— Василь Василич, — позвала Леночка, — к вам корреспондент «Губернских ведомостей».

Слова помощницы произвели неожиданный эффект: сердце Крутова сладко сжалось. Вот о чем тоскует его душа — о любви.

Застегнув верхнюю пуговицу на пиджаке, Василий, совсем как в ранней молодости, сорвался с места, поправил галстук, пригладил шевелюру и поинтересовался:

— Как я выгляжу?

— Как Джейсон Стэтхем. — Леночка окинула шефа хозяйским взглядом, заметила непонимание в глазах и пояснила: — Фильм «Перевозчик», я надеюсь, вы смотрели?

— Тогда приглашай. — «Перевозчика» Крутов не смотрел, но сравнение ему польстило. — И приготовь нам кофе.

— Есть приготовить кофе. — В плутоватых глазах помощницы мелькнуло едва уловимое мстительное выражение, но Крутову было не до психоанализа.

Собкор «Ведомостей» Валерия Ковалева — милая и женственная, со скрытым темпераментом, к тому же интересный собеседник — завладела помыслами Василия.

«Немного для приличия поработаем, и повезу ее… Куда бы ее повезти?» Додумать эту ценную мысль Крутов не успел.

В кабинет вплыла членистоногая девица, следом за которой шлейфом тянулось облако феромонов и дофаминов. Бедра девицы были обтянуты в юбку, которая при желании могла сойти за широкий ремень.

Василий в недоумении наблюдал, как девица перемещалась в пространстве — виляя несуществующим задом.

— Добрый день!

— Добрый, — кивнул Крутов, продолжая наблюдать за объектом.

— Мария Чижевская, корреспондент «Губернских ведомостей», — хищно улыбнулась девица. — Мне Казимир Людвигович дал задание встретиться с вами и написать статью о том, о чем вы скажете.

Низкий лоб, выдающийся вперед ротовой аппарат. «Самка богомола», — определился Крутов. И такая же прямолинейная.

Феромоны самки богомола не привлекали Крутова. С некоторых пор Василий стал разборчив, как избалованный кот, хозяйский любимец.

— Прямо-таки о чем скажу. — Взгляд Василия затуманился и скользнул вдоль мосластой фигурки. Сплошные прямые линии, никаких изгибов и округлостей. «Бедненькая», — посочувствовал Крутов.

— Казимир Людвигович сказал… — дернулся объект изучения.

— Я понял, понял, — самым беспардонным образом перебил самку богомола Крутов. — Вы передайте привет Казимиру Людвиговичу и мою настоятельную просьбу не менять коней на переправе.

— Коней? — Трогательная складочка между бровями выдала работу мысли.

— Вы просто передайте, он поймет.

— Может, все-таки…

— Нет-нет, я занят. Извините.

— Но ваша помощница…

— Уже уволена.

Не в характере Крутова было обижать женщин — сказалось разочарование от подмены. С появлением в его кабинете самонадеянной девицы всплыла горькая правда: он хотел Валерию Ковалеву.

— Елена! — рявкнул Крутов, определив по стуку двери в приемной, что самка богомола отправилась в среду обитания.

— Ave, Caesar. — Леночка нарисовалась так неожиданно быстро, что не оставалось сомнений — стояла под дверью.

— Твои фокусы?

Ответ не требовался — он читался на лице помощницы, но Крутов все доводил до логического конца.

— Повторяю вопрос: твои фокусы?

— Если вы имеете в виду собкора Ковалеву, то нет, я не звонила и не требовала замену. Инициатива исходила от этой Чижевской.

Она сама напросилась на интервью. Я посмотрела в расписание и назначила время. А что случилось, дядя Вася? — перепрыгнула с официального на домашний тон Леночка. Этим нехитрым приемом помощница Крутова пользовалась, когда пахло жареным.

— Ты доиграешься, — предостерегающе начал Крутов. — Ты знаешь, что инициатива наказуема?

— Слышала что-то подобное. И что, не врут люди?

— Не уходи от темы. По какому праву ты принимаешь решения за меня?

