Людмила Толмачева

Бегущая против волны

Часть I

— Мама! Ну, мам! Слышишь?

Алена стояла возле дивана и нетерпеливо постукивала носком босоножки о его металлическую ножку. Ирина открыла глаза, спросила сонным голосом:

— Что случилось, Аленка? Я так сладко задремала. Уж могла бы и пожалеть маму, не стучать так громко, будто по мозгам колотушкой.

— Мама, я больше так не могу! — сокрушенно произнесла девочка и села рядом с матерью, уронив руки на колени.

— В чем дело, доча?

Ирина положила на недочитанную страницу закладку и захлопнула книжку.

— Юлька меня всю обсмеяла за мой прикид. Говорит, что я сбежала из прошлого века.

— Аленушка, но ведь мы много раз говорили на эту тему…

— Ага! Опять ты начнешь про внутренний мир! Мне на улицу не в чем выйти, а ты со своим миром достаешь!

— Алена! — как можно строже произнесла Ирина. — Мы же договорились, что словечки типа «прикид» и «достаешь» ты постараешься не употреблять.

— А тебе, значит, можно?

— Что «можно»?

— Всякие там «клеиться», «базарить».

— Ой, а когда я такое говорила, что-то не помню?

— Вчера по телефону.

— А-а, так это я со своей однокурсницей. Мы просто молодость вспоминали, вот и…

— Понятно. Значит, эти слова из твоей молодости, хотя и сегодня так тоже говорят.

— Ну ладно, сейчас не об этом. Ты, кажется, про Юлю что-то говорила?

— Ей из Англии привезли такое клевое платье. В стиле беби-долл.

— А что это такое?

— Вот тут вырез, — Алена стала показывать на себе, — вот здесь такие воланчики, а внизу пышный подол. А там еще оборки или кружева видны.

— Где?

— Из-под юбки.

— В виде чехла?

— Какого еще «чехла»? Ну совсем не рубишь! Как будто нижнее белье видно, поняла?

— Ну-у, это, по-моему, не совсем прилично.

— Ой, мама, это полный отстой так рассуждать.

— Погоди, но беби-долл, это ведь что-то вроде детской куклы?

— Ну!

— Да вы еще сами дети, зачем вам имитировать детство?

— Я так и знала, что с тобой бесполезно разговаривать! — надулась Алена. — Ну и читай свои книжки, а я к бабушке в этих отстойных шортах не поеду! Вот!

— Ну, Аленушка, — как можно ласковее заговорила Ирина, — зачем столько переживаний из-за каких-то тряпок? Поедем завтра в Порошино, на свежий воздух, на природу. Там замечательное озеро, песчаный пляж. У бабушки уже поспели ягоды…

— Не надо мне никаких ягод! — выкрикнула Алена и со слезами убежала в свою комнату.

Ирина вздохнула и пошла к дочери. Но ее остановил телефонный звонок. Звонил муж Анатолий:

— Ира! Быстро решай, куда едем в отпуск: в Турцию или Болгарию. Предлагают горящие путевки.

— А тебе дают отпуск? Летом?

— Да, Челпанов идет в сентябре, вот и фартонуло где не ждали. Ладно, некогда разговаривать. Ты давай решай быстрее и перезвонишь мне. В течение часа, поняла?

— Погоди, а Аленка?

— А что Аленка? С твоими родителями перекантуется. Не с собой же ее брать!

— А почему бы и нет?

— С ребенком разве отдохнешь нормально? В кои-то веки вырвемся на свободу…

— Да какой она ребенок? Девочке скоро четырнадцать!

— Вот именно! Четырнадцать лет — в Турции уже невеста. Глаз да глаз нужен. Не расслабишься. Сиди и смотри, как бы чего не вышло. Нет уж! Меня такой отдых не устраивает!

— Ну, хорошо. Поедем вдвоем. Вообще-то, мы с тобой давно нигде не были. Можно и побаловать себя…

— А я о чем толкую? Хватит уж в Порошино да Порошино! Один огород да рыбалка — вот и все развлечения. Короче, я беру в Турцию. Мне тут мужики посоветовали уже. Едем на Средиземное море, и точка!

Он отключился, а Ирина еще долго не могла сообразить, что в ее руке зуммерит короткими гудками трубка. Это известие не просто взбудоражило ее, а почти привело в шоковое состояние. Она была из тех людей, кто с трудом переносит перемены. Известие пришло внезапно, как гром среди ясного неба. Что теперь делать? Ведь надо в первую очередь сообщить матери, которая ждала их с Аленкой со дня на день. Ирина уже второй день была в отпуске, который неизменно брала в конце июня. Каждый год в это время они с дочкой уезжали к родителям Ирины, в Порошино, и жили там весь месяц. А Анатолий наезжал к ним по выходным. Дорога занимала всего два часа на машине, поэтому уже вечером в пятницу он был с ними, а рано утром в понедельник отправлялся обратно в город.

