Увидев шлюпку, она повернулась, явно намереваясь уплыть.

Но не успела: матрос на носу, повинуясь приказу герцога, схватил ее за руку.

— Отпустите… меня! Отпустите!.. Я… хочу… умереть!

Она ожесточенно боролась и, застав матроса врасплох, сумела вырваться из его рук.

Но эти усилия, видимо, окончательно лишили ее сил. Она погрузилась под воду, и на мгновение герцог подумал, что ее уже не спасти.

Но девушка снова всплыла на поверхность, и на этот раз ближе всех к ней оказался герцог. Он проворно нагнулся и подхватил ее под мышки.

Она забормотала что-то бессвязное и начала было сопротивляться, но внезапно обвисла в его руках, и герцог от неожиданности едва успел ее удержать.

В воде она казалась легкой, но втащить ее в шлюпку герцогу удалось только с помощью еще одного матроса.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что «белое платье» на самом деле не платье, а всего лишь ночная сорочка. Она плотно облепила тело девушки, и герцог не мог не отметить, что фигура у нее очень красивая и что она, видимо, старше, чем выглядит.

Шлюпка вернулась к яхте, и герцог без особого труда поднял утопленницу по трапу на палубу.

Весь экипаж, включая капитана и Дэлтона, столпился у поручней. Не тратя времени на разговоры, герцог спустился вниз, кивком позвав за собой Дэлтона.

Он принес ее в одну из пустых кают. Девушка по-прежнему была без сознания, и герцог даже стал опасаться, что она умирает.

Дэлтон торопливо положил на пол несколько больших турецких полотенец, и герцог опустил на них безвольное тело. С девушки ручьями текла вода, и герцог весь вымок.

— Позвольте мне, ваша светлость, — сказал Дэлтон.

— Принеси бренди, — приказал герцог. — И еще полотенца!

— Одну минуту, ваша светлость.

Теперь, при свете ламп, герцог смог лучше рассмотреть спасенную им девушку.

На ней действительно оказалась только ночная сорочка — причем весьма дорогая и сшитая очень искусно. На пальце у девушки он заметил обручальное кольцо и подумал, не выбросил ли ее за борт муж, который хотел таким образом избавиться от жены. Но тут он вспомнил ее слова о желании умереть и утвердился в мысли, что выловил из воды самоубийцу.

Но откуда она взялась? Ему с трудом верилось, что она сумела уплыть так далеко от берега. Среди знакомых герцогу женщин лишь немногие умели вообще хоть как-то держаться на воде.

«Настоящая загадка», — вздохнул про себя герцог. Еще он заметил, что она была не только юной, но и очень хорошенькой, несмотря на то, что сейчас ее портили мокрые волосы, налипшие на щеки и лоб.

Сбросив вымокший смокинг — тесный и не слишком подходящий для такого рода занятий, — герцог решил, что первым делом нужно снять с девушки мокрую насквозь ночную сорочку.

Расстегнув жемчужные пуговицы, герцог, благопристойно прикрыв девушку ниже талии полотенцем, потянул ночную сорочку вверх.

Теперь у него не осталось никаких сомнений в том, что спасенная им девушка действительно великолепно сложена. Поистине ее можно было бы назвать Афродитой, рожденной из пены морской.

«Я слишком поэтичен», — едва ли не со злостью сказал себе герцог.

Всего час назад он ненавидел всех женщин и сейчас корил себя за ту невольную заинтересованность, которую вызвало у него это юное создание, столь неожиданно ворвавшееся в его жизнь.

Приподняв Салене голову и плечи, чтобы окончательно снять сорочку, князь заметил, что кокетка сорочки порвана.

А потом он увидел такое, что с трудом поверил своим глазам.

Плетка князя исполосовала Салене спину крест-накрест, и некоторые рубцы еще кровоточили.

Теперь князю стало ясно, что заставило ее прыгнуть за борт и искать смерти.

Услышав, что возвращается Дэлтон, герцог сдернул сорочку, и торопливо накрыл Салену еще одним полотенцем.

— Вот бренди, ваша светлость, — сказал Дэлтон, ставя на столик бокал, — и два полотенца. Я сейчас принесу еще.

— Неси.

Когда Дэлтон ушел, герцог заботливо вытер Салене волосы и заметил, что они вовсе не были распущены, как он сначала подумал. В них еще оставались шпильки, и прическа, несомненно, была сделана рукой умелого парикмахера. Даже морская вода не разрушила ее окончательно.

