Эльвира Барякина - Белый Шанхай

— Тише! Вы что, хотите, чтобы сюда сбежалось пол-парохода?

— А вы думаете, вы одна такая умная? Впрочем, езжайте: на берегу вас тут же арестуют как нелегалов.

— Что он вам сказал? — спросил Дон Фернандо.

Нина подмигнула ему:

— Капитан просил передать, что, если вы не доставите нас в целости и сохранности, он найдет вас и убьет.

Когда купленное оружие было перенесено на джонку, Дон Фернандо отправился с визитом на китайский сторожевой корабль и вернулся оттуда только на рассвете — довольный и пьяный.

— Поехали домой! — велел он матросам.

Нина сидела рядом с Иржи на связке канатов и поглядывала по сторонам. От волнения, страха и холода ее трясло; ноги в балетных пуантах совсем застыли.

Куда она попала? Ведь это джонка контрабандистов! Ее тут изнасилуют и убьют… Ну и поделом будет дурочке — сама напросилась.

На высокой расписной корме стоял невозмутимый китаец и с усилием двигал тяжелую рулевую балку. Над головой скрипели мачты; влажный воздух пах водорослями и дымом.

Пошатываясь от качки, Дон Фернандо ходил вокруг ящиков с оружием.

— Идите сюда! — позвал он Нину и достал из внутреннего кармана стопку банкнот. — Вот вам тысяча долларов — ни одной фальшивой купюры.

Нина с опаской взяла деньги и пересчитала их: Дон действительно ее не обманул.

— Сам не знаю, чего это я таким рыцарем стал? — со вздохом сказал Фернандо. — Уж больно вы мне понравились. Глазки у вас блестят, как звездочки.

Нина отпрянула от него, но Дон и не думал к ней приставать.

— Эй, Одноглазый! — крикнул он помощнику. — Я пойду вздремну. Разбуди меня, как прибудем на место.

Спрятав деньги в карман, Нина перешла на нос джонки, над которым возвышалась голова резного дракона. Свежий ветер бил в лицо, корабль то и дело подпрыгивал над волнами, и каждый раз Нинино сердце сжималось в комочек то ли от страха, то ли от счастья. Подумать только — ни за что ни про что ей досталась тысяча долларов!

Чем ближе джонка подплывала к городу, тем чаще попадались пристани и пакгаузы. Над черепичными крышами виднелись плакаты на английском: «Покупайте сигареты „Великая стена“!», «Лучшее средство от всех недугов — „Тигровый бальзам“!»

Заводские трубы, цеха, строительные краны… Вскоре река от берега до берега заполнилась лодками всех видов и размеров. Рядом с Ниной встал Одноглазый и принялся что-то кричать в рупор: видно, требовал, чтобы джонке дали дорогу.

Мимо прошла огромная баржа — речная мелочь расступилась перед ней и тут же сомкнула строй. Промчался на моторке полицейский в странной коричневой форме. Беззубый старик, проплывая мимо, показал Нине окровавленные свиные ноги:

— Купи, мисси!

Заметив Нинин испуг, Одноглазый рассмеялся:

— Вы что, крови боитесь? — спросил он на ломаном французском. — Вы же только что приехали с войны. Кстати, кто сейчас у русских император?

— Лев Толстой, — отозвалась Нина. Но Одноглазый не понял ее сарказма и долго повторял чудное имя, чтобы получше запомнить.

Справа показался железный мост и многоэтажные здания с куполами, башнями и колоннами. Фонари на набережной все еще горели, и их огни отражались в бесчисленных окнах.

Нина растерянно оглянулась на Одноглазого:

— Это правда Китай?

Тот ухмыльнулся:

— Это Банд — главная набережная Международного поселения. А Китай чуть подальше будет.

Наконец джонка причалила к одной из пристаней. Из каюты выбрался всклокоченный Дон Фернандо и, почесывая пузо, направился к Нине.

— Вам бы надо паспорт выправить, — сказал он добродушно. — Дамочке с вашими наклонностями обязательно нужны документы.

— Сколько это стоит? — спросила Нина.

— Триста долларов.

— Это за фальшивку? Не валяйте дурака!

Дон Фернандо пожал плечами:

— Ну как знаете. Разрешите ручку поцеловать на прощание?

Нина спрятала руки в карманы.

— Лучше скажите, как называется самая хорошая гостиница в Шанхае.