— Я стараюсь, стараюсь, — завела шарманку Леночка, — а вы все опять не так поняли.

— Отвечай на вопрос. — В голосе Крутова проскользнула усталость.

— Я не принимаю решений, Василь Василич, я только предлагаю вам выбрать из нескольких вариантов один.

Глаза у помощницы покраснели, и Крутов пошел на попятную:

— Несколько вариантов? Это, по-твоему, вариант? Мне сколько лет, по-твоему?

— Сорок шесть.

— Сорок два!

— Почти как папе, — снова напомнила о своей неприкосновенности Леночка.

— Ты бы хотела получить такую мачеху, как эта? — пошел на хитрость Крутов.

— Вас никто не заставляет жениться, дядя Вася, и вообще, считайте, что я проверяла вашу стойкость.

— Проверила?

— Теперь я вижу — вы заслуживаете лучшего, чем эта Чижевская.

Крутов с любопытством воззрился на Леночку:

— И кого, по-твоему, я заслуживаю?

— Ковалеву. К вашему сведению, недавно Валерия Ковалева съехала к маме от мужа, который изменил ей с этой самой Чижевской. — Леночка заглянула в блокнот. — Мама, Нора Максимовна, с ранней весны до глубокой осени обретается на даче, так что, дядя Вася, нечего отсиживаться в стороне, когда в стране демографический кризис.

— И откуда ты только все знаешь? — Способность помощницы добывать сведения лежала в сфере деятельности ее отца, друга Крутова, но неизменно поражала Василия.

— Ответ неверный.

— Назначай встречу.

— Уже назначила. Завтра. Ресторан «Барбара», двадцать ноль-ноль, кабинет на двоих. Кречет будет ждать Ковалеву без пятнадцати восемь у подъезда. Вам я вызову такси.

* * *

Зловредная тетка с пустым ведром пере бежала дорогу умышленно — в этом Лера ни минуты не сомневалась. Лера даже хотела вернуться домой и посмотреться в зеркало, чтобы нейтрализовать действие пустого ведра на судьбу, но взглянула на часы и прибавила шагу — ей теперь опаздывать нельзя, она теперь рядовой сотрудник, а не жена главного.

Примета выстрелила, стоило переступить порог редакции.

Дворянинович предстал перед Лерой в белой двойке, как «в белом облаке из роз», правда один, и начал с места в карьер:

— Ты собираешься возвращаться?

Странный вопрос поставил в тупик. Как будто она вышла на минуточку к соседке и заболталась.

Губы онемели, Лера еле выговорила:

— По моим сведениям, место занято.

— Твое место никто и никогда не займет. — Произнося эту ложь, Казимир без стеснения рассматривал Валерию.

Поймав этот взгляд, Валерия смутилась и покраснела. И чтобы хоть как-то защититься от наглых зрачков, по-хозяйски беспрепятственно проникающих под футболку, отвернулась:

— Я была в суде и написала заявление о разводе. — Это скорее был анонс события: Лера только собиралась нести заявление, но это мало что меняло — других вариантов не существовало в ее сознании.

— Я не дам согласия, — заявил Дворянинович. Заявление ничего общего не имело с раскаянием.

— Твоего согласия закон не требует. Ведь у нас нет детей.

— Хочешь, усыновим, возьмем в доме малютки. — Похоже, Дворянинович основательно подготовился к разговору.

— Поздно, Казик, мы опоздали это сделать ровно на твою Чижевскую.

— Далась тебе эта Чижевская, — Казимир поморщился, как от боли, — у нее уже практика закончилась.

— Надеюсь, на ваших чувствах это не отразится. Так или иначе, мавр сделал свое дело, — закончила Лера.

— Клуша, я тебя умоляю, не драматизируй.

Лера дернулась, как от удара током, и больше не слышала, что говорил Казимир. В ушах гулко стучало сердце, пульсировала кровь: клуша, клуша. Неужели она так и останется навсегда в его памяти клушей? И в душу к Лере закралась крамольная мысль: Бочарникова права, надо проучить этого негодяя.

— Я проникся, прочувствовал, осознал, — донеслось до Леры, — что еще я должен сделать или пообещать?

