Давид садится следом, кладет руки на руль, заводит автомобиль, и машина трогается с места. Я уже привыкла молчать в дороге, когда мы сидим рядом, смотреть по сторонам на вечерний город и пытаться понять, что в моей жизни пошло не так. Странно, но сейчас я совершенно не зла на мужчину, не раздражена тем, что он тогда сделал. Я благодарна ему за то, что он пытается решить сложившуюся ситуацию, даже если он делает это себе во благо.

Я знаю, что одна ничего не сделаю. Да и что делать? Бежать в издательство, предлагать денег, которых и так нет в обмен на фотографии? Плакать, умолять, кричать, требовать, подавать в суд? На кого и на что? Фото все равно разлетятся если не по журналам, то по интернету. Сейчас я это окончательно понимаю. Как и то, что мы с Давидом можем лишь минимизировать итоговый удар. Смягчить падение, подставив под тела мягкие маты.

— Я постараюсь все решить, Мила, — глухо говорит он по пути. — Слышишь, постараюсь.

Я лишь коротко киваю, зная, что он ничего не сможет сделать даже с тем уровнем дохода, что имеет. Не сможет, потому что эти фотографии настоящая сенсация для журналов. Сразу три бизнесмена города попали в скандальную историю секса втроем. Это невозможно скрыть, и я прекрасно понимаю это.

— Я не пущу Марину в универ, — уверенно говорю, когда мы подъезжаем к дому, и я выхожу из автомобиля. — Пару недель пусть побудет дома и… может, я ее переведу в другой лицей, потому что…

— Я все решу, — уже уверенней говорит Давид.

— Да, спасибо, — я разворачиваюсь к мужчине и лишь киваю.

Что мне сказать? Что ничего не выйдет? Что единственный выход после всего влезть кому-то в еще больший скандал? И только тогда всё забудут? Я не уверена даже в этом, потому что фотографии секса втроем, да даже банальное присутствие там Димы, пока я занимаюсь сексом с другим, уже повод посплетничать. Хуже только… что вообще может быть хуже?

Я даже не могу представить, потому что для меня это сродни концу света. Я даже вижу последствия. Как Маришка от меня отворачивается, как на работе меня провожают сочувствующими взглядами. Я вижу единственный выход: закрыть компанию и уехать, но конечно же никогда этого не сделаю. А еще я представляю, как будет доволен мой будущий муж. Вот уж у кого появится возможность сыграть на этом всем. На моем чувстве вины, на Маришкиных проблемах в универе. Я не хочу, чтобы он настраивал ребенка против меня, но и не знаю, что делать.

— Мил, — зовет Давид. — Я могу пообещать, что улажу, но не хочу врать, — он запускает руку в волосы и жесткими движениями ее одергивает. — Извини, — он вымученно улыбается, и я делаю то, что совершенно точно не должна.

— Хочешь кофе? — задаю вопрос, от которого сама испытываю шок. — Или чай.

Мужчина слишком долго молчит, отчего вселяет в меня неуверенность. Я ругаю себя за то, что ляпнула это и за то, что так быстро забыла то, что было. Что буквально простила его за одно хорошее дело. Да даже не дело, а слово. Отступаю на шаг и собираюсь молча уйти, но Давид внезапно заговаривает.

— Да, прости, что я так… замнулся. Предложение неожиданное, но я с радостью приму его. Поговорим еще, может, что-то придумаем.

Он не позволяет мне отказаться от своего же предложения и, взяв меня под руку, ведет к воротам дома. Я машинально нажимаю код и они открываются. Мужские руки почти тут же покидают меня.

— Я загоню машину.

Я лишь киваю и жду, пока он заедет автомобилем на территорию. Одиноко стою на вымощенной плиткой дорожке и нажимаю кнопку, чтобы ворота закрылись. Поворачиваюсь к мужчине, который закрывает дверь автомобиля и невольно засматриваюсь. Вспоминаю тот наш поцелуй. Мимолетный и совершенно неожиданный для меня. То, как он нежно целовал меня, а я даже позволила себе обнять его за плечи. Тогда я еще не знала, что именно он сделал.

Отогнав эти мысли, решительно шагаю вперед. Понимаю, что едва передвигаю ноги, потому что беременность дает о себе знать, я, как утка, иду, перевешивая то в одну, то в другую сторону. Я это прекрасно понимаю, но не собираюсь скрывать. Да и если бы даже захотела не смогла бы.