Ирина отключила все же трубку и пошла к дочери.

Алена лежала на кровати и слушала в наушниках плеер.

— Аленушка! — позвала Ирина, усаживаясь напротив нее в кресло.

Дочь сделала вид, что ничего не слышит и не видит.

— Алена! — рассердилась Ирина и сняла с дочери наушники. — Давай поговорим. Мы с папой уезжаем в Турцию…

— А я? — быстро спросила девочка, вскочив с кровати.

— А тебя отвезем к бабушке.

— Я так и знала! — крикнула Алена и зарыдала.

Ирина обняла дочь, а та поначалу пыталась оттолкнуть ее, но потом уткнулась в материнское плечо и заплакала так горько, что Ирина испугалась.

— Доченька, перестань. Ну что ты как маленькая? Мы ведь не насовсем уезжаем. Скоро вернемся и опять будем вместе.

— Я тоже хочу в Турцию-у, — рыдала Алена не переставая.

— Папа говорит, что путевка только на двоих, — придумывала на ходу Ирина, — на детей не рассчитана.

— Ага! А почему Юльку в прошлом году в Анталию брали, а меня вечно в это Порошино возите? Никуда я больше не поеду! Сами езжайте в свое Порошино!

— А мы тебе что-нибудь привезем оттуда. Хочешь? — решила использовать новый аргумент Ирина.

— Ничего я не хочу! — сопротивлялась Алена, но плакать перестала.

— А вдруг я увижу там беби-долл?

— Платье?

— Ага. Или юбку. Покупать?

— Мой размер?

— Ну да.

— Мне еще топик надо к новым джинсам…

— И топик куплю. Даже два: розовый и бирюзовый. А?

— И еще лимонный, с черным рисунком.

— Хорошо.

— И тогда еще шлепки под цвет топиков.

— Ладно. А знаешь что? Мы с тобой по мобильному будем обговаривать покупки. Я тебе буду отправлять снимки этих вещей, прямо из магазина, а ты мне будешь отвечать, подходят они тебе или нет. Хорошо?

— Угу. Только…

— Ну что?

— Тогда будет неинтересно.

— Ты имеешь в виду, что не получится сюрприза?

— Да.

— А для сюрприза я тебе куплю такое, о чем ты и не мечтаешь.

— А что?

— Ну вот! Что это будет за сюрприз, если я заранее тебе скажу. Нет уж! Сюрприз он и есть сюрприз. Увидишь, когда мы с чемоданами войдем в квартиру. Поняла?

— Угу.

Алена обняла мать, чмокнула ее в щеку и побежала на улицу. Очевидно, делиться новостью с Юлькой.

Ирина набрала номер своей подруги Эльвиры. Они дружили со студенческих лет и, как правило, секретов друг от друга не хранили.

— Эля? Привет! Не оторвала? Что звоню? Хочу посоветоваться. На днях летим в Турцию… Ну! С Толей, конечно. С кем же еще? Нет, Аленку не берем. Он говорит, что с ребенком мы не отдохнем. Мол, для Турции она уже невеста, а значит, надо приглядывать. Поняла? Я что хотела? Ты не забежишь на часок? Может, подскажешь, как одеться и вообще. Хорошо. Жду.

Ирина положила трубку и побежала на кухню готовить любимые Эльвирины оладушки. Она их замешивала на кефире и гашеной соде.

Эльвира любила попить чаю с блинами, оладьями или чебуреками. У Ирины такая стряпня получалась как на заказ — румяная, ароматная, вкусная!

Вскоре примчалась сама любительница мучного, дебелая шатенка в ярко-зеленом брючном костюме, и с порога затараторила:

— Ты меня так заинтриговала, что я с работы удрала. Сказала Петровичу, что иду в налоговую, и гуд-бай!

— Мой руки, оладьи на столе.

— Да уж поняла. Как же! Я еще в подъезде учуяла родные ароматы. М-м! Ах, как забирает!

Они сели на кухне за стол, Ирина налила чаю, поставила варенье. Эльвира, несмотря на зверский аппетит, никогда не поглощала еду с жадной быстротой. Поесть она любила и превращала этот процесс в священный ритуал. Она ела, смакуя каждый кусочек.

— Главное, не переусердствуй в нарядах, — учила она Ирину, накладывая в хрустальную розетку земляничное варенье. — Причем я имею в виду не просто тряпки, а «наряды», коими ты, моя лапа, грешишь то и дело.

