначении Квина. Вена со всем ее великолепием в действительности никогда не привлекала ее. Она с большим удовольствием предпочитала остаться здесь, в Париже, вблизи Шартро и своей семьи, чем ехать в Австрию. И если описанная Квином деятельность по перекладыванию бумажек соответствовала истине, то на этом новом посту он сможет уделять ей больше времени, чем если бы находился в изменчивом окружении императорского Шёнбрунского дворца.

– Подъехала карета, – сказал Исмаил, глядя в окно.

– Это Евгения, – Ровена встала, зашуршав юбками.

– До встречи, моя любовь, – прошептал Квин, вставая из-за стола, чтобы поцеловать ей руку. – Мы сможем встретиться в два часа у Тортони?

Выпрямившись, он сжал ее пальцы, как будто хотел задержать поцелуй внутри, и, перед тем как выпорхнуть из комнаты, Ровена мило улыбнулась ему.

Когда она вышла, Квин опустился на стул и прижал ладони к глазам.

– Кофе, Исмаил.

Большой патан не двинулся с места. Вместо того чтобы выполнить приказ, он, скрестив руки на груди, хмуро уставился на Квина.

– Почему ты лгал мэм-саиб? – требовательно спросил он.

Тарквин вздохнул.

– Потому, что известие о том, что Наполеон бежал с Эльбы, достигло Парижа прошлой ночью.

Наступила тишина.

– Ты в этом уверен? – спросил, все еще не веря, Исмаил, переходя на пушту.

– Веллингтон получил это известие от короля сегодня утром на рассвете. Кажется, Наполеон бежал с острова на прошлой неделе в маленькой шлюпке.

Исмаил нахмурился.

– Я думал, что его хорошо стерегут британцы и правительственные войска.

Тарквин громко рассмеялся.