Начались недели трезвых собраний; в обстановке бесконечных шествий и демонстраций коронацию перенесли на осень. Королева побывала везде. Во время затянувшихся переговоров касательно как ее прав, так и их отсутствия, она ежедневно подъезжала к Вестминстеру в экипаже с шестью лакеями в красных с золотом ливреях и намеренно надевала черный кудрявый парик почти до плеч, шляпу с белыми страусиными перьями и длинный черный плащ. Король не выходил на улицу из страха, что его закидают камнями, а экипаж перевернут. В воздухе витала революция. Вскоре после Манчестерской бойни [3] грянул мятеж, затем на улице Катона созрел заговор с целью убить всех министров, так что можно было ожидать чего угодно. Демельза, беспокоящаяся о безопасности дочери-певуньи, вздохнула чуть ли не с облегчением, что сейчас Белла находится далеко от всей этой суматохи и живет в относительно мирном французском городке.

Премьера «Севильского цирюльника» в новой французской постановке прошла в театре Жанны д'Арк через три дня после триумфального возвращения королевы Каролины в Англию, в четверг, восьмого июня 1820 года. Летняя вспышка холеры не помешала спектаклю, в итоге выкупили все места, и шумная толпа стояла в партере. Морис сделал гениальный ход, позволив некоторым уличным нищим выучить самые привлекательные мелодии, чтобы публика сразу их узнавала и приветствовала.

Белла играла Розину — юную, хорошенькую и кокетливую девицу, богатую наследницу, которая находится под опекой доктора Бартоло и влюбляется в графа Альмавиву. Бартоло сам намеревается жениться на подопечной с целью наложить лапу на ее приданое, и делает все возможное, чтобы помешать роману с графом. Потом появляется цирюльник Фигаро, который все запутывает, но каким-то образом в итоге помогает влюбленным обрести супружеское счастье. Главная и побочные сюжетные линии, маскировка и обман, укрывательство и неожиданные повороты, а еще взвод солдат, бродячие певцы, красивое пение и хорошая актерская игра, призванные вызывать смех, пока спектакль не завершился недовольством доктора Бартоло и счастьем влюбленных.

В первой картине первого акта Белла использовала голос не в полную силу, в основном стояла на балконе, пела речитатив, вела себя то скромно, то кокетливо, то огорченно. Только перед вторым актом, когда опера уже шла сорок минут, начиналось ее первое испытание. Там она исполняла каватину Розины «Una voce poco fa» («Только что я услышала голос»), вскоре следовали строки «Io sono docile» («Я послушна...»), хотя к тому времени стало вполне очевидно, что она явно не послушная.

— Тебе предшествовали сильные мужские голоса: тенор, баритон, бас, теперь твоя очередь, — сказал ей Морис. — По сравнению с ними твой голос может показаться слишком мягким. Вот тут ты ошибаешься! Слушатели уже в первой сцене оценят твой уровень. Начинай тихо и нежно. Не раскрывай сразу всю мощь голоса. Помни о роли: ее следует играть задумчиво, романтично; вот потом становись озлобленной, разумеется, в положительном смысле, а под конец понадобится смелость! Это будет великолепно!

Поначалу зрители вели себя спокойно, хотя ощущалось затаенное волнение, а когда появился Фигаро, пришли в полное восхищение. Морис предупредил Беллу, что Гарсия будет выглядеть бодрее, так и случилось.

— Одни хорошо показывают себя на репетициях, а другие нет. Хайдер обычно не очень, но вот увидишь, вечером все будет по-другому.

Дуэт графа и Фигаро тоже прозвучал удачно, и когда опустился занавес, началась суета со сменой декораций. Первая картина проходила на улице у дома доктора Бартоло. Теперь фасад разделили надвое и откатили вправо и влево, чтобы освободить пространство для мило обставленного салона с исключительно важным фортепиано на самом видном месте, которое выдвинули вперед, чтобы заполнить пустоту.

За декорациями следил помощник режиссера Эдмон Ларго, но Морис все равно урвал пару минут, чтобы поздравить каждого с успехом. Он быстро поцеловал Беллу и спустился в партер. Зрителей стало беспокоить долгое ожидание. Когда к оркестру присоединился дирижер и начал подниматься занавес, три солдата, выполнявшие обязанности работников сцены, не успели вовремя исчезнуть из поля зрения. Их встретили свистом восхищения из партера. Вскоре настал черед Беллы. Морис поймал ее взгляд и улыбнулся.

