– Я убью тебя в следующий раз, – спокойным, почти кротким голосом пообещал Карл Меркурию после заседания, когда они встретились в коридоре. – Ты уничтожил Поиск времен, – назвал он один из мощнейших артефактов, доверенных ему Королевой. На артефактах Славянской тройки стояли сильнейшие заклинания, дабы никто не мог почувствовать в трех обычных предметах силу, даже самые опытные маги-артефактологи. Поэтому Карлу был выдан редчайший артефакт, единственный в своем роде – созданный еще в семнадцатом веке поисковик, для которого любые наложенные чары не были преградой, даже те, которыми наградил Славянскую тройку ее создатель.

В тот момент, когда Карл нашел Настю, артефакт уже был уничтожен, иначе бы в этот день Ротенбергер стал обладателем двух предметов Славянской тройки из трех.

Конечно же, маг нашел Полину Маслову совершенно не случайно. Недаром его помощницей была предсказательница по кличке Фиалка, и именно она и смогла подсказать Карлу, что один из предметов Тройки сейчас находится в этом городе, а потом и вовсе указала на школу, куда и направился тотчас Карл с «Поиском времен», дабы отыскать то, за чем послала его Темная королева. Конечно, Фиалка могла бы использовать свой дар, чтобы найти сразу все три составляющие Тройки, но тут был важный нюанс – для поиска девушка использовала усиливающее ее способность особый магический ритуал и выпила зелье, редкое и настолько мощное, что употребить его можно было раз в несколько лет, иначе магические силы могли и вовсе исчезнуть. Именно по этим причинам поиски двух других артефактов Карл думал продолжить через некоторое время, а пока что он решил прочно обосноваться в городе и возглавить новое отделение «Черной Розы». Фиалка была уверена, что два других артефакта находятся где-то неподалеку – об этом ей сказал ее редкий дар, и Ротенбергер собирался приложить все усилия, чтобы найти Славянскую тройку и передать ее в дар своей Королеве. О том, что именно он дал кристаллы вечной зимы Юлиане Кольбовой, так никто и не узнал. Как и о том, что Полина Маслова – хранительница кулона, передающегося в их семье из поколения в поколение. Хотя, и Настя осталась для него обычной человеческой девушкой, которую не удалось использовать, и даже лицо ее он почти не помнил, хотя им еще предстояло встретиться и не раз. Впрочем, как и с Ярославом. Но это должно было произойти через несколько лет, тогда, когда Карл Ротенбергер почти с удовольствием играл роль обычного человека – все равно сильной магией ему пользоваться запретили.

Меркурий, тоже лишенный права использования магии выше второй ступени, все равно постоянно находился рядом с Настей, в качестве парня ее лучшей подруги. Да и Арина сумела приблизиться к Хранительнице, не вызвав подозрения у Карла Ротенбергера и его людей. Они клялись охранять Настю, хранительницу браслета, до самой смерти, как, впрочем, делали и их родители, и родители их родителей…

Эпилог

Сегодняшний день был на удивление теплым; морозы, ворча, отступили на север, и на улице было не больше десяти градусов. Ветерок был слабый, южный, а воздух казался свежим и пах, кажется, молоком, и потому вдыхать его было одно удовольствие.

Я неторопливо шла по заснеженной и сверкающей гирляндами улице, витрины магазинов которой были украшены перемигивающимися друг с другом огоньками, блестящей мишурой, красочными елочными игрушками – Новый год был уже совсем близко, а потому повсюду витало легкое, как ванильное облачко, праздничное настроение, и казалось, воздух был наполнен ожиданием чего-то нового, светлого и чудесного. Шагающие мне навстречу с городской елки накатавшиеся на горках дети в сопровождении родителей смеялись, и я с улыбкой смотрела на них – дети всегда по-настоящему, искренне радуются Новому году и верят в сказки ровно с той же силой, с какой взрослые не верят в волшебство. Я тоже отчаянно хотела верить в сказку, и, кажется, даже чувствовала ее рядом с собой – ее дружеское прикосновение, теплое дыхание, тихий шепот, но… Я все же была взрослой, и мне не полагалось верить в то, чего не существовало.

Сказок не существует. Чуду нет места в жизни. Волшебство искрится только в книгах.