— «Астор-Хаус». А вам зачем?

— Для общего развития.

Поднявшись на набережную, Нина и Иржи остановились, ошеломленно глядя на ряды глянцевых автомобилей, застывших вдоль тротуара.

— Я никогда не видела столько авто за раз! — прошептала Нина.

Из печных труб поднимался бурый дымок, по заиндевелой мостовой катили автобусы и одноместные коляски, запряженные людьми. Рикши — в ватных куртках, стеганых штанах и тапочках — подхватывали тонкие оглобли и неслись рысцой, ловко обгоняя «ломовиков» — тяжело нагруженные одноколесные тачки.

Несмотря на ранний час, тротуары были запружены толпой. Белые господа в дорогих пальто с меховыми воротниками покупали газеты у мальчишек, которые вопили по-английски:

— Последние известия! Советская Россия отныне называется «Советский Союз»!

Китайские служащие в почти одинаковых синих кафтанах и черных атласных шапочках спешили в конторы и лавки. Рабочие снимали с фонарных столбов еловые венки, перевязанные красными лентами — католическое Рождество уже прошло.

Мимо проскакал отряд чернобородых конников в синих мундирах и красных тюрбанах.

— Это полицейские сикхи, — объяснил Нине начитанный Иржи. — Англичане завозят их в колонии из Индии, чтобы они охраняли правопорядок.

Послышался звон колокольчика: торговец вез на тележке передвижную кухню — дымящуюся плиту, баки, плошки и чайники.

Иржи бросил на Нину смущенный взгляд: верно, ему страшно хотелось есть.

— Даже не думайте! — строго сказала она. — Сегодня мы будем завтракать в ресторане «Астор-Хауса».

— Вы с ума сошли? — испугался Иржи. — Мы же нелегальные иммигранты! Нас сразу арестуют!

— Ерунда! Дорогой отель — это последнее место, где нас будут искать.

Нина решительно направилась к стоянке рикш:

— «Астор-Хаус»! — крикнула она.

К ней сразу подбежали несколько человек:

— Сюда, мисси! Сюда, пожалуйста!

Делая вид, что ничуть не смущается, Нина забралась в коляску. Рикша, молодой парень в драном ватнике, накрыл ее колени кожаной полостью.

Нина повернулась к Иржи:

— Вы со мной?

Тот стоял в нерешительности.

— Я не могу ехать на человеке!

— Только-только прибыли в Шанхай? — спросил его рикша на ломаном английском. — Ездить на людях — это хорошо! Людям надо кушать. Я приношу деньги моей семье.

Иржи махнул рукой, уселся в коляску, и они покатили по нарядной набережной.

Шанхай был залит утренним солнцем. Звенели трамваи, ревели клаксоны, стучали подковы лошадей — от уличного гама у Нины гудело в ушах.

Внезапно она заметила девушку-китаянку, которая шла странной вывороченной походкой. Потом еще одну, и еще… Бог ты мой, у всех у них вместо ступней были крошечные копытца, обутые в вышитые башмачки!

Нина долго думала, как правильно составить фразу по-английски, и когда рикша остановился на перекрестке, спросила:

— Что случилось с этими женщинами? Почему у них такие маленькие ступни?

— В Китае девочкам бинтуют ноги, — отозвался рикша, утирая пот. — Нельзя, чтобы ступни росли: это некрасиво.

— Да как же «некрасиво»?! — возмутилась Нина. — Ведь ваши женщины не могут ходить по-нормальному! А бегать тем более!

— Не надо бегать. А то жены будут от мужей сбегать.

Нина нахмурилась, вспомнив о Климе. Она собиралась поселиться в лучшей гостинице в Шанхае, а он так и остался на вонючем прогнившем корабле.

Ладно, что сделано, то сделано: разбитой вазы все равно не склеишь. Главное — самой не трусить и вести себя королевой.

Швейцар, стоявший у дверей «Астор-Хауса», крайне изумился при виде потрепанных белых господ.

— Скажите ему, что мы вернулись с охоты, — велела Нина Иржи.

Тот покосился на ее истертые пуанты:

— О да… с лебединого озера.

Помявшись, швейцар все-таки пустил их в ярко освещенный вестибюль.

— Я уже забыла, что такое бывает! — выдохнула Нина, оглядывая мраморные полы и величественные люстры.

Не обращая внимание на онемевших носильщиков, она подошла к стойке портье:

— Вы говорите по-французски? Нам нужен номер на двоих. На месяц.

