– Под командованием Грэйса. Мы должны быть готовы двинуться из Нивеля. Они дали мне самую большую лошадь, которую ты когда-либо видел. О Аллах, такую большую, что на ней можно прорвать цепь французских улан!

Они вместе посмеялись и обменялись длительными, выразительными взглядами.

– Надеюсь, мы встретимся, – медленно произнес Тарквин. – Когда бы это ни случилось.

– Если Аллаху этого захочется, – ответил Исмаил.

– Держи свой путь под счастливой звездой, брат.

– И ты, брат.

Дальше они перешли на пушту. Томас переводил глаза с одного на другого, пока Исмаил не поклонился – даже не отдал честь, наглый, невежественный черный!

Даже впоследствии Тарквин так и не мог решить, царило ли на балу герцогини Ричмонд действительно искреннее веселье или же это было демонстрацией британской храбрости – этой замечательной особенности проявлять полное безразличие даже в самых критических обстоятельствах. Войска находились на марше, наполеоновская армия подбиралась к их шее, но это казалось совершенно неважным в шуме праздника, разговоров, смеха и танцев под сверкающим светом люстр. Колонны бального зала были украшены цветами и лентами, а стены задрапированы в королевские цвета – малиновое, золотое и черное. Присутствовал его королевское высочество принц Оранский. Красочная военная форма легких драгун, королевской артиллерии и других частей армии соперничала с разноцветными нарядами дам!. Наклоняясь к руке герцогини Ричмонд в приветственном поклоне, Тарквин, улыбаясь ей, сказал:

– Вероятно, вы и не мечтали о том, чтобы бал состоялся в такой благоприятный вечер.

– Да, действительно, – согласилась герцогиня. – Он, безусловно, добавит немного пряности к общим усилиям, предпринимаемым накануне битвы, не так ли? – подойдя ближе, она понизила голос. – Лейтенант Генри Вебетер прибыл несколько минут назад с депешей из Катр Бра для принца Оранского. Герцог Веллингтон в настоящее время беседует с ним в соседнем салона Он просил, чтобы вы присоединились к ним, как только придете.

Нахмурившись, Тарквин раскланялся с ней и направился через толпу разодетых гостей, заполнивших бальный зал. Однако выбраться отсюда оказалось делом не простым. Он все время вынужден был останавливаться, раскланиваясь со знакомыми, обмениваться любезностями и отвечать на бесконечные вопросы. Казалось, все хотели узнать его мнение о положении дел. И как бы он ни торопился, он не мог позволить себе выглядеть невежливым. Уже возле ведущей в салон двери Тарквин столкнулся с толстяком в плохо застегнутом жилете.

– Извините, – пробормотал он, наклоняя голову в приветственном жесте, чтобы избежать обиды. – Я не знал, что вы на континенте.

– О, я и миссис Криви решили провести остаток лета в Брюсселе. Сначала она это не хотела – ну, вы знаете, Бони наступает, но я убедил ее.

– Боже правый! – тихо сказал Тарквин, прерывая старика.

Его собеседник тоже повернул голову и увидел, что майор пристально разглядывает стоящую в дальнем углу бального зала тоненькую девушку в белом платье, окруженную толпой военных. Мистер Криви услышал ее смех и обратил внимание на удивительный огненно-рыжий цвет ее волос.

– Вы кого-то узнали, Йорк? – с интересом спросил он, но Тарквин уже не слышал его. Не сводя глаз с Ровены, он пробирался через толпу к собравшемуся вокруг нее кружку. Кто-то окликнул его. Это был сэр Томас Пиктон, командующий авангардом, эксцентричный ветеран, которого Тарквин хорошо запомнил со времени пиренейской кампании.

– Йорк, вы здесь! Вы знаете, что ваша очаровательная жена сообщила нам, что она приехала в Брюссель час назад. Скажите нам правду, вы действительно не ожидали ее приезда?

Ровена, которая стояла спиной к беседующим, почувствовала, что сердце ее упало при этих словах. Она медленно повернула голову и увидела Квина.

– Джентльмены, – приветливо сказал он, – я должен покинуть вас и предоставлять вам самим решать эту загадку.

Пробравшись между тесно стоявшими людьми, он взял Ровену за руку. Окружающие неохотно расступились, чтобы дать им пройти. Раскланиваясь, он повел ее за собой.

Теперь ее сердце билось так быстро, что она боялась потерять сознание. Ее рука, затянутая в перчатку, легко лежала на его локте, и она чувствовала сквозь мундир его крепкие мускулы. Он был рассержен? Ему было приятно? Она не осмеливалась взглянуть ему в лицо, чтобы понять это.

