Августа отпрянула, придерживая лиф платья возле своей груди, защищая себя. Нелепый жест, конечно, если учесть, где совсем недавно находились его губы, руки, пальцы, но, тем не менее, она нуждалась хоть в какой-то, пусть только для видимости, защите.

Как за такое короткое время события смогли зайти так далеко? Она всего лишь хотела, чтобы их застали наедине… что само собой являлось компрометирующей ситуацией, а совсем не этого. Но с того момента, как Ноа впервые обнял её, она совершенно забыла, зачем пришла сюда. Она только хотела создать видимость, что скомпрометирована, вовсе не собираясь делать этого в действительности. Она оказалась не готова к тому, что ощутит, находясь рядом с ним. К тому, что это заведёт намного дальше, чем несколько невинных прикосновений. К тому, как это заставит её желать большего. Если это и было компрометацией, то теперь она не удивлялась, почему Пруденс впала в искушение.

Стоя напротив, Ноа устремил на неё взгляд, полный странного замешательства. Потом посмотрел на дверь, которую она оставила чуть приоткрытой, чтобы любой, кто проходил мимо, мог заглянуть внутрь. Августа наблюдала, как он пересёк комнату, открыл дверь шире и вышел, чтобы спустя мгновение вернуться назад, держа в руках её носовой платок, тот самый, который она оставила лежать в коридоре. Он закрыл дверь и запер её на замок. Потом повернулся к Августе, и при этом выражение его лица совершенно не напоминало то, что было на нём ранее. Вместо желания, на лице Ноа отражались гнев и подозрения.

— В какую игру вы играете?

Августа изобразила невинность, хотя знала, что была плохой актрисой.

— Что вы имеет в виду, сэр?

Ноа приблизился к ней, сунув платок ей под нос.

— Думаю, мы оба знаем, что давно перешли ту грань, когда стоило бы использовать слово «сэр», Августа. Или вы находились где-то ещё, когда мои губы блуждали по вашей груди?

Августа почувствовала, как от его язвительных слов её лицо залилось краской. Она попыталась было отвернуться, но Ноа ухватил её подбородок большим и указательным пальцами и заставил посмотреть ему в глаза.

— Вы хотели, чтобы нас обнаружили здесь наедине, не так ли? Проклятье, вы всё это подстроили!

Она вырвалась из его хватки, выдернув свой платок.

— Какое вам до этого дело? Именно я буду погублена!

— Погублена? Почему, Августа? Зачем вы это сделали? Чего хотели достичь? Вы думали, что сможете заставить меня жениться на себе? Именно это было вашим планом с той самой первой ночи в саду на балу у Ламли? Именно поэтому вы ответили отказом на предложение Певерсли на другой день в парке?

— Ну, конечно же, должно же быть какое-то объяснение тому, почему леди не ответила согласием выйти замуж за любого, кто сделает ей предложение. — Августа повернулась к нему лицом, которое теперь пылало от гнева, а не от смущения. — Позвольте мне напомнить вам, Ноа, что это именно вы проявляли ко мне интерес на балу у Ламли! Я даже не знала, кто вы такой, и потом это снова вы преследовали меня в Гайд-парке на следующий день! И если бы вы не пригласили меня на танец на балу в «Олмаксе», мне вообще не пришлось бы губить свою репутацию!

Ноа склонил голову, озадаченно глядя на неё.

— Я не понимаю… вы пытаетесь погубить свою репутацию? И всё из-за меня, из-за моих поступков, моего внимания к вам? Скажите на милость, мадам, как один танец смог повлечь за собой такое театрализованное представление!

Августа стиснула зубы, она была в такой ярости, что едва сознавала, что говорит.

— Если бы вы той ночью не танцевали со мной, очаровывая леди Каслри и едва не падая ей в ноги, в мою дверь день и ночь не стучались бы все эти глупые мужчины, восхваляя мои брови и затем спрашивая… нет, ожидая, что я выйду за них замуж. До вашего появления я была совершенно счастлива. Раньше я занималась своим делом и меня никто не трогал. Теперь же, у меня нет ни минуты покоя! Единственный способ, как я могу остановить это безумие и вернуть свою жизнь в прежнее русло, — это разрушить свою репутацию. Но мне необходимо было найти кого-то, кто не стал бы настаивать на браке со мной, чтобы спасти моё имя.

Лицо Ноа потемнело.

— И очевидно, я оказался лучшим кандидатом?

— Да. Вас уже видели со мной на публике, и вы уже один раз бросили одну не…

Она опомнилась слишком поздно.

— Невесту, — хладнокровно закончил за неё Ноа. Потом кивнул. — Итак, раз уж я один раз поступил нечестно, бросив одну наречённую, вы решили, что я точно откажусь жениться на вас, когда сегодня вечером нас здесь застанут flagrante delicto[64]. После чего ваша репутация будет счастливо подмочена, а все ваши верные поклонники будут вынуждены искать иной предмет поклонения. И, конечно, наибольшую выгоду из вашей затеи извлёк бы я, понимаете ли, ввиду того, что меня посчитали бы ещё бульшим негодяем, чем я уже есть.

Августа вздрогнула от очевидного холода, который она отчетливо расслышала в его голосе. Почему её действия, когда он изложил их вслух, показались ей такими недостойными?

— Что ж, миледи, поскольку вы приложили столько усилий, чтобы поставить эту драму, по крайней мере, позвольте мне избавить вас от унижения быть обнаруженной сливками лондонского света со спущенным до талии платьем. Я совершенно уверен, что это не было частью вашего плана.

Он зашёл ей за спину. Не имея иного выбора, Августа просто стояла, одеревенев, пока он застёгивал пуговицы на спинке её платья. Прикосновение его пальцев к её коже больше не заставляло её дрожать от восторга, а только тревожно вздрагивать.

Закончив, Ноа продолжал стоять позади неё, не двигаясь какое-то время и не говоря ни слова.

— Это того стоило, Августа?

Теперь его голос прозвучал тихо, с болью. Она уставилась в пол, из-под подола платья виднелись атласные носки её винного цвета туфелек. Августа не ответила, вместо этого закусила губу.

— Стоило ради этого позволять мне раздеть вас, прикоснуться к вам, проделать всё то, что я проделал? Уверен, для вашей погибели было бы достаточно, чтобы нас обнаружили просто наедине. Когда вы поняли, что всё заходит дальше, чем вы предполагали, то почему не остановили меня от дальнейшего осквернения?

Потому что это не было осквернение, хотелось сказать ей, но ответ так и не прозвучал. Вместо него, из-за двери кабинета раздался голос маркизы, мачехи Августы:

— Августа, ты здесь, дорогая? Лакей сказал, ты пошла в эту сторону, чтобы отдохнуть, потому что в бальной зале тебе стало нехорошо. С тобой всё в порядке, дорогая?

Августа развернулась и уставилась на Ноа. Он взирал на неё мрачным взглядом, а голос его сочился сарказмом, когда он так, чтобы слышала лишь одна она, тихо проговорил:

— Вы, конечно, предусмотрели всё, не так ли? Даже зашли настолько далеко, что сообщили прислуге, где будете, на случай если ваш носовой платок не найдут?

Слёзы сожаления непрошено собрались в её глазах. Августа раздражённо смахнула их рукой. Почему она должна так себя чувствовать, почему ей должно казаться, что она как-то обидела его, когда за последние дни он сделал всё, чтобы погубить её жизнь?

Дверная ручка задребезжала, когда маркиза попыталась открыть дверь.

— Августа, ты там? С тобой всё хорошо? Ты меня слышишь?

Пристально глядя на Ноа, Августа слегка вздёрнула подбородок и отчётливо проговорила:

— Да, Шарлотта. Я сейчас.

Ноа не вздрогнул.

— Что ж, миледи, вы можете думать, что сделали всё для того, чтобы ваш план воплотился в жизнь. Но смею вас заверить, вы не приняли в расчёт одно — я не желаю принимать участия в вашей погибели.

И с этими словами он прошёл в дальний конец комнаты, надавил на угол книжного шкафа, открывая потайную дверь, спрятанную за ним. И растворился, не сказав ей больше ни одного слова, не бросив на неё ни единого взгляда.

— Августа? — Шарлотта вновь постучала в дверь.

Августа развернулась. Вытерла глаза, вздохнула и разгладила рукой платье. Потом пересекла комнату и повернула ключ в замке. Дверь сразу же распахнулась. Шарлотта, герцог и герцогиня Девонбрук, и ещё несколько гостей толпились в коридоре.

— Что ты делаешь здесь? — спросила Шарлотта, протискиваясь мимо неё, чтобы осмотреть комнату.

Августа быстро заговорила, надеясь, что та не заметит двух бокалов из-под бренди. Внезапно разрушение своей репутации потеряло для неё былую привлекательность.

— Сожалею, что заставила тебя волноваться. Мне было нехорошо, так что я решила удалиться в более спокойное место, чтобы отдохнуть.