Тот растерянно хлопал глазами:

— Но это будет стоить сто пятьдесят долларов, и вы наверное не в состоянии…

— Вы хотите задаток?

Нина вытащила из кармана деньги, и портье окончательно растерялся:

— Нет-нет, мадам, задаток не нужен — в Шанхае все расплачиваются расписками. Мы выставим счет позже. А вы, простите, откуда прибыли?

— Из Лукоморья, — с достоинством отозвалась Нина. — Слышали про такую страну?

— Да, конечно… Приятного отдыха! Надеюсь, вам у нас понравится.

— А паспортов так и не спросили, — недоуменно проговорил Лабуда, когда они вошли в лифт.

— Белая кожа — вот наш паспорт, — сказала Нина. — Мне Клим говорил, что тут даже кредит дают под честное слово белого человека. Но, боюсь, все это скоро закончится.

Окна с витражами, ковры на полу, стены, обшитые красным деревом… Коридорный повел Нину и Иржи по галерее, обрамляющей внутренний двор. Внизу, под громадной стеклянной крышей, стояли столы с белыми скатертями и играл оркестр.

Нина остановилась, чтобы посмотреть на танцующие пары. Ого! Половина дам была с короткими прическами, а пояса на их платьях были завязаны не на талии, а на бедрах.

— Что это за музыка? — спросила Нина у Иржи.

Тот покачал головой:

— Не знаю. Я раньше такой не слышал.

— А еще артист! — развеселилась она. — Эх, мы с вами безнадежно отстали от жизни!

Коридорный сказал, что музыка называется «джаз», а внизу ежедневно проходят «тиффины» — завтраки с коктейлями и танцами.

Он открыл замок на одной из полированных дверей:

— Месье, мадам, прошу!

В номере было слегка прохладно и пахло лавандовым мылом. Кинув шляпу на аккуратно застеленную кровать, Нина раздернула занавески на окне и расхохоталась:

— Иржи, я люблю этот город!

Приняв ванну и позавтракав, они отправились за покупками.

Нину потрясла современность, богатство и деловитость Шанхая. По Нанкин-роуд гуляла нарядная публика, а в гигантских витринах красовались манекены в умопомрачительных платьях. Деревья были подстрижены, на тротуарах стояли урны, а на перекрестках размахивали жезлами молодцеватые регулировщики движения.

Это был европейский город — если не считать вывесок с иероглифами, рикш и прохожих, тащивших то уток в клетках, то связки капусты на бамбуковых коромыслах.

Теперь Нине было странно, что она так боялась эмиграции. Чего она забыла в несчастной, ободранной России? Шанхай — вот город, в котором стоило поселиться!

Пока они с Иржи бродили по универмагу «Винг Он», Нине одновременно хотелось смеяться и плакать от счастья. Подумать только, еще вчера у нее не было нитки, чтобы пришить пуговицу, а сегодня она держала в руках американские фотокамеры, японские фарфоровые чашки, сумочки из английской кожи, золоченые самопишущие перья… Все было доступно без очереди и по смешным ценам.

Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавки рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.

— Bye-bye makee pay. My send chit.[3]

Оказалось, что и в магазинах никто не платил вперед: достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться.

— Я больше не могу… Иржи, разбудите меня! — шептала потрясенная Нина. Но Лабуда тоже онемел и оглох от Шанхая.

В уютно обставленных мастерских китайские портные принимали заказы на пошив платьев. У скорняков в витринах висели смешные объявления: «Сделаю манто из своей или вашей шкуры».

На верхних этажах универмага — кинотеатр, пекинская опера и рестораны; на крыше — зимний сад. В «Винг Он» можно было зайти и пропасть там на целый день.

В отель Нина и Иржи вернулись другими людьми: нарядными, посвежевшими, с сумасшедшим блеском в глазах.

Нина подвела Иржи к большому — от пола до потолка — зеркалу.

— Посмотрите на нас! Вот теперь мы настоящие — такие, какими всегда должны были быть. А это наша «лягушачья кожа». — Она показала на сверток со старой одеждой. — Нас кто-то заколдовал, но теперь проклятие снято!

Иржи покосился на свою искалеченную руку и спрятал ее за спину.

— Да, наверное.

Вечером Нина лежала в скользкой от крахмала постели и, как книжку, читала меню из ресторана: