Она не могла понять, что он предлагает и к чему клонит.

— Чего же ты хочешь, Логан? Официально считаться его отцом, принимать участие в его воспитании? Жениться на мне?

Ее прямой вопрос расставил все по своим местам. Он молчал, запал прошел, на лице отразилось сильное замешательство.

— Я так и думала. Поезжай домой, Логан. Возвращайся в город, в университет. И совсем не обязательно было приезжать и уверять меня, что тебе не безразлично мое положение и судьба ребенка.

— Не учи меня, — огрызнулся он, — сам знаю, что надо и что не надо. — К нему вернулась прежняя воинственность. — Это и мой ребенок. Мы оба отвечаем за его судьбу.

— Это мальчик, — неожиданно вырвалось у нее. И она увидела, как его губы растянулись в широкой глуповатой улыбке.

— Правда?

— Я хочу назвать его Эмиль.

— А, как у Руссо, я помню. Мы читали на уроке филологии.

Она почувствовала, как у нее от неожиданности перехватило дыхание.

— Не могу поверить, что ты помнишь!

— Ты удивишься, когда узнаешь, как много я помню. — Кажется, его обидело ее удивление. — Я помню, как менял расписание, чтобы попасть вместе с тобой на эти уроки и в одно время на обеденный перерыв. Помню, как стоял в очереди всю ночь, чтобы достать нам билеты на «Роллинг стоунз», помню…

— Зато я помню, — прервала она поток его сентиментальных воспоминаний, — как ты меня стеснялся, боялся, вдруг узнают, что мы с тобой встречаемся.

— Ничего подобного. Ты прекрасно знаешь сама, что это не так. Я вел себя иногда странно, признаю, но совсем по другой причине, совсем не потому, что я тебя стеснялся.

— А почему? Просвети меня.

Дэзи теперь была заинтригована. Она никогда не считала их отношения серьезными. Думала, что его объяснения в любви — результат пьяной сентиментальности и полового влечения, того непреодолимого желания подростка, который стремится удовлетворить его любой ценой. И не принимала их всерьез, считая пустой болтовней под кайфом. Они оба были глупыми, избалованными, испорченными, и им было всего семнадцать.

— Я никогда не стыдился тебя. Это ты так решила.

— Тогда почему?

— Я не хотел, чтобы у тебя была дурная репутация.

Она расхохоталась, настолько это было неожиданно и так мало ему соответствовало. Логан О’Доннел заботился о ее репутации!

— Это настолько нелепое объяснение, что ты меня ничуть не убедил.

— Так ты мне не веришь.

— Конечно, я тебе не верю.

— Тогда дай мне шанс доказать тебе. Возможность помочь, — он показал на ее живот, — ради него. Мои чувства к тебе были очень глубоко спрятаны, и я не хотел никого сюда вмешивать. Чтобы не выслушивать обычную дребедень. Что мы слишком молоды, что нам еще рано, надо учиться и так далее… Но, поскольку так получилось, я вынужден был тебе открыться.

— Да, мы вели себя как пара глупых подростков. Не мы первые, и не мы последние. Я сама виновата и сама справлюсь. У меня есть планы, как я это сделаю. Мне никто не нужен, ясно?

— Нет. — Лицо Логана приняло упрямое, злое выражение. — Во-первых, я открою трастовый счет в банке на имя ребенка. Я хочу регулярно навещать его…

— Логан, перестань. Я пыталась не усложнять тебе жизнь. И мне не нужно ничего от тебя, поверь.

— Но это не для тебя. Это для Эмиля.

Было так странно услышать от него имя ребенка.

— И кстати, — прибавил он, — не уверен, что имя подходит для мальчика. Люди не знают, как правильно произносить, и я не хочу, чтобы его звали Эмили, как девчонку, и дразнили.

— Но как быть с Жан Жаком, великим французским автором?

— Да, он великий. Но пойми, парню надоест всем объяснять, как правильно произносить его имя.

Она задумалась. Пожалуй, Логан прав.

— Его второе имя будет Чарльз, в честь моего деда. Я буду звать его Чарли.

— Это другое дело. — Логан одобрительно кивнул.

Дэзи подумала, как он изменился. Раньше это был легкомысленный веселый парень, который беспрестанно смеялся. Помня его таким, она считала, что он будет только рад, когда узнает, что к нему нет претензий, его оставили в покое, и он не несет никакой ответственности. И вот его неожиданное появление. Мало того, он еще предъявляет ей претензии, что ему не сообщили раньше. Он оказался порядочным и совсем не таким легкомысленным. Но это ее не радует, это только осложнит ее жизнь.