Они ни о чем не говорили и медленно шли через бальный зал. Казалось, всем хотелось побеседовать с Квином, поздороваться с Ровеной, задать какие-то вопросы. Квин сдержанно раскланивался с ними, в то время как Ровена часто останавливалась, благодарила за приветствия и принимала комплименты с улыбкой, которая делала ее очаровательной.

Наконец они достигли конца бального зала. Не говоря ни слова, Тарквин провел ее через ярко освещенный коридор, облицованный полированным мрамором, мимо позолоченных дверей в красный с золотом салон, стены которого были богато украшены орнаментом. Здесь Квин выпустил ее руку и остановился, повернувшись к ней.

Ровена стояла перед ним, тонкая и стройная. Ее волосы волной падали на шаль. Она не знала, что прочтет на его лице, когда он повернется к ней.

– Ровена...

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом, с трудом сохраняя в лице спокойствие и независимость. О Господи, как трудно было чувствовать его так близко. Боже, она любила его, как она любила его!..

Он смотрел на нее, немного нахмурясь, еще не зная, что собирается сказать, но, когда их глаза встретились, все перестало иметь значение.

– Ровена, – голос Квина дрогнул, он протянул к ней руки, и Ровена, вскрикнув, бросилась к нему.

– Возьми меня, – прошептала она. – Возьми меня: пожалуйста...

Но слова были не нужны, потому что он и так собирался сделать это. Удивительно, неужели он мог забыть, как прекрасно было держать ее в своих объятиях, ощущать ее голову на своем плече, вдыхать запах ее мягких душистых волос, касающихся, его подбородка. Он потерся щекой о них и ощутил пробуждающееся желание, которое неудержимо росло в течение всех этих нескольких месяцев, пока они были врозь. Он хотел ее: хотел со всей силой страсти. Но, Господи, им надо бьло сначала так много сказать друг другу, спросить и объяснить, забыть и простить.

– Поцелуй меня, Квин, – прошептала, Ровена. Ее теплое дыхание коснулось его губ. Нежность а длительность поцелуя потрясла их обоих.

– О, моя любовь, – прошептал Тарквин. – Я думал о тебе все это время: что мы были в разлуке, эти недели и месяцы.

Она нежно приложила палец к его губам.

– Теперь это не имеет: значения, Квин Мы теперь, навсегда вместе, не так ли?

Что-то вспыхнуло в его глазах и Ровена тихо сказала – Я уже знаю, Квин. Генерал Пиктон сказал мне: что французы в Шарлеруа, – она слегка задрожала и подняла лицо – Когда уходит ваш полк?

– Веллингтон собирается ввести резервы на рассвете. Но я еще не уверен, возьмет ли он мой полк с собой или...

– Извините меня, сэр, – молодой офицер стоял в дверях, делая вид, что не замечает, что его командир держит в своих объятиях женщину. Но краска залила его щеки и брови поползли вверх.

Тарквин на мгновение закрыл глаза и приблизил свое лицо к волосам Ровены, вдыхая их аромат.

– В чем: дело, Лиль? – устало спросил он.

– Только что из Шарлеруа получено донесение: для герцога. Герцог просит немедленно собраться в кабинете герцогини Ричмонд.

Тарквин почувствовал, как напряглась Ровена. Но она спокойно встретила его пристальный взгляд.

– Иди, Квин, – нежно сказала она. – Я подожду тебя здесь.

– Я не задержусь надолго, – прошептал он. – Обещаю.

Когда он вышел из комнаты, Ровена оперлась о стену. Дрожащими руками она поправила свое платье и опустилась на ближайший стул. Мысли беспорядочно проносились у нее в голове. Из сплетен, услышанных в бальном зале, она уже поняла, что Наполеон неожиданно появился в Бельгии и что он неожиданно атаковал и разбил прусскую армию под Шарлеруа. Она также знала, что одновременно произошла еще одна схватка при Монсе и что Веллингтон весь вечер ожидал известий о том, кто на самом деле был атакован и не было ли это ложным маневром, чтобы знать, в каком направлении двинуть армию против французов.

Очевидно, в донесениях из Шарлеруа точно описывалось расположение французских сил, и герцог Веллингтон мог наконец понять, в каком направлении ему двигаться. Хотя как мог он рассчитывать разбить их? Генерал Пиктон говорил Ровене, что союзная армия была совершенно не готова к появлению Наполеона. В их распоряжении находилась только одна датская бригада, собравшаяся в Брюсселе, и три взвода самого Веллингтона на подходе. Кроме того, в течение суток ожидали появления кавалерии под командованием генерала Уильяма Понсби.

