Светлана Полякова - Белый кот

Ей надо непременно выйти, Женя это понимает, но страх так силен, что ноги отказываются пошевелиться.

Наконец Женя все-таки пробирается к выходу и видит перед собой огромный зеленый склон и там, в отдалении, большой дом с белыми колоннами.

Женя совершенно одна. Воздуха вокруг так много, что у нее кружится голова, а в груди точно бьются крылья сотни птиц, и Женя чувствует себя абсолютно, беспредельно счастливой…

Она набирает полную грудь этого разреженного, сладкого воздуха, разминает затекшие ноги и бежит вниз по склону к этому восхитительному дому. Сердце подсказывает Жене, что это ее дом. Сознание того, что наконец-то она обрела смысл и знает, куда ей надо торопиться, придает ей силы. Она бежит все быстрее, быстрее, быстрее. «Еще мгновение — и я полечу, как птица, — думает Женя, — и тысяча птиц вырвется на волю из моей груди и полетит туда, опережая меня. Я же не птица…»

И тут она падает…

Спотыкается и падает.

Кто-то поднимает Женю и ворчит:

— Черт вас побери, девушка, это снова вы… Кто вам вообще сказал, что это удобно и правильно — летать на таких каблучищах?

Женя поднимает глаза, но ничего не видит.

Только огромную белую кошачью морду с улыбкой Чеширского кота, и морда точно так же тает в небе, оставляя после себя эту улыбку, а Женя просыпается…

Женя проснулась.

Кот лежал на ее груди — вальяжный, протянув к Жениному лицу свои лапы. Обнаружив, что он добился своего и Женя уже не спит, кот мягко дотронулся до ее щек обеими лапами, потянулся, перевернулся на спину и довольно мурлыкнул.

Женя посмотрела на часы.

— Эх, кот, я бы с удовольствием повалялась… Но сегодня особенный день. Я, можно сказать, впервые в жизни иду на работу. Вечером мы с тобой это непременно отметим.

Она поднялась, посмотрела на часы.

— Уф…

Больше всего она боялась, что проспит, непременно проспит. «Нельзя говорить себе, что ты никчемная и у тебя ничего не получится… Люсинда утверждает, что результат действия иногда программируется самой личностью… Моя личность, конечно, оставляет желать лучшего… Прямо скажем, разболтанная, изнеженная…»

Но как это ни странно, «разболтанная, изнеженная личность» проснулась вовремя. У нее даже хватило времени на то, чтобы спокойно выпить чашку кофе. По радио какая-то дама нагло утверждала: «Просто я слишком много знаю…»

— Убивать пора, — хмыкнула Женя. «Похоже, моя новая работа уже оказывает на меня влияние», — отметила она про себя. И добавила: — Думают, что все знают только идиоты…

Она оделась — как всегда. Привычно посмотрев в зеркало, немного удивилась. Эта узкая юбка из мягкой кожи, этот розовый воздушный свитер, слишком воздушный… Еще вчера все смотрелось на Жене нормально. Она была частью имиджа мягкой, изысканной домашней кошечки. Дамы полусвета. Представительницы мидл-класса. Или… — она тихо рассмеялась, с удовольствием вспомнив снова Люську, и показала собственному отражению язык, повторяя Люськины слова… — быдл-класса…

«Какого черта вы разгуливаете в гололед на…»

Кошечка Женю отныне не устраивала. «Я — новая, — напомнила она себе. — Брошенная кошка. Самостоятельная кошка. Та самая, которая гуляет сама по себе. А потому и имидж должен быть другим».

Какого черта…

Имидж ничто, жажда все. Женя жаждала новой жизни. И нового образа. Перебирая свои вещи в шкафу, она поняла, что отчаянно хочет вернуться назад. Найти исходную точку, где правильный путь потерялся и она невольно сделала шаг в другую сторону.

Не-пра-ви-льную…

— И незачем ходить по скользкому льду на шпильках, — пробормотала Женя, вытаскивая из самых глубин шкафа свои старые джинсы. Как воспоминание о тех днях, когда Дженни была нормальной. И Панкратов был тогда нормальным. И люди тоже… Это были те времена, когда романтиком считали все-таки Виктора Цоя, а не толстяка Мармеладзе, слащавого менестреля «девушек высшего общества»…

Все жены панкратовских друзей тащились от Мармеладзе. И эта, с необъятной грудью, тоже наверняка прела от удовольствия.

Она, Женя Лескова, никакого отношения к ним теперь не имеет.