«Еще одна тайна», — подумал герцог. Волосы у девушки оказались очень светлыми, и ему вдруг стало интересно, какого цвета у нее глаза.

«Наверное, голубые», — сказал он сам себе.

Девушка все еще была без сознания, когда вернулся Дэлтон с целой охапкой полотенец. Герцог сказал ему:

— Расстели полотенца на кровати и принеси бутылки с горячей водой. Она очень замерзла.

Камердинер расстелил большое полотенце на простыни и маленькое — на подушке.

— Укройте ее пока чем-нибудь, ваша светлость, а я мигом.

С этими словами Дэлтон выбежал из каюты. Герцог подождал, пока он удалится, и только тогда поднял Салену на руки.

Почему-то ему не хотелось, чтобы кто-то, кроме него, видел ее обнаженной. Перекладывая девушку на кровать, он еще раз поразился ее легкости.

«Как кто-то посмел избить такое хрупкое создание?» — подумал герцог.

И тут же спросил себя: а что, если муж уличил ее в измене?

Но даже если и так — все равно столь грубое и жестокое наказание мог придумать только мерзавец.

Уложив Салену на кровать, герцог укрыл ее полотенцем, а сверху еще простыней и одеялом.

Бледность ее щек могла сравниться с белизной простыни, и герцог подумал, что, может быть, лучше не тревожить девушку, но потом он испугался, что, если не привести ее в чувство сейчас, она может впасть в коматозное состояние.

Приподняв ей голову, он поднес к ее губам бокал с бренди и настойчиво произнес:

— Очнитесь! Очнитесь и выпейте это!

Почему-то ему казалось, что она вот-вот придет в себя, только ей надо немного помочь.

Его предположения оказались верны: веки ее слегка дрогнули, и, почувствовав у своих губ бокал, она сделала слабую попытку отвернуться.

— Пейте! — повелительно сказал герцог.

Салена была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она сделала несколько глотков и, переведя дыхание, попыталась поднять руку, чтобы отстранить бокал.

— Лежите и пейте! — приказал герцог.

— Н-нет!

Голос ее был очень слаб. «Удивительно, — подумал герцог, — как она вообще нашла в себе силы выговорить это слово».

Он настойчиво держал бокал возле ее губ. Превозмогая себя, она сделала еще несколько глотков, и наконец ее глаза открылись.

Она с ужасом посмотрела на герцога и вся напряглась, почувствовав его руку у себя под головой.

— Все хорошо, — сказал он успокаивающе. — Вы в безопасности.

— Н-нет! — вновь с трудом прошептала она. — Нет… нет! Позвольте мне… умереть!

— Слишком поздно, — ответил герцог и осторожно опустил ее голову назад на подушку.

Она пристально смотрела на него, и в ее глазах по-прежнему стоял ужас, но герцог не мог сказать наверняка, видит ли она его или перед ее внутренним взором стоит то, что напугало ее до такой степени, что она бросилась в море.

— Вы в безопасности, — повторил он. — И может быть, скажете мне, откуда вы взялись и куда вас отвезти?

Она молчала. Герцог подумал, что она его просто не услышала, и спросил по-другому:

— Наверное, для начала вам лучше сказать, кто вы? Как вас зовут?

— Са… ле… на, — медленно, по слогам произнесла она.

— А дальше?

Она вскрикнула, но так тихо и слабо, что этот звук был больше похож на писк новорожденного котенка, и закрыла глаза, словно хотела вновь потерять сознание. Герцог увидел, что она дрожит.

Герцог никогда еще не видел человека в таком состоянии и не знал, как себя с ней вести.

И он терялся в догадках, что могло испугать ее до такой степени. Конечно, побои — это ужасно, но герцог понимал, что одних побоев недостаточно, чтобы довести — пусть даже очень хрупкую и юную — девушку до такого состояния.

Он молчал, размышляя. Салена, словно желая посмотреть, не ушел ли он, приоткрыла глаза.

Увидев, что он никуда не делся, она вновь вся напряглась и вжалась в кровать, как будто хотела исчезнуть.

— Вас никто не обидит, — тихо сказал герцог. — И здесь нет ничего, что могло бы вас напугать.

Он не был уверен, что она его поняла. На ее лице было только выражение ужаса, и зрачки так расширились, что казались черными.

Появился Дэлтон с двумя бутылками горячей воды.