— Что решили твои родители? — спросила она.

— Они сказали, чтобы я соглашался на твои условия, забыл об этом, как о неприятном эпизоде, и не портил себе жизнь в самом начале.

— Потому что они понимают — это единственное, что можно сделать.

— Не им решать. — Он вдруг схватил ее руки и крепко сжал. — Не надо гнать меня, Дэз.

Он очень изменился, даже его манеры стали взрослыми, уверенными.

— Но разве ты не понимаешь, что все кончено между нами.

Он не выпускал ее рук.

— Ты ведь знаешь, где я был прошлой зимой? — В его глазах мелькнуло что-то затравленное, такое она видела впервые. Раньше в его глазах она видела только самоуверенность и дерзость.

— Тебя отправили за границу для реабилитации.

— Это ни для кого не секрет. Все было ужасно, зато я понял одну вещь: нельзя бежать от ответственности надо всегда держать ответ за то, что натворил.

— Значит, я и ребенок — первые шаги в твоей программе по восстановлению?

Она попыталась вырвать руки, но он не отпускал.

— Ты — часть меня. Часть моей жизни. Дай мне шанс доказать тебе, что я могу быть полезен, тебе и ребенку. Мы действительно очень молоды и еще совершим много ошибок, но кто от них застрахован? Только те родители, которые отказались от своих детей и живут отдельно от них.

Она смотрела на Логана: неужели это тот самый мальчик, по которому она сходила с ума в школе? Легкомысленный, неуправляемый, склонный к выпивке и наркотикам? Перед ней стоял совершенно другой человек. Незнакомец. Отец ее ребенка.

Глава 20

Нина сидела в своем офисе, смежном с холлом гостиницы, и смотрела на выписку со своего банковского счета, не веря своим глазам. Впервые в жизни итоговая строчка не заставила ее поежиться от страха за будущее. Ей не только хватит покрыть все свои расходы, но еще останется приличная сумма. Грег обещал, что компенсирует ей моральный ущерб, и выполнил обещание. Но все же не об этом она мечтала. И не так представляла свою работу в гостинице. Жизнь снова подкинула ей ребус. Она превратилась в наиболее уязвимое существо — женщину, влюбленную в своего босса. Она долго пыталась это отрицать, но никогда не могла себя обманывать. И теперь складывалась невыносимая обстановка, ведь им постоянно приходилось быть вместе, обсуждая дела, решая проблемы, совершенно невозможно было избежать его общества.

Она захлопнула папку и отложила в сторону. Всегда есть выбор. Надо успокоиться, принять решение, работа есть работа. А свою личную жизнь надо строить вне этой работы. Она увлеклась, но придется взять себя в руки. Не бросать же любимую работу из-за Грега.

Взглянув в окно, она увидела, что Макс катит на велосипеде, наверное, возвращается с тренировки. После поездки в Европу он выглядел еще более озлобленным и несчастным, чем прежде. Нина пыталась себя убедить, что это ее не касается. Макс в это время разогнался и, поворачивая, чуть не свалился, но успел соскочить в последний момент, а велосипед, подпрыгнув, ударился о землю, и спортивная сумка Макса, описав дугу в воздухе, шлепнулась неподалеку, при этом все его вещи — бита, мячи — рассыпались по земле. Нина видела, как он схватил биту, размахнулся и начал ею колотить по велосипеду, по земле, он вел себя как безумный. Продолжая себя уговаривать, что это не ее дело — воспитывать чужого буйного подростка, она выскочила на улицу и помчалась к нему, крича его имя. Конечно, не надо было этого делать, она же твердо решила придерживаться тактики невмешательства, и к тому же воспитание Макса никак не входило в ее служебные обязанности. Когда она приблизилась, он в очередной раз замахнулся, и ей стало не по себе. Сердце сжалось от сострадания, Когда она увидела горестно искаженное лицо мальчика, она сразу растаяла, сердце отозвалось болью на его боль, и она все поняла. Он был еще в таком ранимом возрасте. И, разрываясь между двумя родителями — отцом и матерью, не имея настоящей семьи, развод родителей пришелся как раз на тот период времени, когда он переходил из детства в подростки. У него еще были круглые детские щеки, длинные худые конечности и огромные ступни взрослого. Ничего не слыша и не видя, он лупил с остервенением бейсбольной битой, глаза сверкали яростью, его спортивная форма была в грязи и порвана. Красное лицо залито смесью слез и пота. В таком переходном возрасте яростные взрывы носят неуправляемый характер.