Бросив мимолетный взгляд на дом, понимаю, что Маришка у себя в комнате. Скорее всего общается с кем-то из подруг, или же делает полученные в университете задания. Я еще не знаю, как сказать ей, что пока она побудет дома. Не знаю и того, как объяснить ей, почему, как рассказать, что случилось между мной, Димой и Давидом, хотя я убеждена, что это необходимо сделать. Будет лучше, если я скажу ей об этом сама.

— У тебя уютно, — говорит Давид, о котором за раздумьями я успеваю забыть.

— Спасибо.

Я снимаю обувь и прохожу на кухню, увлекая Давида за собой. Запускаю кофеварку, которая простаивала все эти полгода, и жду, пока она приготовит кофе. Себе же делаю чай. Поворачиваюсь и натыкаюсь на взгляд Давида, который совершенно точно направлен на меня. Чувствую себя под ним немного неуютно.

— Как ты была все это время? — интересуется он.


Я пожимаю плечами и улыбаюсь одними уголками губ.

— Нормально. Беременность протекает замечательно, хотя первое время, конечно, было ужасно сложно.

— Почему ты сказала, что сделала аборт? Почему не сообщила мне, что…

— Почему ты пошел с ним на секс втроем? — решаю спросить то, что меня интересует. — Что заставило тебя сделать это?

Я отвечаю вопросом на вопрос и совсем не жду ответа, хотя прекрасно знаю, что и сама ему не отвечу. Я сделала это потому что не хотела его больше видеть. Их обоих.

— Это развлечение, Мила, как бы ужасно это не звучало, но я пошел туда ради развлечения. Дима нашел меня на сайте знакомств, сказал, что хочет сделать своей девушке сюрприз.

Пока он говорит, я обещаю себе выслушать до конца, как бы больно и неприятно ни было.

— Он сказал, что ты не против, — продолжает Давид. — Что вы такое уже практиковали и все было в порядке. При этом он предупредил, чтобы я вел себя так, будто меня нет. Тихо. Меня это даже не насторожило, хотя потом я почему-то задумался. А когда увидел тебя у кафе и обратился к тебе как к знакомой, ты ничем не показала, что знала меня.

— Это было странно?

— Предполагалось, что ты меня видела на фото. По крайней мере так сказал Дима. В тот вечер я заподозрил что-то неладное, а чем дальше с тобой общался, тем больше в этом убеждался. Я ни разу не выгораживаю себя, Мила. Я ужасно виноват. Ужасно. Мне нужно было подумать о том, почему все так, а не как обычно.

— Как обычно? — не сдерживаю удивления, понимая, что выгляжу глупой, ведь если он пришел на такую встречу, то вероятно приходил на такие развлечения и раньше.

— Да, Мила. Это было не впервые. Я любитель таких развлечений, — он запинается. — Был им. После того, как мы… — он снова замолкает, и я понимаю все без слов, хотя и не особо ему верю.

— И что же изменилось, когда ты понял, что я на самом деле не хотела?

— Поначалу ничего. Меня удивило, что Дима все так обставил. А потом я узнал тебя, познакомился и понял, как ужасно мы поступили, но сказать тебе это означало прекратить общение сразу же. Я просто не мог.

— Поэтому решил промолчать и общаться со мной так, будто ничего не было.

Давид слегка морщится, а я беру чашку, наполненную кофе, и кладу ее перед ним. Сама же отпиваю горячий чай и чувствую, как внутри разливается приятное тепло. Я стараюсь не думать о том, что узнала. Разве это имеет значение на фоне грядущих проблем?

Глава 19

Давид уходит далеко за полночь. Мы разговариваем, пьем кофе, едим торт, завалявшийся в моем холодильнике со вчерашнего дня, и пытаемся делать вид, что все хорошо и между нами нет стены. Не знаю, как мужчина, а я именно этим и занимаюсь. Хочу почувствовать себя абсолютно живой, не обремененной проблемами и тем, что случилось между нами. Первое время я даже подумываю забыть об этом, тщательно стараюсь смотреть на мужчину, как на того, с кем только-только познакомилась, но получается плохо.

Пока мы разговариваем, перед глазами то и дело возникают образы фотографий. Вот Дима стоит рядом с кроватью, а Давид берет меня сзади, хватает руками за бедра и тянет на себя. Я не видела ни единого снимка, но почему-то уверена, что так все и есть. Возможно, даже гораздо хуже, хотя по правде сказать, куда уж хуже.

Наверное, я намеренно тяну время, чтобы не говорить с дочкой. Чтобы подождать, пока она уснет и ничего ей не объяснять. Не сегодня. Завтра я проснусь пораньше, умоюсь, наберусь сил и смелости и обязательно ей все расскажу. Это будет завтра, а пока… пока я закрываю за Давидом дверь, попрощавшись, и иду в свою комнату, чтобы лечь спать.

