Анжелик Барбера - Бертран и Лола

– Вот что я тебе скажу: в тот момент, когда твоя душа отлетит в мир иной, ты перестанешь существовать для меня и моих детей!

– Библию нельзя выбросить, мой милый мальчик. Слово Господа бессмертно.

– Нельзя? Смотри внимательно!

Ни Лола, ни Мари-Анж, ни Эльза не успели среагировать – инженер вырвал несколько первых страниц и прошипел с густой ненавистью в голосе:

– Ты похожа на эти бумажонки, нет – на осенние листья, которые ветер срывает с деревьев и впечатывает в землю! Они разлагаются, гниют, и о них забывают. Путь к возрождению лежит через забвение!

Очень старая женщина прижала ладонь в груди: ей стало дурно. Жеральдина побежала за водой, Лола кинулась вызывать «Скорую». Через полчаса врач решил, что госпитализация будет правильным решением. Клод испепелил сына взглядом, Франк ответил тем же.

– Если бы ты не позволял ей изображать «госпожу», ничего подобного не случилось бы, папа!

– Это моя мать, и я запрещаю тебе говорить о ней в подобном тоне!

– Прошу тебя, Франк, – взмолилась Мари-Анж. – Мне ужасно жаль… я совсем растерялась… и…

Свекровь Лолы укрылась в гостевой комнате, а ее муж и сын переругивались в саду, решая, на какой машине ехать. Жеральдина закрыла дверь и посмотрела на дочь.

– Франк прав, – сказала Лола.

– Знаю… Но ему пора научиться прикусывать язык. Мегера не вечна.

– Мама! Это не дает ей права вести себя кое-как при полном нашем попустительстве.

Жеральдина вздохнула и перевела взгляд на балконную дверь, Лола задумалась, не относится ли упрек к ней самой.

– Старая злюка умело направляет твоего мужа куда хочет, а он как полный идиот доставляет ей это удовольствие.

– Ты говоришь так только потому, что это меняет все твое расписание!

– Не могу поверить, что ты это сказала! – обиделась Жеральдина.

– Я тоже, мама, я тоже… – Лола отвернулась к телевизору.

Далеко от Безансона Папа Римский читал проповедь миллионам верующих с экрана телевизора. Его слова переводились на миллион языков. Погода была отвратительная.

Жеральдина встала перед дочерью, загородив понтифика.

– Ты права. Возможно, Франк единственный, кто не лицемерит, но я бы предпочла провести этот день мирно. Поэтому сделай милость, не собачься со мной и не злись!

Жеральдина ушла, а Лола осталась в гостиной. Она бы не возражала против легкого недомогания, чтобы не видеть всего этого цирка! Главный католик мира уступил место Микки-Маусу. Ленни и Мария бросили игрушку и со спринтерской скоростью поползли к телевизору, поднялись на ножки, держась друг за друга, и тут же плюхнулись на пол. Засмеялись. Появилась Эльза и включилась в детское веселье. Она хохотала, пела, передразнивала племянников.

– Она живет в их мире, – заметила Мари-Анж, а Лола опустилась на колени и спряталась во вселенной Эльзы.

Клод и Франк Миланы вернулись, когда таймер на плите звонком возвестил о готовности птицы.

– Пахнет восхитительно! – хором крикнули отец и сын, ворвавшись на кухню в куртках и почти радостном настроении. Они проголодались и хотят пить! Мадам Милан-старшую оставили на ночь в больнице, под наблюдением.

– Нам следует волноваться? – спросила Мари-Анж.

– Не настолько, чтобы проигнорировать этого роскошного гуся!

– А салат-салат (определение Эльзы) есть не будем? – удивилась Жеральдина.

– Давайте по-немецки, «с основным блюдом», – предложила Лола.

– Схожу за пирожковыми тарелочками.

Лола не торопясь влезла на табурет, достала посуду, спустилась, прошла мимо балконной двери, полюбовалась танцем самолетов в рождественском небе, вспомнила, как смеются пассажиры, распивая шампанское… Счастливого Рождества, любимый… Она вернулась в столовую, где сотрапезники восхищались золотистой корочкой гуся. Клод Милан ущипнул жену за руку:

– Загорелая птичка! Совсем как ты после солярия.

Франк «не заметил» шутки – был занят «расчленением» гуся. Теща передавала ему тарелки, и он раскладывал еду, поливая ее соусом. Себе он взял крылышки и ел их без ножа и вилки, «как варвар». Дети, конечно же, последовали примеру папочки. Эльза принялась напевать, но никому и в голову не пришло сделать ей замечание: девушка не сфальшивила ни единой нотой. Мари-Анж все повторяла, что гусь божественно хорош, и Жеральдина улыбнулась.

– Грибы в начинке, и коньяк… Потрясающе!

– Они придают особый вкус, – соглашалась «кухарка».

– На будущий год, когда будем праздновать у нас в Безансоне, я в точности повторю ваш рецепт, а вы оцените, как получилось.

– Мы вряд ли сможем при…

Жеральдина замолчала, а Эльза воскликнула:

– Божественный ребенок родился! Пойте, гобои! Трубите, трубы! Он родился! Воспоемте все вместе Его пришествие! Что такое пришествие?

– Так в Библии называют появление на свет Иисуса, – объяснила девушке мать.

– В Библии Мегеры! – радостно подхватила Эльза.

Возникла короткая пауза. Жеральдина подумала, что ее младшая дочь забудет это объяснение даже не через год – через шесть месяцев. Эльза не все понимает – иногда совсем ничего не понимает! – но все слышит и придумывает безупречные рифмы. На душе стало благостно, она не слышала, как смеются вокруг нее люди, и не спускала глаз со своей темноволосой дочери, а та жевала и напевала. Жеральдина перехватила взгляд Мари-Анж и улыбнулась ей. Это не было пониманием – всего лишь сочувствием, остальные ничего не заметили, и дамы продолжили ужин со всем возможным изяществом. Гусь действительно удался – Франк и Клод делали уже третий подход.

Ни у кого не хватило сил на прогулку по холодку между сыром и десертом. Ленни заполз под елку и вытащил два пакета, забытые во время утреннего «инцидента». Мари-Анж наконец заметила кулон Лолы. «Роскошное украшение!» Роскошное. Роскошное.

– Велосипед, который подарила мне Лола, тоже класса люкс, – сообщил Франк. – Поможет растрясти вес после такого застолья. Нет, папа, я не связываю профессиональную успешность с размером брюха. К счастью, столовая на работе оставляет желать лучшего.

Клод посмотрел на свой живот. Слишком поздно думать о фигуре, но до чего же ему нравилась жизнь торгового представителя! «Я знаю тысячи преотличнейших маленьких ресторанов…»

– Боитесь грядущей пенсии? – поинтересовалась Жеральдина.

– Вовсе нет, собираюсь со вкусом провести последний месяц, – ухмыльнулся он и похлопал пухлыми ладонями по животу.

Эльза торжественно внесла десерт, разрезала свой шедевр на идеально равные порции, считая на пальцах, и разложила по тарелкам, не забыв «отложить кусок для Мегеры», села и провозгласила:

– Приятного аппетита, друзья!

Положив в рот первый кусочек, все рассыпались в похвалах, после второго умолкли, потрясенные оригинальным вкусом полена.

– Моя дочь – исключительная кулинарка! – похвасталась Жеральдина. – У нее смелый, творческий подход к готовке. В этом году она выбрала рецепт с апельсинами.

Темноволосая кондитерша расположила дольки внахлест. Некоторые были засахарены, как цукаты, другие пропитаны малиновым сиропом. Почему именно малиновым? А бог его знает!

– Апельсины – изысканная идея! – восхитилась Мари-Анж. – Где ты взяла рецепт?

– Поди знай… – ответила за дочь Жеральдина.

– Апельсины испанские? – продолжил допрос Клод.

– Нет, они прилетели из Африки, – сообщила Эльза. – На самолете – как Лола!

– Покажешь мне? – спросила мать Франка.

– Африку?

– Нет, апельсины. Чем ты умудряешься склеивать ломтики? Сахаром?

Телефон Франка вздрогнул и заиграл военный марш. Он вышел в коридор, закрыл дверь, и звяканье ложечек затихло. Доедали с трудом. Эльза не ответила на последний вопрос Мари-Анж – она никогда ничего не объясняла. Просто делала – здесь и сейчас, пробовала, проверяла на вкус ингредиенты. Оценивала работу по собственным критериям, напевала и думать не думала о самочувствии Мегеры.

Мадам Милан-старшая ужасно хотела спать и слышать не желала о посещениях. Она передала всем «Спокойной ночи!».

– Ты не поедешь в больницу?

– Я только что объяснил, Мари-Анж! – раздражился Клод. – Мама предпочитает отдохнуть. Буду в больнице завтра. Она жаждет попробовать кусочек не-ве-ро-ят-но-го полена Эльзы.