— Волки уходят в небеса, — пропела она хрипловатым голосом. — Горят усталые глаза… Женечка — волчица. Женечка — злая кошка. Женечка никогда, вы слышите, никогда не будет больше зайкой, кошечкой, душечкой!

Натянув джинсы — «О Боже, сделай так, чтобы они на мне застегнулись!» — Женя и в самом деле почувствовала себя изменившейся. Вернувшейся, если угодно… Свитер она нашла сразу. Женя так отчаянно любила этот свитер с волчьими мордами на груди. Пара рыжих волков, один из которых, как тогда казалось, был похож на Панкратова. А вторая волчица — на Женю…

— Вот так, — прошептала она. — Дикая брошенная кошка, привет! Пока еще все-таки не волчица…

Подумав, нашла в шкафу старые свои ботинки на шнуровке. «Кто же летает в такую погоду на каблуках», — вспомнилось ей тут же, и она невольно улыбнулась.

— Если мужчина помогает тебе подняться, то непременно ворчит, — выдвинула она новый постулат, отрицающий достоинства сильного пола. — Как будто собственное благородство его унижает. Что за нелепые создания, право…

Выйдя на улицу, Женя обнаружила, что в мире со вчерашнего дня ничего не изменилось в лучшую сторону. Все тот же туман. Тот же мокрый снег. И — гололед, черт бы его побрал, и в самом деле какая гадость…

Изменилась в этом мире только Женя.

— Могли бы изменить погоду в связи с началом моей новой жизни, — проворчала она себе под нос и осторожно двинулась к автобусной остановке. — Или новая жизнь не считается большим личным праздником?

Впрочем, поразмыслив, она подумала: «Это моя жизнь…»

И остановилась.

Впервые за долгие годы это словосочетание поразило Женю.

— Моя. Это моя жизнь.

Она даже прошептала эти слова вслух, точно пытаясь попробовать их на вкус и запомнить. Ведь все так быстро течет-изменяется, и наша память выбрасывает некие ощущения, словно посчитав их ненужными.

— Моя жизнь.

Только теперь, подобравшись к двадцати восьми годам, Женя Лескова впервые поняла, что до сих пор жизнь не была ее. Она была сначала родительской, ибо Женя принадлежала им, потом она только казалась ее, а на самом деле все еще оставалась родительской, просто Женя пыталась подыскать себе нового хозяина. Как Белый Кот.

Сидела в ящике — в самой себе, своей телесной оболочке — и терпеливо дожидалась, когда появится Панкратов и возьмет ее себе.

— Возьмет себе мою, черт побери, жизнь… Мою душу.

Все, что раньше Жене казалось таким милым, уютным, родным, оказалось-то простым рабством.

Почему он так не хотел, чтобы Женя работала? Правда, справедливости ради, она и сама не особенно рвалась служить отечеству… Более того — ей нравилось торчать дома и воображать себя свободной. Писать дурацкие стихи и воображать себя поэтом.

Воображать. Воображать. Воображать!

Женя остановилась, топнула ногой:

— Я хочу быть…

Теперь все будет по-другому, пообещала она себе. Ее опьяняло это новое ощущение — то, что отныне все зависит только от нее. От ее собственных решений. Пусть даже неправильных, но — ее… И она снова прошептала: «Моя жизнь», — хотя ей и было немного страшно, призналась она, делать шаг в этот новый мир.

Тем более вот он, монстр с названием «Престиж». Огромное здание с обшарпанными стенами, узкими коридорами, в которых отчего-то на первом этаже пахло соляркой, а на втором — кожей…

Женя поднялась на пятый этаж, упрекая создателей сего архитектурного шедевра за то, что они не подумали о лифте, и прошла по коридору. Здесь было довольно цивильно и чисто. Она миновала дверь с надписью «Литературно-рекламное агентство», на секунду задумалась, что они там делают, «литераторы-рекламисты», и пошла дальше, в самую глубь. Вот и дверь в Ольгину странную контору.

Женя на минуту остановилась перед этой дверью.

«Картер».

Надо будет спросить почему.

«Еще не поздно, — прошептала внутри прежняя растерянная домашняя девочка Женя. — Ты можешь вернуться. Позвонить Панкратову. Вспомни, как тебе было хорошо в том мире… Ты была по крайней мере уверена в завтрашнем дне. А теперь?»

