Ру Шань долго стоял во дворе, после того как Сунь Ран оставил его одного. Он сгоял там, пока слуги зажигали фонари, и прислушивался к звукам, которые раздавались в доме Чэней. Небо словно усилило их в тысячу раз.

Он слышал частый сухой кашель бабушки, лежавшей в своей прокуренной опиумом спальне. До Ру Шаня доносились голоса отца и его первой жены, которые утешали друг друга. Он отчетливо различал звуки, раздававшиеся на кухне, и представил слуг, готовивших еду. Он даже слышал мяуканье котов и возню мышей под полом.

Но среди этих многочисленных звуков Ру Шань не слышал голоса своего сына. В его голове пронеслось воспоминание, слова звучали громко, как колокол:

– Я нужен здесь.

Ру Шань вздрогнул. Он затрясся всем телом, у него застучали зубы. Ему казалось, что огромный тигр схвагил его и с силой раскачивал, чтобы потом швырнуть к передним воротам.

Я могу уйти.

Именно эта мысль вдруг пронзила разум Ру Шаня. Великий китайский тигр, традиции, сыновнее повиновение – все это отпускало его. Как будто разжались челюсти, и Ру Шань вместе с его белокожей возлюбленной был волен поступать так, как ему заблагорассудится. Его отпускали на все четыре стороны. Он мог уйти с Лидией в другой дом, другой мир, другую жизнь, которую создаст сам вместе с ней.

Он мог уйти.

Вслед за этой мыслью его охватил гнев.

– Я Ру Шань! – проревел он. – Я гора Чэней, и я не стану убегать от ответственности!

Произнеся этот обет, Ру Шань посмотрел на второй этаж, где была комнага его сына. Кашель бабушки, голоса отца и первой жены стихли. Звуки на кухне замерли, грызуны под полом угомонились.

Но он так и не услышал голос своего сына. Как Ру Шань ни вглядывался в окна второго этажа, он не увидел Сунь Рана.

Словно он и не произносил таких важных слов, будто его обет стоил не больше, чем тирады сумасшедшего.

– Я Ру Шань, – повторил он на этот раз шепотом. – Гора семьи Чэней.

И снова никакого ответа. У Ру Шаня не было выбора. Он взял корзину и отправился к своей второй жене.


Что теперь?

Лидия старалась не думать об этом. Ей больше не хотелось плакать.

Гостиница, которую нашел для нее Фу Де, была хорошей. Она выкупалась и поела. Свое шелковое платье второй жены она зашвырнула в угол комнаты и время от времени с ненавистью поглядывала на него, чтобы утолить свой гнев. Сейчас она была одега в просторную сорочку и рабочие штаны. Шаговый шов этих штанов был зашит. Если бы ей удалось забыть о том, что ее одежда была абсолютно неподобающей, то она чувствовала бы себя очень уютно.

Намного уютнее, чем в прекрасном платье наложницы.

Теперь, когда Лидия привела себя в порядок и утолила голод, ей больше нечем было заняться. Она могла лишь ходить вокруг большой кровати и со злобой смотреть на свадебное платье.

Что же теперь?

Она не знала. Наложницей она не будет ни при каких условиях. Даже наложницей Ру Шаня, человека, которого она любила. Да, она любила его, эгого проклятого китайского пса! Как же это случилось? И зачем?

Лидия вытерла слезы и упала на кровать.

Что теперь?

Она могла вернуться домой в Англию. Если, конечно, Фу Де одолжит ей денег. Если они у него были. Она уже и так много задолжала ему, почему бы ни добавить к этому и стоимость поездки в Англию? В родной стране у мужчины могла быгь только одна жена.

Слезы навернулись ей на глаза, но она снова с яростью посмотрела на свое платье, чтобы осушить их.

Сможет ли она возвратиться в Англию? Она уже попросила Фу Де узнать расписание кораблей. В тот миг ей хотелось как можно дальше уйти от Ру Шаня и от всего китайского. Но сейчас... Она не знала. Хотелось ли ей вернуться домой?

Она, конечно, нашла бы утешение у своей матери. Она могла бы съесть вкусный горячий сливовый пудинг и прочитать любимую книгу у горящего камина. Но что ей делать потом?

Лидия была уверена, что мать никогда не поймет тех вещей, которые испытала ее дочь. Никто из ее знакомых не сможет понять этого. Китай изменил ее. Ру Шань изменил ее. Она отчаянно полюбила его и открыла для себя много чудесных вещей. Он был нежнейшим из любовников. Самым терпеливым из мужчин. Самым...

Нет, нет и нет!!!