Она запела в стиле бельканто, начала неторопливо, затем ей стало казаться, что так не годится, и Белла решила выйти из повиновения. Посреди исполнения Белла заметила, что освещающая сцену лампа чадит. Каким-то образом увиденное напомнило ей прием в Тренвите, не самый последний, а семь лет назад, когда она пела «Сборщик ячменя» и «Травушка созрела». На этот раз она пела не в огромном зале Тренвита в окружении друзей и знакомых, а в чужой стране, и смотрела на море лиц; одни внимательно слушали, другие глазели с разинутым ртом, кто-то чесался, шептался, а некоторые (женщины) смотрели чуть ли не враждебно. А свеча прямо над ее головой до сих пор чадила.

В какое-то мгновение ее накрыл страх сцены, голос на два такта ослабел, потом она опять пришла в себя, прозвучали трели, и она с блеском справилась с заключительным разделом. Когда Белла закончила и музыка стихла, наступила тишина, сначала послышались единичные хлопки, затем рокот толпы, в котором она распознала овации. Морис подал знак Белле, и она поклонилась. Три, четыре, пять раз, потом Морис взмахнул палочкой, стих последний звук, и опера возобновилась. Теперь стали хохотать над коварством Фигаро и графа Альмавивы, а также хитроумными проделками старого доктора Бартоло, за этим последовал красивый дуэт Розины и Альмавивы, затем откровенный фарс с появлением солдат (один из них невозмутимо принес лестницу и понюхал свечу).

Так завершился долгий первый акт, наступил двадцатиминутный антракт, чтобы отдохнуть и с новыми силами ринуться в бой. Предстояла еще одна смена декораций, но действие в основном проходило в доме доктора Бартоло, так что хватит и перестановки мебели.

— Великолепно! — шепнул Морис Белле. — Вышло лучше, чем я ожидал. Дополнительные репетиции все-таки принесли огромную пользу.

— Черт! — воскликнула Белла. — Я допустила ошибку в арии. Засмотрелась на свечу и...

— Чепуха! — возразил Морис. — Мало кто заметил. Это уж точно. Ты разве не слышала овации?

— Да, но я...

— Все прошло отлично, Бутончик. Продолжай в том же духе, прошу тебя. Все идет очень славно.

Он удалился, мелькнули растрепанные рыжевато-русые волосы.

Неразбериха в партере задержала занавес перед вторым актом на полминуты. Не дождавшись полной тишины, Морис взмахнул дирижерской палочкой.

Фарс, который поставил Морис, проходил в основном во втором акте, но перед началом фарса был «урок музыки», вызвавший много споров. Фигаро, пытаясь устроить брак, убеждает высокого, неуклюжего учителя музыки, басистого дона Базилио, прикинуться хворым и заменить его графом Альмавивой, переодетым в помощника дона Базилио.

Они с Розиной начинают урок музыки под неусыпным взором доктора Бартоло, и Розина, узнав замаскированного возлюбленного и вне себя от радости, исполняет любовные песни в фортепианном сопровождении Альмавивы.

Второй акт, как сказал Морис, относительно короткий, и он взял пример с постановщика в Санкт-Петербурге, когда примадонна пела не произведения Россини, а по собственному выбору. Тогда прозвучало три песни, но Морис решил ограничиться двумя, которые последовали вслед за рондо «L’inutile precauzione» («Ненужная предосторожность»), которое погрузило доктора Бартоло в дремоту. Белла начала с Морли. Незатейливая мелодия не требовала от певицы усилий, лишь приятного и округлого звучания, в чем Белла преуспела, исполнив пять куплетов в полной тишине. Когда песня закончилась, послышались легкие хлопки. Белла ощутила, как под коленками льется пот. Чтобы немного оживить и встряхнуть действие, Бартоло пробуждается ото сна, а потом снова засыпает.

Еще одна английская песня? А может, не стоит? Мало кто в зале понял слова. Она задумалась, и тут Бартоло очнулся во второй раз и объявил о своих симпатиях к старинным песням, после чего запел ариетту «Quando mi sei vicina» («Когда ты рядом со мной»), заслужившую громкие аплодисменты.

Затем, глазея на Альмавиву, Белла начала вторую песню — «Возложим лавровый венец» Пёрселла.