Может быть по этой причине, а может быть, совершенно по другой, о которой я никак не могла вспомнить, сегодня, за день до Нового года, мне было грустно. Светло на душе, но необъяснимо грустно. Вроде бы все было хорошо, все шло по плану. Здоровье было в порядке, и больше я не наблюдала за собой никаких странностей, друзья оставались рядом и поддерживали меня, родственники более не докучали, работа и учеба были в полном порядке. По практике я получила «отлично», несмотря на то, что открытый урок был сорван выходкой Ярослава Зарецкого, а после и чрезвычайным происшествием. Мне без разговоров поставили самую высокую оценку в зачетку и ведомости и предельно ясно намекнули, что это моя компенсация за случившееся. То, что произошло в школе, я толком до сих пор не понимала, впрочем, не я одна. По официальной версии из-за короткого замыкания в спортзале начался пожар, и всех эвакуировали, в том числе и меня. А я… я кажется, надышалась угарным газом, ибо потеряла сознание, и последнее, что я помню, так это то, что иду мимо спортивного зала с Дианой Вячеславовной и двумя учительницами, и весь коридор заполнен спешащими на улицу учениками. И я зачем-то оборачиваясь, смотрю назад, на двери спортзала и, кажется, хочу что-то сделать, но на этом мои воспоминания обрываются. Но есть кое-что еще… Еще я…

Я остановилась посреди небольшого уютного парка, окруженного по периметру окутанными снежной ватой деревьями, которые под светом фонарей сверкали голубым серебром, и замерла, подняв голову к темному ясному небу. В кои-то веки не было ни дымки, ни тумана, ни облаков, и из города были хорошо видны высокие звезды, похожие на крохотные поблескивающие зерна. Мне вдруг показалось, что кто-то специально рассыпал их по небосводу, чтобы привлекать людские взгляды. Человек должен смотреть в небо. Чтобы не забывать, кто он есть, откуда пришел и куда однажды уйдет. Ночное небо – небо особое, темное, непонятное, обездвиженное, но именно оно может стать тем катализатором, который позволит заглянуть внутрь себя, своих сомнений и своих страхов.

Я смотрела ввысь, и отчего-то мне стало так тоскливо, что захотелось бессильно опуститься на колени, склонив голову и опустив ладони в снег.

Еще я… Еще я, кажется, влюбилась.

Да, влюбилась. В человека, который спас меня – ведь из здания школы меня вынесли и я даже смутно помню, как чьи-то руки подняли меня, а моя голова была на груди этого человека. Я не знала, кто это сделал, в моей памяти осталось лишь неясное видение незнакомца: узкое бледное лицо, римский благородный профиль, темные глаза, широкие асимметричные брови и черные волосы, низко собранные сзади. Я почти ничего не помню, но от этого человека веяло уверенностью и спокойствием.

Глупо? Глупо. Но я вновь и вновь вспоминала это лицо, с тех самых пор, как вышла из больницы. Оно преследовало меня; я засыпала, представляя его, спала, видя его, и просыпалась, вспоминая его.

Никогда в жизни еще я не была влюблена, кажется, я чувствовала лишь легкую степень влюбленности и симпатию, например, к Жене, но сейчас все было иначе. Я постоянно думала о человеке, которого не знала, но который спас меня. Я как будто бы нашла родного человека, настолько душевно близкого и невозможно дорогого, что думать о ком-то еще мне совершенно не хотелось. Иногда мне снилось, что я стою на балконе самой высокой в мире башни, и подо мной плывут облака и слышится шум моря, и я жду этого человека, которого так странно нашла и так быстро потеряла. А он все не идет и не идет, словно заблудился. Во сне из-за этого было ужасно тоскливо. Найду ли я его когда-нибудь? Узнает ли он меня? А, быть может, все это – плод моего больного воображения, которому захотелось любви? Или виноват угарный газ?

Я вдруг подумала, что на Новый год обязательно загадаю одно-единственное желание – найти этого человека, что спас меня и подарил ранее неизведанные чувства, возможно, даже и не зная этого. И буду загадывать это желание каждый год, до тех пор, пока оно не исполнится.

Четверть часа назад я уже загадала, что обязательно встречу того, кто похитил мое сердце, если лотерейный билетик, случайно попавший ко мне в руки, выиграет хотя бы что-то.

Я вздохнула, сделала несколько шагов, но вновь остановилась. Вдруг пошел снег, пушистый, смешливый, почти невесомый. Он падал и падал, кружась в непонятном танце с воздухом, и в свете фонарей казалось, что с неба падают белые искры.

