Юлия Климова - Белка в колесе фортуны

– Хорошо, – заметив на лице наследницы замешательство, сказал Федор. – Пусть будет два поцелуя. Значит, договорились?

Катя окончательно растерялась. С одной стороны, то, что происходит, – это ни в какие рамки не лезет. С другой – всего два молниеносных чмока, и у нее целый килограмм гречки или риса. Один поцелуйчик, еще один поцелуйчик… – это же быстро, необременительно и по сути ничего не значит. Даже политические лидеры иногда это делают прямо на глазах у народа – телевизор врать не будет. Так что если представить себя президентом одной страны, а Архипова президентом другой и относиться к этому как к акту урегулирования конфликтов или к акту погашения будущих войн, то это даже необходимо сделать!

«Это во имя мира и согласия на планете Земля», – пришла к выводу Катя, и желудок, заныв, абсолютно с ней согласился.

– Договорились. Два поцелуя, и пакет с рисом мой.

Архипов сделал шаг вперед, и мыски его сандалий оказались как раз на черте. Катя, считая, что откладывать платеж нет смысла, и, все еще подбадривая себя девизами «миру мир!», тоже сделала шаг вперед, и пальцы ее босых ног тоже замерли у черты.

Он смотрел на нее – на короткую челку и острый носик, а она смотрела на его подбородок. Их разделяла только граница – тонкая, местами затоптанная линия на песке…

Федор почувствовал острое желание дотронуться до Катиной щеки, погладить усыпанную недавно выступившими конопушками кожу, коснуться ее губ своими губами и… Но больше всего он сейчас хотел, чтобы она ответила на его поцелуй. Обязательно ответила.

Катя же думала о рисе. О рассыпчатом белом рисе, переваливающемся через край одной из ее кастрюль. Жалко, что нет ложки – большой, очень большой…

– Ну, – нетерпеливо сказала она и закинула голову назад. Чего тянуть-то, есть же хочется!

Карие глаза встретились с глазами густого зелено-коричневого цвета. Несколько секунд тишины и какой-то странной тупой боли в груди. Катя вздрогнула. Рис? Какой еще рис…

– Я сейчас, – сказал Федор и… резко направился к палатке.

Вернувшись, он протянул ей целлофановую сумку-пакет и просто сказал: «Приятного аппетита». Не дожидаясь каких-либо слов благодарности, он пошел к гамаку. Эх, Карл Антонович, такой щедрости вы бы, наверное, не одобрили. Федор улыбнулся, сунул руки в карманы шорт и поддал ногой плоский голубоватый камень.

– Но… – тихо протянула Катя, заглядывая в пакет. Рис, коробка с картофельным порошком, банка варенья, хлеб… Он отдал это просто так? Вот просто так? – Эй! – крикнула она. – Федор Дмитриевич! А целоваться мы, что же, не будем?

Он засмеялся – громко и искренне, потом оглянулся и спросил уже серьезно:

– А ты хочешь?

– Но я же должна… Мы вроде договорились…

– Возьми продукты бесплатно, считай – я просто с тобой поделился.

– То есть я могу уже идти? – решила уточнить Катя.

– Да.

– И… могу все это съесть?

– Можешь.

Катя сглотнула набежавшую слюну и часто-часто заморгала. Во дела!

– Ну я тогда пошла, Федор Дмитриевич.

– Иди, – благословил он, улыбаясь.

К добытой провизии Катя отнеслась весьма ответственно. И как ей ни хотелось съесть все и сразу – она этого не сделала. Залив кипятком картофельный порошок, тщательно перемешав полученную массу – ни один комочек не должен омрачить предстоящей трапезы, она почистила ножиком кусок коры дерева и, орудуя им как ложкой, принялась наслаждаться «необыкновенной вкуснятиной», которая еще несколько минут назад была самым обыкновенным полуфабрикатом.

Язык и нёбо она обожгла, но это были мелочи по сравнению с тем, что она наконец-то ела. Просто ела!

– М-м-м, – закатывая глаза от наслаждения, протянула Катя. – М-м-м.

Решив побаловать себя еще и хлебом с вареньем, она приготовила четыре сладких бутерброда и, взобравшись с ногами на свою вечно расползающуюся в разные стороны кровать, не торопясь умяла один за другим.

– Жизнь прекрасна! – выдохнула Катя и облизала губы. – Прекрасна!

Остальные продукты она хорошенько спрятала под ветки в углу домика-этажерки.