Зрителям песня понравилась, они оценили ее юный задор, но Белла поняла, что не слишком зацепила зрителей. Посреди песни кто-то выкрикнул из партера: «Долой англичан!» Затем послышался скорее смех, чем свист, но звуки стихли, когда она преодолела трудный финал. Последовали аплодисменты, одни искренние, другие в поддержку. Белла повернулась к залу и поклонилась. Это были совсем не те овации, которые получил Фигаро или даже Альмавива. Несмотря на заверения Мориса, Белла знала, что ее секундное замешательство не осталось незамеченным. В основном в зале сидели неискушенные зрители и очень мало знали об опере, но в ложах были и знатоки, которые ездили на оперу в не столь далекий Париж. Они не считали ошибку серьезной, но все же заметили ее. Каватина «Una voce poco fa» стала первой отличной возможностью для Беллы. А она споткнулась. Другие прекрасные арии и дуэты уже прозвучали. Но эта картина — ее второй шанс завоевать сердца слушателей. Сейчас самое время.

Она кланялась и кланялась. Морис ждал, чтобы продолжить оперу согласно замыслу Россини. Дирижерская палочка находилась почти в горизонтальном положении, только чуть приподнята.

Вот тут и проявилась бойцовая натура Беллы. Она не просто боролась за признание публики, а состязалась с мужчинами. Если не считать Берту, то она была единственная женщина в спектакле. В ней росло искушение. Прямо-таки дьявольское. Белла взглянула на Мориса. В ответ тот чуть улыбнулся. Дирижерская палочка поднялась на дюйм.

Белла подошла к фортепиано, где граф Альмавива в маскировочном наряде ждал, когда музыка возобновится.

— Жан-Пьер... — попросила Белла. — Ты позволишь?

Тот изумленно на нее вытаращился, но Белла не теряла времени даром. Она уселась на краешек табурета и быстро вытеснила Жан-Пьера. Когда он поднялся, Белла положила руки на клавиши.

Она собиралась спеть на бис.

И заиграла.

Перед глазами возникли воспоминания пятилетней давности, когда она пела ту же мелодию на старинном расхлябанном спинете, в тесном окружении множества похотливых польских солдат.

Белла запела:

Сыны Отечества, вставайте,

Великий, славный день настал!

Врагам на вызов отвечайте,

Их стан кровавый флаг поднял...

Все могло дурно закончиться. Эта песня стала гимном революционеров, а позже — бонапартистов. Песня войны, которая теперь стала народным гимном. Она могла вызвать ярость, иронический смех, презрительные возгласы или даже возмущение, оказавшись посреди итальянской оперы. Но ничего подобного не случилось.

Во время первого припева «К оружью, гражданин» из партера к ней присоединилась пара голосов. Когда Белла начала второй куплет, пел уже весь зал.


Любовь к отчизне и народу,

Придай нам сил на нашу месть,

И ты, прекрасная свобода,

В бой нас веди за правду и за честь!

Победа, ты нас ждёшь по праву,

Врагов прогнать нам помоги,

Узрят пусть битые враги

И твой триумф, и нашу славу!


Вступили скрипки, а Морис спокойно выжидал с чуть поднятой дирижерской палочкой.

Когда подошел к концу второй припев, в зале уже творился ад кромешный. Толпа свистела, кричала «ура», топала. Белла в десятый раз поклонилась; Морис взмахнул палочкой, но снова ее опустил, поскольку овации не утихали.

Наконец, все успокоились, и опера возобновилась.

Когда представление закончилось и опустился занавес, Морис Валери вышел к актерам на сцену. Он втиснулся между Беллой и Фигаро и взял обоих за руки. Когда они кланялись и улыбались, он прошептал:

— Змея! Колдунья! Лисица! Тигрица! Ангел! Ведьма! Сорванец! Золотко! Люблю тебя! — Они поклонились, он поцеловал ей руку. — Ты прелесть! Люблю тебя! Ни у одной женщины нет такой дерзости, такого чутья! Я готов взорваться от избытка чувств. Ты могла нас уничтожить, но получилось все наоборот!

Белла приняла адресованный ей огромный букет красных роз, явно от Мориса.

— Мне... кажется, сеньор Россини меня бы не одобрил.

— Я его пригласил.

— Что? Но он...

— Нет. Наконец-то он ответил на письмо. Но возможно, завтра.

— Вряд ли я осмелюсь показаться ему на глаза.

— Тебе придется! Никуда не денешься!

Когда слушатели наконец выскользнули под летний дождь, актеры и все помощники сели праздновать прямо на сцене. Арман, Гарсия и Лафон поздравили Беллу, и она тоже горячо их поздравила, поскольку пошла на риск, но успешно справилась с задачей. Им же она отдала должное за пение и игру. Луковый суп, куриные ножки, рыбные пироги, яйца ржанки, красное и белое вино — все смеялись и болтали, сбрасывая накопившееся за весь вечер напряжение. Перепелиные яйца, пирожки со свининой, силлабабы, спаржа, пирожные с джемом, белое вино, красное вино...