«Плевать, — отмахнулась Женя от голоса рассудка. — Может быть, я теперь в нем, в этом вашем завтрашнем дне, не так уверена, но я научусь. Я научусь быть уверенной в самой себе. А это тоже неплохо…»

Ей стало весело. Она, Женя, отправилась в путешествие, ища приключения «на свою задницу», сказал бы незабвенный Панкратов…

Большую часть рабочего стола занимал компьютер. Сам стол располагался возле окна. Женя пришла первой. В комнате царила тишина. Пепельница была переполнена окурками — как следами человеческого пребывания… Женя выкинула окурки, открыла форточку, чтобы проветрить немного помещение, и вытерла пыль на мониторе.

В груди бушевали самые разные чувства. Честно говоря, Жене еще хотелось убежать отсюда — пока не поздно. Она не могла даже представить себе, что за секретарь из нее получится. Потом Женя начала думать, что ее и саму выгонят, как только убедятся в Жениной хронической бестолковости…

Осталось только подождать.

— А собственно, почему я считаю, что у меня ничего не получится? — шепотом спросила она и рассмеялась. А почему — шепотом? Никого, кроме нее, тут нет. Можно даже громко запеть. Ох уж эта ее приобретенная боязливость показаться глупее, чем она есть на самом деле. — Это при том, что последнее время я общалась большей частью с надутыми, самодовольными тупыми индюками и курицами, — презрительно фыркнула она. — Может быть, мой комплекс неполноценности возник совсем не потому, что я боялась оказаться глупее их? А наоборот? Я боялась показаться им умнее…

Чтобы хоть немного привести в порядок свои разбушевавшиеся мысли, она включила компьютер и уселась перед ним.

В конце концов, рассудила Женя, она еще не ознакомилась со своими обязанностями. Значит, может позволить себе поиграть в ожидании…

Все найденные ею игрушки были скучными. Она обшарила все и только убедилась в том, что люди, работающие здесь, очень серьезны.

Они играют в «Вайс-Сити», «Властелина Колец» и «Диаболо».

Женя, как ни старалась, не смогла в свое время понять премудрости этих игр.

Ей так и не удалось найти ничего подходящего для себя, кроме парочки пасьянсов. Попинав карты, она очень быстро соскучилась и выключила компьютер. Взглянула на часы. Было уже пять минут одиннадцатого. В коридоре было тихо. Интересно, подумала она, почему Ольга велела прийти так рано, если они сами не появляются до сих пор?

Потом Женя рассудила, что «они» работали допоздна — ловили преступных жен, мужей, любовников и любовниц — и теперь все решили опоздать. Когда же и ловить, если не ночью?

Женя снова вспомнила о Панкратове и подумала, что хоть тут ей повезло. Поймать мужа с оголенной дамой она смогла по крайней мере сама и абсолютно бесплатно…

А работа… Что ж, ее работа состоит в приеме телефонных звонков. Телефон пока молчит, но Ольга не могла предугадать такой возможности. Может, обычно телефон разрывается от звонков. И именно сегодня все Ольгины клиенты решили ее не беспокоить. Такое вот у Жени глобальное везение…

В половине одиннадцатого Женя начала уже серьезно беспокоиться, что просидит тут до самого вечера в гордом одиночестве.

Телефон по-прежнему угрюмо молчал.

В коридоре не слышно было ничего. Женя выглянула и убедилась — здесь ступала только одна человеческая нога. То есть две. И обе принадлежали Жене…

В одиннадцать дверь открылась.

На пороге появился долговязый парень. «Один из козлов», — приободрилась Женя и широко улыбнулась ему.

— Добрый день, — сказала она.

Парень как-то неуверенно оглянулся и приободрился.

— Добрый день, — начал он. — Вам очень повезло сегодня!

— Да? — удивилась Женя.

Она подумала, что надо бы обрадоваться, хотя бы из вежливости. Раз ей сегодня повезло…

— Простите, — поинтересовалась она, — а почему мне… повезло? И в чем?

Он широко улыбнулся, взмахнул рукой, как добрый волшебник, втащил огромную сумку и начал громко объяснять, что именно сегодня у какой-то фирмы день рождения и в связи с этим радостным событием она дарит подарки… Женя мгновенно приуныла.

Парень доставал из своего баула разноцветные игрушки, складывая их на стол. Вещи были совершенно бестолковыми.

— Всего две тысячи, — продолжал радостно верещать впущенный по глупости коммивояжер. — И выч— станете хозяйкой великолепного кухонного комбайна… Вы же понимаете, что он стоит куда дороже… — Он заговорщицки подмигнул Жене.