Она не будет обожествлять этого подонка! Она сожжет его платье, чтобы показать, как презирает его. Нет, она порвет его на клочки. Лидия вздохнула. У нее не хватало смелости, чтобы уничтожить такое прекрасное одеяние, невзирая на то что оно стало свидетелем ее горя и имело для нее особое ужасное значение. Кроме того, у нее не было другой приличной одежды.

Она подумала, что, возможно, ей удастся продать это платье, а на вырученные деньги вернуть долг Фу Де. Но сначала его нужно выстирать, а у нее сейчас не было на это сил.

Поэтому платье, скомканное и грязное, оставалось лежать в углу, а Лидия снова ломала голову над тем, что с ней теперь будет.

Ей не хотелось возвращаться в Англию. Она и представить не могла, как будет объяснять дома, что с ней произошло. Она не могла спокойно вернуться к прежней жизни, даже если ей с матерью удастся найти средства, чтобы обеспечить себя. Именно по этой причине она и приехала в Шанхай: им не хватало средств и Лидия была вынуждена начинать свою собственную жизнь.

Она рассчитывала на счастливый брак с Максом. Затем она с радостью сочеталась браком с Ру Шанем. А теперь... Что теперь?

– Все, больше никаких мужчин. – Это было ее первым решением.

Возможно, именно в отношении к мужчинам и состояла ее главная ошибка. Несмотря на то что эта мысль была странной, Лидия больше не собиралась строить свое будущее с каким бы то ни было мужчиной. Она больше не верила им.

Хорошо, с этим решено, но теперь ей нужно найти способ обеспечивать себя. Что делали женщины, когда рядом с ними не было мужчины, который бы заботился о них? О проституции не может быть и речи. По ее мнению, никакой разницы между уличными женщинами и вторыми женами не было.

Что же еще оставалось делать? Единственное, в чем она могла проявить свои способности, – это моделирование одежды. Лидии всегда нравилось придумывать новые фасоны, но главное – ей это удавалось. И поскольку она обладала терпением, чтобы шить, ей стоило попробовать подыскать себе такую работу.

Но где?

Она вдруг подумала о конкуренте Ру Шаня. Она не помнила его имени, но могла разузнать все, что известно о нем, у Фу Де. Если он ей расскажет. Это был муж Ши По.

Сможет ли она так поступить? Наняться на работу к врагу Ру Шаня?

Лидия снова бросила взгляд на шелковое платье, валявшееся в углу комнаты. А если ей использовать этот наряд и, переделав его, продемонстрировать свои способности? Чтобы заинтересовать работодателя?

Лидия закусила губу и медленно подошла к платью. Ей почему-то стало страшно прикасаться к нему. Она вдруг подумала, что если возьмет его в руки, то снова попадет в злые лапы этого китайского дракона. Но это же смешно! Перед ней обычный предмет одежды: ткань, швы, вышивка. Смелее!

В конце концов, с этого платья может начаться ее новое будущее.

Лидия схватила платье и быстро, чтобы не передумать, позвала горничную, попросив принести ей ножницы, иголку и нитки. Затем она уселась поудобнее и принялась распарывать проклятое платье.


Ру Шань прибыл в удачный момент. Хозяин гостиницы знал его, поэтому тихо и быстро провел гостя к комнате Лидии. Удивительно, но, несмотря на свои права мужа, Ру Шань не мог заставить себя открыть дверь.

Что она станет делать, когда увидит его? Лидия говорила, что любила его, но она сказала это в приступе ярости, а затем выскочила из их дома. Разве можно было предугадать следующий шаг такой женщины? Жена должна была следить за тем, чтобы ее мужу было хорошо, а не бросать его у двери, убегая сломя голову.

Но жаловаться было бесполезно. Он с самого начала знал, что Лидия совершенно другая. Она не была варваркой, не была и китаянкой – она была сама по себе. Ру Шань вдруг подумал, что это была самая большая похвала, которой мог удостоиться человек – мужчина или женщина, варвар или сын Неба.

Решившись, он наконец постучал в дверь и приказал себе не забывать, что пришел умолять эту женщину о прощении.

– Войдите. У меня заняты руки, поэтому откройте сами.

В:голосе Лидии он не услышал ни глухих рыданий, ни обуревавшего ее недавно гнева. Он был спокойным и рассудительным. «Это хороший признак», – подумалось ему. Ру Шань открыл дверь, чувствуя, как его сердце уходит в пятки. Но то, что он увидел, ужаснуло его еще больше.

Лидия сидела на большой кровати, старательно распарывая свое свадебное платье. Она не разорвала его в клочья, не сожгла, как часто поступали женщины в порыве злости. Нет, Лидия методически, стежок за стежком, уничтожала символ их союза.

Сердце Ру Шаня похолодело, руки, сжимавшие корзину, ослабели. Она была не из тех женщин, которые поражали необузданностью своих эмоций или легко прощали обиды, получая взамен подарки, лесть и пылкие признания в любви. Разговор с Лидией потребует от него логического подхода и холодного практицизма. К сожалению, Ру Шань не мог похвастаться большим запасом этих качеств.

– Добрый вечер, Лидия, – сказал он, не зная, как начать.

– Я думала, это Фу Де пришел, – ответила она, посмотрев в его сторону расширившимися от удивления глазами. – Он сказал, что принесет мне... – Лидия оборвала себя на полуслове, и Ру Шань нахмурился.

– Что принесет? – спросил он, входя в комнату. – Что он принесет такого, чего не может принести твой муж? – в его голосе прозвучали угрожающие нотки, хотя он знал, что эта тактика бесполезна в общении с ней.

Лидия высоко подняла подбородок и сердито посмотрела на него.

– Сведения о кораблях, отплывающих из Китая, – ответила она и равнодушно отвернулась, продолжая уничтожать платье. – И у меня нет никакого мужа, – помолчав, с вызовом добавила она.

Ру Шань бросил корзину с подарками на пол и быстро подошел к ней. Если бы не гордость, он бы расплакался, как мальчишка.

– Ты знаешь, что мы с тобой женаты, Лидия. По законам твоей и моей страны.

Она пронзительно посмотрела на него, и от ее взгляда в его душе засаднило.

– Даже если бы английские законы позволяли брак с женатым мужчиной... – начала Лидия, и ее глаза заблестели от слез, но она не дала пролиться ни одной из них. – Я все еще девственница, Ру Шань. Я могу аннулировать брачный договор. – Усмехнувшись, она с ехидством произнесла: – А если ты имеешь в виду законы твоей страны, то какое мне дело до ваших варварских традиций?

Он поморщился, зная, что она намеренно сказала эти слова, чтобы больнее задеть его. Это англичане были варварами, это они бросали своих жен, как старую обувь. Но Ру Шань не собирался спорить, понимая, что это только разозлит Лидию и она еще больше отдалится от него. Он же страстно желал одного: чтобы она вернулась к нему, в его дом, в его постель.

Ру Шань стал перед нею на колени, придвинул к себе корзину, чтобы показать ей подарки, и заговорил умоляющим тоном:

– Все члены моей семьи очень сожалеют о том, как они поступили с тобой. Они прислали подарки, чтобы я их тебе передал. Они выражают свой стыд и просят у тебя прощения. – Ру Шань стал вынимать шелк и масла, нефриты и бриллиантовые серьги, но Лидия не смотрела на них.

– Я и не рассчитывала, что твоя семья с радостью примет меня, да и обидели меня вовсе не они, – сказала она ровным голосом.

– А это растение, – продолжал он, словно ничего не слы шал, – из моего сада, я сам вырастил его.

Никакого ответа.

Протягивая ей пергамент, Ру Шань пояснил:

– Сунь Ран написал это своей рукой. Для ребенка это прекрасная работа. – Он не стал рассказывать Лидии о содержании стихотворения. Ему не хватало смелости.

Вместо того чтобы признать заслуги его сына, Лидия вздохнула:

– Ру Шань, все это бесполезно. У тебя есть жена. Сын. Семья. Для меня там нет места. – На этот раз она не стала скрывать одну-единственную слезу, медленно стекавшую по ее щеке. – Я не могу делить тебя с кем-то, Ру Шань. Я... Я просто не смогу – и все.

Он наморщил лоб, глядя на ее несчастное лицо и пытаясь понять, почему она так страдает.

– Но тебе же все равно пришлось бы делить меня с нашей лавкой. А мне, так или иначе, нужно было бы ждать, пока ты закончишь работу над своими моделями. Мы не смогли бы все время проводить так, как нашу брачную ночь.

Лидия покачала головой.

– Как ты мог жениться в восемь лет? – спросила она, нахмурившись, потому что хотела сказать совсем другое. – Она же в матери тебе годилась!

Он ответил ей только правду:

– Это не зависело от меня. У нас такая традиция, Лидия. Твои соотечественники поступали точно так. Они женили детей трех-четырех лет.

Возмущенно посмотрев на него, она возразила:

– Когда это было! Несколько веков назад, да и то из государственных соображений, а не среди простых людей, как я.