Несколько минут я завороженно смотрела на серебрящийся искропад, поймав то самое мгновение, которое можно назвать отголоском счастья – короткое, но насыщенное жизнью, эмоциями, планами и решительностью, и на душе сделалось тепло и уютно. И захотелось улыбаться, высунуть язык, чтобы снежинки падали на него, или упасть в сугроб, широко раскинув руки и ноги. Я вдруг явственно ощутила, что он, тот, кто спас меня, тоже сейчас наблюдает за падающим снегом. А если мы наблюдаем за одним и тем же, значит, мы совсем рядом.

Я найду этого человека. Обязательно.

И я пошла вперед, по широкой заснеженной блестящей в свете фонарей дороге, мимо высоких домов с яркими окнами, за каждым из которых чья-то жизнь.

* * *

Ярослав, по своему обыкновению, в темноте, сидел на широком подоконнике своей комнаты, подтянув колени к подбородку. На голове его была белая повязка – результат того, что недавно произошло в школе. Голова все еще кружилась, и по идее, ему следовало бы быть в кровати, но парню надело бессмысленное лежание настолько, что бессмысленное сидение казалось заманчивой перспективой.

Яр слушал музыку и задумчиво глядел в окно, за которым под аккомпанемент ветра летали хлопья снега. Рядом лежал альбом и несколько карандашей. С белого листа на мир взирало недорисованное женское печальное лицо, обрамленное копной русых волос, в которых сияла диадема.

Это был портрет Полины Масловой, одноклассницы Ярослава, о которой он с момента пожара в школе думал так много, как ни о какой другой девушке. Полина стала его навязчивой идеей, его болезнью, его мечтой… Мечтой с причудливым вкусом хвои, лимона и малины.

Несмотря на то, что все обошлось, и ни Зарецкий, ни его одноклассники не пострадали, парню до сих пор было не по себе. Ему казалось, что в тот безумный день он одновременно и потерял, и обрел.

Обрел Полину. Почему она вдруг поселилась в его сердце, да еще и в таком странном образе, в виде огненной принцессы с пылающими глазами, Яр так и не понимал. Девушку после того самого дня он больше не видел, но каждый раз, когда вспоминал, острее и острее ощущал желание встретить ее вновь. Увидеть, обнять, прижать к себе. Почему он до этого не обращал внимания на Полину? Как мог не замечать ее? Отчего не понимал, что она – та самая?

А потерял… Что Ярослав потерял, он и сам не понимал. Лишь знал, что это нечто важное, настолько важное, что от этого зависит его счастье, нет, его жизнь. Но вот что?.. Или кого?..

Иногда ему снилось, что он поднимается по невероятно высокой лестнице, чтобы попасть в башню, где его очень ждут. Но кто его ждет, Яр так и не понимал – он ни разу не добрался до самого верха, кто-то постоянно сбрасывал его вниз, и он падал в небесную бездну, беззвучно крича и просыпаясь в поту.

Ярослав включил новую песню, не дослушав до конца старую, и вновь это оказалась песня Аларма, меланхоличная, грустная, посвященная горькой любви, которая охватывает сердце красным петухом и выжигает до дна, и смотрел в окно, не замечая времени.

И где взять сил, чтобы, как и раньше, усмехаться и говорить, что никакой любви не существует? Никто не должен знать о его слабостях, разве только альбомный лист.

Снегопад гипнотизировал его, приковывал к себе, манил, и Ярославу вдруг захотелось стать снегом, и падать, кружась под луной и далекими звездами, на землю. И однажды упасть на ее лицо, нежно коснуться, как лепесток сакуры, и растаять на теплой коже, превратившись в талую воду.

Они обязательно встретятся.

Ее ждала обещанная удача, его – новые впечатления. А их обоих – еще одна встреча. Последняя перед вечным расставанием или же вечным воссоединением.

Конец первой части.

Апрель 2013 – январь 2015 г.Глоссарий

Орден Рассветного пламени (орден Адрианитов) – старинная секретная международная организация, объединяющая людей, наделенных особым магическим даром. Основан в начале X века на севере Италии монахом-бенедектинцем Адрианом и его соратниками, создавшими закрытый монастырь, в котором проживали и обучались только маги. Также была создана женская ветвь.

Орден стал оплотом противодействия магам-одиночкам и тайному обществу «Черная Роза». Основная цель создания – научить молодых обладателей дара контролировать силы, а также использовать его только во благо и не вредить людям.