— Я положу бутылку в ногах молодой дамы, ваша светлость, — сказал он, протягивая другую бутылку герцогу.

Очень осторожно герцог, приподняв простыню и одеяло, положил бутылку рядом с Саленой.

— Так вам будет теплее, — сказал он. — Вы, наверное, замерзли в воде.

Она вздрогнула так, словно герцог положил рядом с нею змею.

«Что бы с ней ни случилось, — подумал герцог, — это было что-то ужасное».

Он внимательно посмотрел на Салену, отметив ее детское, похожее на цветок лицо, ее огромные, широко расставленные глаза и идеальные очертания дрожащих губ.

«Тот, кто посмел избить ее, — свинья! — с негодованием подумал герцог. — С удовольствием дал бы ему попробовать его же лекарства!»

Дэлтон поднял с пола мокрые полотенца и пропитанную водой ночную сорочку.

Уже выходя из каюты, он остановился и сказал:

— Не разрешит ли ваша светлость принести юной леди одну из ночных сорочек ее светлости? Она будет немного велика, но, я уверен, в ней юной леди будет значительно удобнее.

— Хорошая мысль, Дэлтон, — ответил герцог. — Но пока не стоит ее тревожить. А сорочку ты все-таки принеси — и еще платье и тапочки.

Герцог подумал, что есть какая-то злая ирония в том, что он без зазрения совести использует вещи Имоджин: ведь почти все они были куплены на его деньги.

Салена лежала, полузакрыв глаза, но герцог не сомневался, что она наблюдает за ним.

Так следят за свирепым животным и боятся отвести взгляд, чтобы оно не застало врасплох.

Герцог отошел в дальний угол каюты, чтобы хоть немного ее успокоить, и оттуда сказал как можно дружелюбнее:

— И все же мне нужно знать, что вы намерены делать. Капитан положил яхту в дрейф, чтобы подобрать вас, и теперь ждет от меня приказа, куда направить корабль.

Он говорил медленно, как с ребенком, и чувствовал, что на сей раз она прекрасно понимает его слова. Не дождавшись ответа, он снова спросил:

— Вы желаете вернуться в Монте-Карло?

— Нет! Нет!

Без сомнения, в ее голосе прозвучал неподдельный ужас.

— Тогда куда же?

— Прочь…..

Это было сказано так тихо, что герцог едва расслышал.

— Очень хорошо, — сказал герцог. — Но мы и так плывем прочь от Монте-Карло, и, поскольку у вас нет других предложений, я возьму вас с собой в Танжер, там у меня вилла. Плавание займет несколько дней, и за это время вы, может быть, немного расскажете о себе.

Салена не ответила, и герцог направился к двери.

— Попытайтесь заснуть, — сказал он, уже выходя. — Утро вечера мудренее.

Она по-прежнему не отвечала. Герцог погасил все лампы, кроме ночника у изголовья кровати, и вышел, но тут ему пришла в голову тревожная мысль.

Эта девушка так стремилась покончить с собой — не исключено, что она повторит попытку, когда у нее будет достаточно сил, чтобы встать.

А сейчас она так слаба, что быстро утонет.

Герцог шагнул назад и осторожно закрыл дверь на защелку.

Защелка была с секретом — такими были снабжены все помещения на «Афродите». Тот, кто секрета не знал, не смог бы открыть ни одну дверь.

Герцогу было известно по опыту, что, когда судно стоит в бухте, проникнуть на него, несмотря на охрану, не представляет особого труда, и эти защелки служили мерой предосторожности против воров.

Этот механизм герцог придумал сам, и на яхте, кроме них, было немало других приспособлений, которые делались по специальным заказам.

Герцог с большим удовольствием принимал участие в постройке «Афродиты» и был польщен, когда его друзья, впервые увидев ее в Марселе, дали судну высокую оценку.

Переодеваясь у себя в каюте, герцог подумал, что его неожиданное исчезновение причинит неудобства приглашенным им людям, и решил с утра первым делом послать в Монте-Карло телеграмму и в ней предложить всем оставаться его гостями в отеле «Париж».

Эти люди достаточно искушены, думал он, им не понадобится много времени, чтобы сообразить, почему он уехал, — и уехал один, без Имоджин.

— Ну и пусть сплетничают! — в ярости воскликнул герцог, и неожиданно в голову ему пришло, что, если бы они узнали о случившемся на борту «Афродиты», это был бы куда более лакомый кусочек для сплетен.