— Макс! — крикнула она снова и оглянулась, опасаясь, что эту сцену увидит кто-нибудь из отдыхающих.

Макс уже занес биту для очередного удара. Нина замерла на расстоянии. Он вдруг размахнулся и швырнул биту, она очертила дугу и со стуком ударилась о землю в нескольких ярдах, среди деревьев, вспугнув стаю птиц.

— Что, выдался тяжелый день? — спокойно спросила она.

Он помолчал, не в силах сразу успокоиться. Потом спросил, не скрывая иронии:

— Как вы догадались?

Она пожала плечами:

— Просто догадалась, и все. Так что случилось на тренировке?

Он весь дрожал, готовый снова взорваться. Она ждала.

— Я ушел из команды.

— Имеешь полное право, — поддержала Нина. — Это всего лишь спорт.

Она понимала, что причина его неурядиц объясняется скорее стрессом, вызванным разводом, чем размолвками с тренером, но промолчала. Хотя расстаться с командой было нелегко, ведь для таких мальчишек, как Макс, в небольшом городе бейсбол значил многое, если не все. Макс обожал бейсбол, он смотрел все игры высшей лиги, его комната была увешана портретами любимых игроков, в ней было собрано много памятных вещей, программ, огромная коллекция карточек.

— Хочешь, поговорим?

— Нет. — Он смотрел в землю. — Вы мне не мать.

— Знаешь что? Я и не хочу этого. Кстати, тебе повезло, что я не твоя мать, иначе тебе бы сейчас здорово влетело за порчу дорогого инвентаря. Ну так как, поговорим?

— Все только и делают, что говорят! — Он почти кричал. — Мой отец, сестра… Моя мать хуже всех… Они говорят, говорят и говорят. — Он со злостью пнул свою сумку. — А самый чемпион по говорильне — доктор Барнс. — Макс схватил бейсбольный мяч и запустил его в кусты. Бросок был что надо. Мальчик явно имел данные.

Доктор Барнс был семейным психологом, с которым Макс встречался каждую неделю.

— Почему он самый худший?

— Он заставляет меня обдумывать поступки, потом подкидывает методы, «чтобы сдерживать мои порывы». — Макс очень удачно скопировал манеры доктора и запустил еще один мяч.

— Так почему ты ушел из команды?

Он выпалил не задумываясь:

— Потому что тренер Бродбент настоящий м…к.

Она хорошо знала Джерри Бродбента. Макс был недалек от истины. Но…

— Если ты так выражался, то неудивительно, что он тебя недолюбливал. Он тебе сказал, что ты больше не играешь?

— Я положил на бейсбол. Я самый худший игрок в команде.

— Не понимаю. Ты прекрасный игрок, быстрый и сильный, с хорошим броском. Ты знаешь игру, разбираешься в ней лучше, чем все мои знакомые. Ты хороший спортсмен, Макс.

— Ну да, скажите это Бродбенту.

— Ты все время тренируешься с отцом.

— Это не одно и то же. На поле все иначе. Поймите, я не могу терпеть, когда ко мне без конца придираются! Выговор за выговором, минуты не проходит, чтобы он не прицепился.

— Давай я попробую сделать вывод. Ты любишь бейсбол, но считаешь, что игра не клеится из-за придирок тренера. Ты не должен поддаваться, надо доказать, что ты можешь играть. А что об этом думает твой отец?

Макс пожал плечами:

— Я провел две последних игры на скамейке. Все равно не играю, так лучше уйти. А отцу все равно.

— Что-то не похоже на него.

Она, конечно, не его мать, но та далеко, а Нина хотела помочь мальчику. Он, разумеется, только делал вид, что ему безразлично — будет он играть в команде или нет. И вероятно, играл в последнее время только потому, что не хотел расстраивать отца. Конечно, Бродбент упрямый и придирчивый, когда-то ее братья тоже жаловались на него. Позвонить ему и высказать все, что она о нем думает? Обычно даже робкие матери превращаются в тигрицу, когда дело идет о ее ребенке. Но она не мать.

— А как тебе другие виды спорта?

— Не знаю, не пробовал.