– Вы мои и только мои, – сказала им Катя и на всякий случай погрозила пальцем, лежите, мол, и никуда не пропадайте – на вас вся надежда.

Теперь можно было не беспокоиться – еще неделю она вполне выдержит. Сыта, конечно, не будет, но ее положение уже не столь плачевно, как еще несколько часов назад.

Запись в дневнике (будет смята и выброшена в костер):

«А знаете, Карл Антонович, я тут пришла к выводу, что мужчины тоже люди. Есть в них нечто человеческое и нормальное. Я и раньше об этом догадывалась, но все же куда лучше, когда это подтверждается крепкими аргументами. Вот возьмем Архипова… Ничего хорошего от такого индивидуума ждать не приходится – наглый, самовлюбленный богач! А вот интересно, когда вы отпишете свое состояние мне, у меня будет больше денег, чем у него? Хорошо бы больше… Ну так что я говорила… Ага, значит, он ни на какого принца не тянет, но вот сегодня совершил нормальный человеческий поступок – отдал мне продукты просто так, без какой-либо платы. Молодец.

Хотя, с другой стороны, мне это не очень приятно, и я мучаюсь вопросом: почему он не стал целоваться? Вот почему? Я ему что… неприятна?..

Кажется, я запуталась… Ладно, буду думать, что у него просто случился неадекватный приступ доброты на фоне приближающегося кризиса среднего возраста. Да, пусть так.

P.S. Но все же… почему он не стал меня целовать?»

Еще одна запись в дневнике – буквы ровные, и никаких сомнений:

«Добрый день, Карл Антонович.

До чего же приятно сидеть на берегу моря, поедая при этом бутерброды с малиновым вареньем и запивая их кипяточком. Жаль, вас нет рядом, поверьте – это восхитительно! И как я раньше не догадалась пожить на необитаемом острове – не понимаю. Спасибо вам, Карл Антонович, за все спасибо!

Кстати, сегодня я участвовала в мирных переговорах, как видите, я не трачу время попусту, а занимаюсь самосовершенствованием и уже достигла некоторых результатов: единственный абориген, проживающий по соседству, принес к моим ногам дары в виде необходимых для жизни продуктов питания. Так что, пока охотиться и заниматься рыбной ловлей я не буду, хотя в этих делах я тоже продвинулась.

До чего же сегодня чудесный день, у меня прекрасное настроение, и я уверена – завтра оно будет еще лучше!»

Искупавшись в море, накинув на плечи мягкое махровое полотенце, Федор немного прогулялся вдоль берега. Он отвык отдыхать, отвык бездельничать, и теперь это одновременно нервировало его и радовало.

Когда он последний раз был в отпуске? Года три или четыре назад. Давно. И если бы не обстоятельства, если бы не планы Карла, он бы еще сто лет никуда не выбрался.

– Красиво, – произнес Федор, глядя на голубую гладь Карибского моря. Спокойная вода, четкая линия горизонта и далеко-далеко белая точка – наверное, это быстрокрылая яхта летит вперед, подгоняемая течением и ветром. – Красиво… – повторил он и посмотрел на небо…

Отправляясь на этот остров, Федор внимательно изучил прогноз погоды на неделю и знал – завтра зарядит дождь, и лить он будет целый день.

Вернувшись к месту своей стоянки, он достал из прорезиненного мешка дополнительный тент для палатки, выпрямился, еще раз посмотрел на небо и хмыкнул:

– Смотри, не промокни, Катя.

Дождь начался совершенно неожиданно. Ни порывов ветра, ни тяжелых грязных туч, ни легкой прохлады… Крупные капли, точно прозрачные горошины, ринулись вниз, чтобы закончить свою недолгую жизнь темными пятнами-кляксами на песке.

– Это еще что такое? – удивленно буркнула Катя, наблюдая, как вздрагивают листочки, как начинает рябить море и как постепенно все же темнеет небо. По ее представлениям, никакого дождя на этом кусочке земного шара быть не могло. Песок, пальмы, обезьяны – какой еще дождь?!

Но матушка Природа видимо считала иначе. В лесу стихли крики птиц, яркие цвета острова стали тусклыми и серыми, запахло сыростью, и отовсюду доносился только один звук – «ш-ш-ш». Наверное, в стародавние времена, разодетые дамы на балах так шуршали своими многочисленными юбками.

Катя, бросив недомытую кастрюлю на берегу (завтрак удался на славу), побежала прятаться под крышу своей этажерки. Тут же, испугавшись, что кастрюлю унесет волной, вернулась и прихватила ее с собой.

Крыша оказалась абсолютно не готовой к такому повороту событий – некогда широкие листья, наваленные поверх веток, подсохли и скукожились. Дождь, можно сказать, не встретил на своем пути никаких особых преград – он проник в образовавшиеся дыры и тут же намочил не только «девичью постель», но и саму Катю.

Прежде чем начать чертыхаться и проклинать все на свете, она упаковала в два целлофановых пакета продукты, зубную щетку, пистолет-ракетницу, зажигалку, нож, фонарик, тетрадь и ручку и для верности запихнула получившийся куль в чемодан. Она бы и сама с удовольствием залезла туда же, но, увы, габариты не позволяли.

– Мы так не договаривались, мы так не договаривались, – забубнила она, оглядываясь по сторонам. Куда бежать? Куда?!

Собственно, выбора не было… Лес, конечно, мог укрыть, но ненадолго – с неба уже падали не капли, с неба тянулись хрустальные жгуты воды.

– Он не мог этого не знать! – нервно кутаясь в свое тонкое одеяло, выпалила Катя.

Этот гневный выпад предназначался Архипову, то, что он сейчас сидел в тепле и уюте, бесило еще больше.

Схватившись за перламутровую ручку чемодана, Катя загромыхала к своему врагу.

– Рис он, видите ли, дал… варенье… добренький какой, – бухтела она, переходя на более быстрый шаг. – Все у него подстроено, все! Ну ничего, сейчас он ответит за свои козни.

Особой вины Архипова в данном случае не было, и Катя это прекрасно понимала. Конечно, он мог бы предупредить о предстоящих погодных изменениях, но, по сути, это ничего бы не изменило. Ей бы все равно пришлось паковать вещи и бежать на другую половину острова. Но до чего же не хотелось демонстрировать свой очередной провал, до чего же не хотелось просить и даже просто мирно разговаривать. Гордость! Гордость! Гордость!

– Только пусть попробует меня не пустить, – чувствуя вселенскую обиду, обиду на весь белый свет, буркнула Катя.

«Дверь» палатки была гостеприимно открыта – «молнии» расстегнуты, а полоска синего материала закинута наверх. Москитные сетки заменила плотная ткань – чтобы ветер не заносил, куда не следует, мелкие соринки и песок. По желтому, прорезиненному тенту скатывались крупные дождевые капли.

Федора Катя увидела сразу, да и как не заметить своего врага – лежит себе на мягком надувном матрасе в тепле и уюте.

– Промокла, что ли? – «участливо» спросил Федор, приподнимаясь. – А я слышу грохот, думаю, что такое? А это моя лягушонка в коробчонке едет…

– У вас есть еще одна палатка? – процедила Катя, заранее зная ответ.

Наклонившись, не расставаясь с чемоданом ни на секунду, она встала под тент. Поза получилась неудобная, но пока выбирать не приходилось.

– Нет.

– Тогда вы, как джентльмен, должны уступить мне эту!

Федор удивленно приподнял бровь и спросил:

– А с чего вы взяли, милая леди, что я джентльмен?

Прикинув, что с чемоданом в палатке будет тесно, Катя оставила его под тентом и, поджав губы и по привычке проклиная своих недругов по списку (в списке неизменно фигурировали только два человека), перешагнула порог дома Архипова. Усевшись на бархатный надувной матрас, стащив с себя сырое одеяло, она с вызовом посмотрела на хозяина палатки и едко спросила:

– Ну, что вы теперь скажете?

– Раздевайся, – спокойно ответил Федор.

– Что?!

– Сарафан мокрый – простынешь. Я тебе дам свою одежду.

Он притянул к себе сумку, стоявшую в углу палатки, дернул «молнию», вытащил полотенце, серый свитер, шорты, носки и небрежно положил это все стопочкой перед рассерженной наследницей.

Ломаться смысла не было, и Катя согласно кивнула.

– Отвернитесь, – потребовала она и тут же наткнулась на насмешливую улыбку.

– Зачем? Чего я там не видел.

– А что вы там видели?

– Вчера, когда ты купалась, я видел все, – глаза заискрились и превратились в щелки.

– Вы что… подглядывали?!

– А почему нет? – Федор усмехнулся и пожал плечами.

Представить себе такое безобразие Катя не могла. Это как же так… Как?!! Сжав пальцы в кулаки, она ринулась на своего обидчика.