— И какими же «нарядами» я грешу? — спросила Ирина, слегка задетая такой нелестной характеристикой.

— К примеру, взять твой новогодний костюм. Наверное, бегала по магазинам, высунув язык, чтобы подобрать в тон к сиреневому шелку эти чернильно-лиловые кружева, а когда наконец подобрала, то была на седьмом небе от счастья. Так ведь?

— Ну и что?

— А то, что получилась полная ерунда.

— Но ты сама же в комплиментах рассыпалась.

— Это я расстраивать тебя не хотела. А сейчас дело прошлое, можно и правду сказать. Короче, не надо тебе шить такие старушечьи вещи. Еще успеешь, наносишься в свое время. А сейчас надо одеваться легко, воздушно, ярко, не отставая от моды.

— Например, в такой ядовито-зеленый костюм, — поддела ее Ирина.

— Глупая! Я природная шатенка. Мне сам бог велел в зелень рядиться. А ты со своими светло-русыми косами да фиалковыми глазами… Черт! Дал же бог красоту ни за что. За будь здоров такую фигуру отвалил, а мне какие-то жалкие поскребыши…

— Ничего себе «жалкие»! Пятьдесят второй размер. Ха-ха-ха!

— Тебе смешно, а мне хоть волком вой. На пляже стараюсь частями загорать, не показывать все тело оптом.

— Да ладно, Элька, чего ты? — пожалела Ирина подругу. — Ты другими достоинствами берешь. Я всегда завидовала твоему белому лицу. Прям, как в сказке: «Черноброва, белолица по горенке идет, словно лебедица по озеру плывет».

— Хм, и на том спасибо.

— Нет, я серьезно. Мне пудриться надо, а у тебя от природы чистая, матовая кожа. Даже нос не блестит!

— Ну хоть в чем-то должно повезти. Ладно, что мы обо мне? Когда хоть уезжаете-то?

— Еще не знаю. Скоро Анатолий придет, скажет.

— Как это его сподобило на такой шаг? Я думала, что дальше Порошина он никогда не выедет.

— Ну ты скажешь. Да он давно рвется сменить обстановку. Просто отпуск летом не дают.

— При чем тут лето? На отдых можно в любое время поехать. Осенью, в бархатный сезон, еще даже лучше. Не так жарко.

— И в самом деле, не знаю, о чем мы думали все эти годы? Помню, как сразу после свадьбы съездили в Ялту, а потом еще в Геленджик, и все. Как отрезало. То декретный, то Аленка маленькая — на маму боялась оставить. В общем, все какие-то причины.

— Зато мы поездили с Невревым, дальше некуда!

— Да уж.

— А ты знаешь, везде одно и то же. Пляж, жара, кругом люди, как тюлени, бока свои на солнце греют, шум, суетня. Надоело.

— Это пресыщение, Элька. Тебя бы в Порошино на месяц, да картошки десять соток заставить окучить, посмотрела бы я на твое тюленье тело.

— А что? Я не против. Но нет у нас с Невревым домика в деревне. Нету! А как бы хорошо на зорьке встать, спуститься по огороду к реке с удочками, посидеть на бережку, пофилософствовать. Благодать!

— Ты так поэтично все представила, что хоть бросай эту Турцию к аллаху и беги в Порошино. Но в жизни все не так, дорогуша.

— А как?

— Во-первых, муж не признает женщин на рыбалке. Это сугубо мужское занятие, как он считает.

— А во-вторых?

— Во-вторых…

Ирина задумалась, не зная, как объяснить Эльвире то, что ей самой не до конца понятно. Одно она знала твердо — не было в ее жизни никакой поэзии. В книгах об этом пишут, а в жизни все не так.

— Узурпатор он, твой Анатолий, — по-своему истолковала Эльвира молчание подруги. — По какому праву он лишает тебя таких тихих радостей, как рыбалка и уха, сваренная на костре?

— Да не лишает он. Просто я его тоже понимаю. Должны ведь у мужика быть свои радости, чисто мужские? Ну, неинтересно ему со мной, что тут сделаешь? У него своя компания: тесть да мамин родственник дядя Гриша. Им втроем и без женщин хорошо.

— Ну, разумеется. На троих ведь большое счастье.

— Да они не пьют. Разве по сто граммов под уху, но это, как говорится, сам бог велел.

— Ох и защитница ты своего муженька! Все бабы только и пилят своих благоверных и неверных, а эта знай нахваливает да выгораживает.

— А за что мне его пилить? Он хозяйственный, домовитый, хорошо зарабатывает, не пьет, налево не ходит.

— Ой ли?