— В какой-то момент ты просто исчезла, — сказала Шарлотта, оборачиваясь к ней. Она, казалось, не заметила бокалов.

— Не знаю, что произошло. Должно быть, я задремала в кресле.

И тотчас же завитки её волос выскользнули из-под шпилек и с недвусмысленным намеком упали ей на лоб. Шарлотта посмотрела на неё с плохо скрытым подозрением. Видела она бокалы с бренди или нет, но она ни на мгновение не поверила словам Августы.

— Вы в порядке, леди Августа? — спросил герцог. — Не следует ли мне послать за врачом?

Она покачала головой, вежливо улыбнувшись.

— Ох, нет, ваша светлость, мне уже намного лучше. Сожалею, что вторглась в ваш кабинет.

Августа бросила взгляд назад и увидела, что Шарлотта всё ещё вглядывается в интерьер кабинета, словно ожидая, что вот-вот что-то появится.

Или кто-то. Девушка в молчаливом ужасе наблюдала за тем, как Шарлотта пересекла комнату и взяла один из двух бокалов.

— Пожалуйста, не беспокойтесь по поводу этого, — сказала герцогиня Катриона. Она шагнула вперед, взяла Августу под руку и направилась назад в бальный зал. — Если вы чувствуете, что вам необходимо прилечь, то я буду рада показать вам свою собственную спальню наверху. Моя кровать намного удобнее, чем эти стулья. И, как вы видите, в кабинете моего мужа необходимо навести порядок.

Августа улыбнулась ей, благодарная за старание отвлечь внимание от сцены её неудавшейся попытки погубить свою репутацию.

— Теперь я себя хорошо чувствую. В самом деле. Спасибо за вашу заботу. Я, правда, не хотела доставлять вам никакого беспокойства.

Когда они вернулись в бальный зал, все остальные возвратились к своим разговорам, а музыканты заиграли резвую сонату. Взяв предложенный герцогиней стакан с лимонадом, Августа извинилась и отошла к дальней стене комнаты, где было не так многолюдно и шумно. Она присела на изящную резную скамейку, стоявшую у стены, и начала медленно потягивать напиток, стараясь стереть образ Ноа — разгневанного, оскорблённого, обвиняющего — который стоял перед её мысленным взглядом, а также стараясь избавиться от чувства сожаления, воцарившегося в её душе.

— Добрый вечер, леди Августа.

Августа подняла глаза и увидела изящную блондинку, неожиданно остановившуюся перед ней. Девушке на вид было лет девятнадцать, худощавая, но хорошенькая, с огромными голубыми глазами и бледной кожей. Но более всего от остальных её отличал траур: она была в чёрном с ног до головы.

— Добрый вечер… Простите, мы знакомы?

— Нет, пока ещё нет. Я мисс Сара Прескотт. Я имела удовольствие видеть, как вы танцевали в «Олмаксе» на прошлой неделе.

Августа кивнула, подумав, что, разумеется, весь Лондон видел её той ночью.

— Приятно познакомиться с вами, мисс Прескотт.

— Не будете возражать, если я присяду рядом? Мне так хотелось познакомиться с вами.

Хотя Августа была не в том настроении, чтобы разговаривать, она сердечно кивнула, указывая на место рядом с собой:

— Конечно.

Сара опустилась на скамейку, благопристойно сложив свои обтянутые перчатками руки на коленях. И они обе стали рассматривать общество: Августа потягивая лимонад, а Сара едва заметно постукивая носком своей туфельки по полу. В молчании прошло несколько минут, прежде чем Сара заговорила вновь.

— У вас очень красивое платье.

Августа посмотрела вниз, внезапно возненавидев одеяние и всё, что оно собой представляло.

— Спасибо, но я не могу принять это на свой счёт. Его выбирала моя мачеха.

— Этот цвет прекрасно подходит к вашей коже. — Она подняла край своего собственного платья. — Чёрный — такой ужасный цвет. Как бы мне хотелось, чтобы я могла не носить его больше.

Августа посмотрела на неё.

— Ох, я не думаю, что чёрный такой неблагоприятный цвет. В действительности, я довольно неравнодушна к нему.

Ещё одна пауза, после чего раздалось:

— Все игнорируют вас, когда вы в трауре, — Сара вздохнула, — они не знают, что сказать, как реагировать, поэтому лишь вежливо улыбаются и оставляют вас наедине с вашими мыслями, словно вы разносчик какой-то болезни, которую они боятся подцепить.

Августа посмотрела на неё, с любопытством: