Анжелик Барбера - Бертран и Лола

Она больше не могла выносить подобные дни. Отказывалась от апельсинов, которые сестра клала перед ней на стол. Этим утром не сдержалась и крикнула:

– Прекрати, Эльза!

– Она делает, что может.

– Открытка оказалось неудачной идеей, мама!

– Очень жаль…

«Нужно отменить завтрашний полет в Нью-Йорк», – подумала Жеральдина, не зная, как сказать об этом дочери. В результате сообщила о своем решении так неуклюже, что Лола разъярилась.

– Полетишь как миленькая! Не хватало только, чтобы и ты опустила руки!

Они обменялись короткими напряженными взглядами.

– И не проси дядю, чтобы звонил мне каждый день. Он говорит одни глупости.

– Что да, то да!

Эльза поставила перед матерью и сестрой по стакану апельсинового сока, принесла два стаканчика для Ленни и Марии, потом еще один, последний – «это папе». Жеральдина и Лола переглянулись, Эльза наклонилась к отцовскому стулу. «Меренга из черного шоколада с двумя щепотками красного перца». Она исчезла, а Жеральдина поднялась, проверила, все ли ингредиенты наличествуют, и вернулась за стол.

– Хочу быть пятидесятилетней дамой, – мечтательным тоном произнесла Лола.

– Почему?

– Ты выглядишь лучше меня.

На борту самолета Жеральдина написала, удалила, восстановила, перечитала, исправила, пере-пере-переанализировала сообщение, отправила его и выключила ноутбук. Точная мысль звучала так: «Я чувствую себя лучше, чем ты, потому что обрела Бенуа», но момент делиться этой истиной был явно не самый удачный. «Спасибо, дорогая!» она заменила на «Это предсмертное цветение», а в итоге Лола прочла напутствие: «Не жди, будь счастлива».

Она не стала отвечать. Что значит быть счастливой? Кто счастлив, Наташа и Тео? Диана и ее муж, Ева и Луи? Они смотрят на меня, и я читаю в их глазах вопрос: «Как она могла бросить Франка?» А я не произношу имя Бертрана вслух, потому что боюсь разрыдаться.

Возможно, никакого счастья нет, а, папа?

Бертран не летел в самолете, который разделил небо над Лолой надвое. 26 мая он вернулся на улицу От среди ночи, чтобы никто не увидел. Опасался вопросов, взглядов и – главное – «не хочу праздновать, ну пожалуйста!». Родители поняли. «Тем более что работы у меня выше головы». Его ждали письма, рассортированные и разложенные по стопкам, но среди них не было ни одного из Германии. Бертран не стал их вскрывать. Провел ночь, лежа на постели и разглядывая потолок. Слушал голоса своего дома, находил старые пятна на прежних местах, на оконной раме и белом паркете. Встал. Разобрал одежду и бумаги, внимательно все просмотрев. Заснул, когда начало светать, спал до полудня, потом закрылся в своем логове, где составил и десять раз переписал письмо с просьбой найти новый адрес Лолы Милан. Кому его адресовать? Как обосновать просьбу? Сохранят ли они конфиденциальность или поставят в известность Франка Милана? Бертран сохранил письмо в «Черновиках», когда подал голос телефон. Макс Делорм хотел встретиться – немедленно, Бертран согласился, и он приехал.

Издатель выполнил все указания (советы, конечно же советы!) Дафны, ни разу не произнес слов «плен», «заложник», «жажда», «голод», «страх»…

Дело было не в женских уловках. Макс попал под обаяние работ Бертрана. В них что-то было. Что-то очень серьезное.

– Нужно тебя издать, и я счастлив, что нашел наконец деньги. GEO готов сотрудничать.

– Хочу, чтобы Дафна получила свой процент.

– Сколько?

– Решите без меня.

Макс не стал спорить. Фотографии говорили сами за себя. Бертран наблюдал за реакцией издателя, видел на его лице волнение, удивление, задумчивость. Показал снимок на обложку. «Утверждено». Протянул Максу другой. Рука крупным планом с бокалом мутной воды. Делорм вопросительно поднял брови.

– Она сделана в конце 2009 года. Вода из колодца в Димоке, штат Пенсильвания. Воду использовали для гидроразрыва пластов при добыче сланцевого газа. С тех пор животные там лысеют, так что лучше эту воду не пить и даже не использовать для мытья.

– Хочешь включить снимок в книгу?

– И еще три – они пока не сделаны – о загрязнении воды. Рано или поздно она возвращается к нам… в глотку – вся, до капли.

Макс задумался, кивнул:

– Мне нравятся изображения, «напоминающие пощечину».

– Неожиданную, – подхватил Бертран. – Я не могу и не хочу от них отказываться.

– Ты знаешь, во что ввязываешься?

– Учусь ответственности.

Макс выдержал взгляд, улыбнулся и сказал:

– Я подготовлю договоры, и мы сможем встретиться в июле. Будет время подумать, а я успею свозить жену на Мальдивы. Бывал там?

Бертран стоял, держа руки в карманах спортивных штанов (их изначальный цвет остался далеким воспоминанием).

– Нет, это направление для влюбленных.

– Я очень влюблен в Дженну.

Бертран улыбнулся:

– Тебе повезло.

Они вышли в сад через заднюю дверь. Майское солнце золотило одуванчики на лужайке. Гость и хозяин обогнули дом, оказались у ворот, и Бертран пошел назад, не дожидаясь, когда Делорм уедет.

Он закрылся в мастерской, проверил почту, прослушал три сообщения. Одно было от Дафны. «Добро пожаловать! Позвони, когда будет удобно, расскажешь, как прошла встреча с Максом».

Бертран не стал откладывать. Дафна выслушала, поблагодарила за предложенный процент, потом сообщила – очень сдержанно, – что беременна…

– …от тебя. У меня в тот момент не было другого любовника.

– Ты принимала таблетки.

– Так бывает. Мой гинеколог считает, что поездка «сбила настройки» организма.

– Я призна́ю ребенка… – Бертран закончил разговор.

Он не стал считать, какой у нее срок, и не усомнился в своем отцовстве, прекрасно помня, как разворачивались события. Стоял посреди комнаты, выкрашенной в матово-черный цвет, и ничего не чувствовал. Ему показалось, что его самого обмазали густой краской. Он помнил, как взял с полки в магазине прямоугольную банку, чтобы прочесть этикетку, как потом открыл крышку и окунул валик в краску, поднял руку, провел сверху вниз, потом слева направо. Вертикаль – горизонталь. Снова. И снова… Бертран закрыл глаза. Дни превращались в бесконечность – черные, населенные несгибаемой / вездесущей / сгоревшей тенью. Франк.

Этот преданный человек сопровождал Бертрана с самой больницы в Танзанию, Руанду, Никарагуа. В Исландию. Но не в Швейцарию. Там, на берегах Женевского озера, фотограф ни о чем не думал. Разве что о цвете воды в разное время дня. Другим мыслям мешала опасная близость Франкфурта. Лола тоже была слишком опасна. «Лучше нам оставаться вдалеке друг от друга».

Ты была права, любовь моя, я творю одни глупости. Попадаю во все ловушки. Не глядя сел в ту машину, захотел секса с Дафной.

Жеральдина переживала. Отъезд из Нуазьеля прошел негладко, мысль о возвращении не радовала. Она прочла июньские номера GEO и ELLE и долго думала, что скажет в ответ на безмолвный вопрос Лолы.

Она хотела бы стать звездой покера или актрисой, а не танцовщицей… Танец выставляет напоказ все мышцы человеческого тела. Я ничего не читала. Увы, ложь – не всегда лучшее решение. Лола все поймет, даже если я смогу уничтожить экземпляры, раскиданные по миру.

Самолет приземлился, но ясности не прибавилось. Шофер такси не говорил по-французски, безоблачному небу не было до нее дела. Жеральдина повернула ключ в двери своего дома. Пустого. Сняла обувь у входа, сварила кофе и услышала доносившееся с улицы пение. Открылась калитка. Лола, Эльза и малыши ворвались на кухню, пообнимались с Жеральдиной, потом ее младшая дочь и внуки схватили плюшевых друзей и отправились играть. Лола с матерью повели неспешный разговор о Бенуа и ливнях в Нью-Йорке.

– Каждый день!

– Открытка не вернулась.

– Почтальону на руку, что мосты затопило.

Жеральдина улыбнулась – нехорошо, и Лола сунула руку в сумку матери, которая закрыла за собой дверь. GEO анонсировал белыми буквами: «ОЗЕРА. Автор – Бертран Руа. Африканская глава. Виктория». Еженедельник ELLE увлекал читательниц в Занзибар.

Молодая женщина долго стояла на кухне и рассматривала фотографии Виктории, такие разные и такие похожие на своего создателя. Неожиданные и Неподозреваемые. Необходимые. Прекрасные. Лола целую вечность не сводила глаз с последнего снимка. Самого его любимого – она бы жизнью поклялась, что это так.

Сфотографированный со спины мужчина смотрит на огромное озеро. Фигура расположена в левой части кадра, как тень, босые ступни касаются воды. На песке угадываются две-три ленивые морщинки. Мужчина худощав и кажется высоким, хотя вполне может оказаться коротышкой. Рядом нет ничего для сравнения. Да какая разница. Человек – темное пятно – смотрит на голубое небо, покоящееся на голубом озере. Горизонт не способен разъединить их. Воздух благоухает жарой и вечером. Через час, не позже, к голубому добавится бледно-розовый полутон, который потом станет пламенно-оранжевым. Вода опасно потемнеет. Один бог знает, кто живет под волнами, невозможно пересчитать капли воды в озере, воспоминания, прилетевшие со всех концов вселенной, чтобы потеряться в озере, и чудищ, прячущихся за утесом.

Все это ведомо только человеку в левой части кадра. Он неотрывно следит за сменой цветов. Он терпелив. Он знает: утро обязательно наступит, в игру включится солнце и разбудит воды, не страшась облаков, начнет обычный вертикальный подъем, а к вечеру покажется огромным и глубоким. Как старик, который вспоминает свою жизнь и надеется, что смерть похожа на мопассановскую ночь. Звездную, сулящую бесконечность. Он знает: небо подобно глазам человека, потому что зависит от их света. Будь внимателен и заметишь притаившихся в тени монстров. Если проявишь капельку внимания, встретишь чужой взгляд и больше не будешь одинок.

Лола поместила бы снимок на то же место. Только ей изображение объясняло все. Текст написал сам фотограф, но Лола не стала читать – вспомнила несчастную улыбку матери.

Она пролистала ELLE и задержалась на платьях Анжелы Бассо. Дафну фотографировал Бертран, Лола узнала его руку. Бывшая любовница завершала каждую часть репортажа в одном из платьев коллекции.

Под некоторыми снимками стояла фамилия Руа. Бертран Руа. Хлоэ Блан сказала: «Мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте: я встретилась с другом, и он сделал то, что мне не удавалось».

Лола закрыла журналы.

Минуту спустя мать нашла ее сидящей на полу в наброшенном на плечи жакете. GEO и ELLE валялись на паркете. Жеральдина застыла в проеме двери.

– Ровно три года назад, день в день, я позвонила в дверь квартиры Дафны. Погода была роскошная, не то что сегодня. Может, это и склонило чашу весов на сторону любви. – Мимолетная улыбка осветила лицо Лолы. – Я даже не уверена, что Бертран существовал на самом деле… Так будет всю жизнь, мама?

Жеральдина опустилась на пол рядом с дочерью и сказала – очень убежденно, но не навязчиво, а нежно:

– Хотела бы я знать, детка.

Лола посмотрела на мать, перевела взгляд на обложку с бесконечной сапфировой синью воды и охровой черточкой далекого берега. Бертран снимал с лодки или катера, оставшегося невидимым для зрителя. Солнце светило ему в спину, и удлиненная тень человека ласкалась к волнам. Жеральдина тронула ее пальцем.

– Вот доказательства его существования, он здесь.

Лола промолчала, и она добавила:

– Он мужественный человек, раз делает то, что делает.

У Лолы перехватило дыхание, она ответила, не поднимая головы:

– Я заставила его отправиться в ту проклятую поездку. А Дафна ему помогает.

– И что это меняет?

– В моей сегодняшней жизни – ничего. А в завтрашней…

Жеральдина не позволила дочери договорить, обняла ее за плечи, и Лола не сопротивляясь положила голову ей на плечо. Силы оставили молодую женщину, она была в отчаянии и безумно влюблена.

– Мне кажется, ему нужно время, – шепнула Жеральдина. – Тебе тоже.

Сайт Bayercom подробно освещал строительство нового здания лаборатории. Бертран знал наизусть весь фотоальбом, который регулярно обновлялся. Франк Милан все еще находился на лечении. Когда он выйдет на работу? Позвонить нужно именно сегодня, 5 июня. Он порепетировал вслух и в 15.30 набрал номер Bayercom Deutschland, поговорил две минуты на немецком и повесил трубку. Инженер выздоравливал в кругу семьи во Франции. Как долго это продлится, ему не сказали, видимо, Бертран не сумел правильно сформулировать вопрос на чужом языке. Франк и Лола во Франции. Эта мысль затмила все остальные, он даже опоздал на ужин в свою честь, организованный главным редактором. Там его сразу усадили за стол, и он не успел включиться в общий разговор. Вопросов никто не задавал – взгляд Бертрана пресекал любую попытку любопытствования. Он знал, что люди сплетничают у него за спиной, ну, так ведь обо всех говорят…