Завожу будильник на шесть утра, чтобы собраться с мыслями и приготовить дочке завтра и засыпаю, правда, не сразу. Уже утром встаю с тяжелой головой, потому что даже сквозь сон мозг работал, соображая, как же все рассказать, как сделать так, чтобы дочь не возненавидела меня.

Я готовлю ее любимый завтрак: жарю сырники и делаю сливочный и шоколадный крема к ним. Завариваю зеленый чай и жду, когда Маришка спустится ко мне. Она выходит полностью одетая и удивленно смотрит на стол.

— Ты приготовила завтрак?

В этот момент я чувствую себя плохой матерью, потому что последние полгода ничего не готовила, позволяя себе побольше поспать и отдохнуть. Я считала, что Маришка уже выросла и может сама о себе позаботиться. Возможно, это и так, но заметив на ее лице удивление и радость, я понимаю, как ошибалась, а еще хочу вставать пораньше каждый день.

— Приготовила, — киваю. — Садись, позавтракаем.

Маришка отбрасывает рюкзак и садится напротив меня, за стол. Я раскладываю сырники и крема, ставлю чай и с улыбкой смотрю на дочь.

— Мариш, я хочу, чтобы ты на недельку-вторую осталась дома и не ходила в универ. С завкафедры я поговорю.

Решилась. Смотрю на то, как дочь от удивления даже перестает дышать и смотрит на меня как-то подозрительно.

— С тобой все хорошо, мам? Тебе не плохо?

— Нет, — выдавливаю из себя улыбку. — Я попытаюсь тебе объяснить, — обещаю. — Не уверена, что получится, и ты поймешь, но я постараюсь. Дело в том, что я попала в одну не очень приятную ситуацию. Это все грозит скандалом и обсуждением, а я не хочу, чтобы это коснулось тебя. Не хочу, чтобы ты потом возненавидела меня за то, что тебе возможно будут говорить в универе.

Я знаю, что это лишь отговорки и мне нужно, просто необходимо, наконец, рассказать ей, в чем состоит скандал. Видит бог, я оттягиваю этот момент, как могу. Нет, моя дочь знает о сексе все, я в свое время побеспокоилась о том, чтобы она была просвященной. У меня не было желания предоставить ее самой себе и подругам, поэтому едва у нее начались месячные, все ей рассказала. О строении тела, о том, что происходит между мужчиной и женщиной, о половом созревании и отношениях. Я знаю, что могу быть открытой с ней, но не могу произнести и слова.

Меня будто парализует. Я в силах только отрезать кусочек сырника и прожевать его. Глотнуть оказывается уже гораздо сложнее, но я делаю это нечеловеческое усилие над собой.

— Ма-а-а-ам, ты меня пугаешь, — признается Маришка, и я чувствую себя куском дерьма.

— Мариш, я не хочу, чтобы ты узнала о скандале из газет, журналов. Ты же знаешь, что мы с Димой встречались?

— Ну да. И рада, что его больше нет рядом, — как-то виновато произносит Маришка.

— Так вот, — я пропускаю ее утверждение мимо ушей. — Мы с ним были в отеле и…

Я замолкаю, не зная, как говорить дальше. Занялись сексом втроем? Что говорить семнадцатилетнему подростку, чтобы он не узнал это от других?

— Ма-а-а-ам, — тянет Маришка. — Эта новость вышла вчера в полночь. Я случайно наткнулась в интернете, — дочь виновато опускает глаза в пол. Извини, что не сказала сразу, но… почему я должна сидеть дома? Ты у меня самая лучшая, что бы не сделала, тем более…

Она замолкает, а я не могу поверить тому, что слышу. Неужели это правда? Новости уже вышли? И фотографии опубликованы? Мне становится то жарко, то холодно. Я не могу прийти в себя, потому что Маришка уже все знает. И узнала она не от меня. Из интернета.

— Мариш…

— Мам, я пойду в универ, мне наплевать на то, что там пишут. Ты у меня лучшая, понятно, что бы не сделала.

— Мариш, я ничего не делала, — знаю, что сейчас всего-лишь пытаюсь оправдаться, но по-другому не могу. — Я доверилась мужчине, а он…

— Мам, я знаю, что ты не пошла бы на это сама… — она успокаивающе пожимает мою руку. — Сырники вкусные, я в универ.

Я не успеваю ничего сказать, как Маришка буквально пропадает из поля моего зрения. Я знаю, что она, скорее всего, вызвала такси и поедет в универ на машине. На фоне этого чувствую себя еще худшей мамой. Я даже отвезти дочь на пары не могу, потому что слишком расстроена и разбита.