Все думали об одном и том же: «Супер! Уф! Гениально! Спасибо, мама… Слава богу, наконец закончилась обжираловка! Так и помереть недолго! Да еще этот лавандовый мед…»

Рождественский обед в доме № 25 на улице От был традиционным и поздним. Телефон зазвонил, когда разрезали каплуна. Флоранс, Ксавье, Женнифер замерли. Так теперь случалось всякий раз после похищения Бертрана. Марк, выходивший из кухни с блюдом зеленой фасоли в руках, посмотрел на фотографию и снял трубку, замирая от страха.

– Мсье Руа? У меня хорошая новость: ваш сын сбежал от похитителей. Его сейчас оперируют.

Отец семейства отшвырнул блюдо и закричал, вскинув вверх сжатую в кулак руку:

– ОН СВОБОДЕН!

В три секунды фасоль растоптали по полу, но какое это имело значение? Ксавье узнал координаты больницы и дозвонился в приемный покой, чтобы получить более точную информацию об операции.

– Сколько пуль? Куда? Какие анализы делали? А результаты?

Разговор шел по-английски, но родители поняли, что их сын весит 52 килограмма. Флоранс переглянулась с Ксавье.

– Получается, он потерял 18 кило… Невозможно, не верю!

– Ничего, мама. Ничего страшного. Он поправится.

Флоранс представила себе исхудавшего сына и ужаснулась. Марк сел за компьютер.

– Можем вылететь сегодня ночью.

– Так и сделаем, – откликнулись жена и сын.

– Я посторожу дом, – пообещала Женнифер.

Марк внес контакты больницы и отеля в телефон, продублировал в блокнот. Упаковал ноутбук из кабинета Бертрана. Флоранс выбрала одежду. Сколько размеров он потерял? В каком он сейчас состоянии? Вошедший в комнату Марк застал ее с джинсами в руках, совершенно обескураженную.

– Возьми ремень.

– Хорошая мысль. И спортивный костюм. Ну почему я не купила ему новый?!

– Ты ведь знаешь, он любит этот… – Марк обнял жену.

Прошло несколько долгих, волшебно счастливых минут. Они думали о Бертране и немного о себе, вспоминали наполненный ужасными мыслями год. Четыре часа у них не было никаких новых известий. Почему? Бертран борется за жизнь? Как долго он сумеет продержаться?

Флоранс посмотрела на мужа.

– 52 килограмма. Чем же он питался?

– Мальчик наберет вес. Будет уплетать за десятерых.

Марк улыбнулся, погладил Флоранс по щеке.

– Наш сын сбежал. Ты говорила, что он сумеет.

У нее внезапно перехватило горло. Мысли и чувства путались. У ее мужа – гражданского – была потрясающая улыбка, покорившая ее тридцать пять лет назад.

– Хочу, чтобы ты на мне женился… – глядя ему прямо в глаза, сообщила Флоранс, справившись с волнением.

Никто не заметил, как наступила ночь. Жеральдина закрыла ставни, позволив звездам заглядывать в дом через щели. Снег тяжелым одеялом укутывал сад, улицу, Францию, Северную Европу. В гостиной и на кухне велись ничего не значащие разговоры. Посуда была помыта и убрана, огонь в камине разожжен. Часы тянулись со скоростью больничных капельниц. Капля. Пауза. Еще одна…

Клод погрузился в сытую дрему прямо в кресле. Франк спал в другом. Ленни и Мария, избежавшие обязательного дневного сна, ссорились из-за пульта от телевизора. Эльза прыгнула к ним, как кошка, схватила пульт, нажала на кнопку и замерла, глядя на большую, во весь экран, фотографию Бертрана. Лола затаила дыхание, окаменела, залилась краской и почувствовала это. Диктор за кадром прокомментировал: «Мы только что узнали, что фотограф Бертран Руа, похищенный в прошлом году в Уганде, свободен, но очень серьезно ранен. Нам неизвестно, ни как освободился Руа, ни…» Эльза начала подпрыгивать перед телевизором.

– Мсье со свадьбы, который ест апельсины! Мсье со свадьбы…

На несколько долгих секунд Лоле показалось, что время действительно остановилось, потом Жеральдина подошла к Эльзе, повторявшей одну и ту же фразу:

– Мсье со свадьбы, который ест апельсины!

– При чем тут свадьба, дорогая? Он не был на свадьбе Лолы и Франка.

– Был, был, был! Я его видела! Я его видела!

– Где? – спросила Мари-Анж.

– За деревом! За деревом! За деревом!

Клод и Франк повернулись к Лоле синхронно с Мари-Анж и Флоранс. Она пожала плечами и наклонилась поднять Марию, упавшую носом на кафельный пол, побежала с ней в ванную. Бертран свободен. Малышка плакала. К глазам Лолы подступили слезы. Сегодня? Признаться сегодня? У нее за спиной появился Франк, и тут зазвонил телефон Клода.