Размышляя об этом, Ровена опустила голову.

– Любовь моя.

Это был Квин, и Ровена украдкой потерла глаза, перед тем как подняться и протянуть ему руки. Он подошел, не говоря ни слова. Она все поняла по тому, как он ее обнял.

Закрыв глаза, Ровена уткнулась лицом в его мундир, чтобы он не видел ее плачущей.

– Мой ординарец ждет снаружи, – хрипло сказал Квин. – Войска уходят сейчас же. Прости, моя любовь. Я надеялся, что у нас будет по крайней мере одна ночь. Я собираюсь скоро вернуться, – это был отчаянный шепот. – Благодарю тебя за то, что ты все-таки приехала.

Слезы душили Ровену, но она изо всех сил старалась удержать их.

– Куда они посылают тебя?

– К югу от Брюсселя, в местечко под названием Катр Бра, где пересекаются четыре дороги. Маршал Ней в настоящее время подтягивает туда свои батальоны, и мы надеемся к утру окружить его двумя нашими бригадами.

– Только двумя?

– Две лучше, чем совсем ничего. Иначе будут считать, что мы оказались совершенно не подготовленными.

– А что Наполеон? Он тоже будет там?

– Нет. Веллингтон только что получил сведения, что Наполеон будет командовать центром армии с маршалом Груши на правом фланге. Они сосредоточивают свои силы для наступления на войска под командой Блюхера при Линьи.

Тарквин говорил легко, стараясь ни словами, ни интонацией не обнаружить перед ней, в какой страшной опасности оказались союзные войска. Победа британцев казалась просто невозможной. Две бригады не могли отбросить назад отборные войска маршала Нея. А войска Блюхера были основательно обескровлены нападением Наполеона под Шарлеруа.

– Ровена, – голос Тарквина стал хриплым, у них оставалось очень мало времени, – о моем решении вернуться в армию...

Она потянулась к нему.

– Не надо, Квин. То, что ты сделал, Совершенно правильно, и я только еще больше люблю тебя за это. Это я вела себя глупо и недостойно.

– Вовсе нет, – пробормотал Квин. – Только любя, я думаю, мы можем прощать любую боль, которую причинили друг другу.

На мгновение он прижался к ней и затем мягко отстранил от себя. Только тогда он увидел слезы, текущие по ее щекам. Но, когда он собрался заговорить, Ровена остановила его, приложив палец к его губам. Ее глаза смотрели твердо, и что бы он ни сказал ей, теперь это не имело значения.

На пороге снова появился юный офицер в красном мундире. Он ничего не сказал, но Квин, стоя спиной к нему, подал ему знак удалиться. Молодой человек исчез, и в следующее мгновение ладонь Квина сжала мокрую щеку Ровены. Она положила свою руку на его, пальцы их переплелись. До конца своей жизни она будет помнить взгляд его глаз перед тем, как он ушел: его желание, его любовь и страсть, которые были в них. Его шаги прозвучали по коридору, снаружи раздались голоса, и он исчез.

Эта минута показалась ей бесконечной. Затем она медленно пошла прочь.

– О, мадам! Неужели он в самом деле мог все это устроить для нас так удобно? Как подумаешь о том, сколько у него других хлопот! И сколько на это затрачено времени! Как мило со стороны мадам Гамильтон – леди Гамильтон – согласиться принять нас! – восклицала горничная из Шартро Мари Возье.

– Бедное существо, – думала Ровена, отвернувшись и глядя в окно. – Она думает, что ее щебет и болтовня успокаивают меня. Почему я не взяла вместо нее Терезу! По крайней мере та догадалась бы придержать язык.

Они стояли перед окном спальни в доме шестнадцатого века, принадлежащего капитану Гамильтону, адъютанту генерала Варна. По просьбе Тарквина Ровена приехала сюда после бала у герцогини Ричмонд со слугой Томасом, Мари, лакеем из Шартро Роджером Ле Клерком. Капитан Гамильтон был рад устроить их у себя, в том числе и потому, что его жене в обществе Ровены легче было перенести ожидавшие всех их трудности.

Леди Гамильтон была намного старше Ровены Она имела доброе, отзывчивое сердце. Ровене предоставили маленькую, но уютную спальню на третьем этаже окнами на брюссельский парк и великолепный сад королевского дворца. Здесь Ровена могла остаться одна, если хотела. Соседнюю комнату отвели для Мари.