— Казик, — Лера остановила на муже потемневший взгляд, — зачем я тебе?

— Ты моя жена, — вспомнил оступившийся на самке тарантула супруг, — ты должна меня простить.

— Зачем?

— Затем, что это по-христиански. — Это было что-то новое. Махровый безбожник Дворянинович поклонялся только золотому тельцу и как новообращенный христианин не внушал доверия.

— Я простила тебя, — сказала совершенно искренне Лера.

— Тогда возвращайся.

— Понимаешь, я простила и забыла тебя.

— У тебя кто-то появился, — ухватился за нелепую догадку Казимир.

— Нет. Просто я не клуша, — скорее себе, чем мужу, тихо ответила Лера, но Казимир услышал.

— Ты не клуша, ты — дура, тупица, безмозглая курица, — лицо Казимира исказилось от ярости, — и ты еще пожалеешь о своем решении.

И эффектно, именно так, как никогда не умела Лера, муж вышел, хлопнув дверью.

Несколько минут Валерия не шевелилась.

О чем она может пожалеть? О том, что сидит на скамье запасных? Или о том, что осталась в тридцать пять лет одна? Или, может, о том, что у нее нет работы?

Попытки пристроиться куда-то корреспондентом или редактором ничего не дали. Казимир постарался на совесть или это пресловутая черная полоса в судьбе?

Мужу ничто не мешало придумать и запустить в народ какую-нибудь нелепицу про склочный характер собкора Ковалевой.

Заводские многотиражки или какой-нибудь пигмейский «Вестник университета» уже не казались Лере средством информации второго сорта, но и тут ее ждало разочарование: небольшие профессиональные журналы и газеты почили в бозе, гикнулись, сыграли в ящик, приказали долго жить.

Сетевой ресурс и доска объявлений «Из рук в руки» лишили Леру невинности, а фриланс придал законченность ее падению.

Лерины собеседники рассыпались в комплиментах и предлагали оставить телефоны, что не меняло сути — это были вежливые отказы.

Статьи собкора Ковалевой стали в газете редкостью, и Лерины источники, ее информаторы, с которыми она работала с десяток лет, потихоньку уплывали к действующим журналистам.

В надежде на случайную помощь Лера отыскала кое-кого из бывших однокурсников, с которыми не виделась лет, наверное, пять, и с удивлением узнала, что в профессии почти никто не остался. Получалось, что ее недавнее благополучие — заслуга Казимира. Как и низвержение.


После разговора с Казимиром Лера не плакала — перенесла это удовольствие на вечер.

Вечер обещал распитие спиртных напитков, оплакивание карьеры журналиста, личной жизни, жизни вообще и сломанного ногтя в частности.

С некоторых пор к слезам располагало вообще все. Особенно освещенные окна соседних домов, за которыми Лере представлялись сплошь семейные идиллии: детишки, любящие родители, совместный ужин за приятной беседой о пятерках в школе и успехах на работе. За каждым окном по идиллии.

В экспроприированном халате Казимира Лера только-только устроилась с ногами на широком подоконнике и едва успела глотнуть коньяку прямо из горлышка, и тут — звонок в прихожей.

Из дверного глазка открывался вид на роскошную клумбу.

— Кто там? — осторожно поинтересовалась сбитая с толку Лера и судорожно вздохнула.

— Доставка цветов, — отозвались из-за букета.

— Вы ошиблись дверью! — крикнула Лера.

— Нет, я не ошибся, Валерия Константиновна.

Лера высунулась в подъезд.

— Это вам, — обезоруживающе улыбнулся парень и протянул через порог букет.

Скользнув по физиономии рассеянным взглядом, Лера уставилась на цветы: желтые розочки вперемежку с карликовыми сине-фиолетовыми ирисами — цветком Богородицы, упакованные в желтый фетр, отбивали всякое желание выяснять, кому и от кого эта красота предназначается.

Пауза затягивалась, а Ковалева потрясенно шевелила губами.

— Девятнадцать, — закончила считать розы Лера.

— Вы меня не помните? Я водитель Василия Васильевича, — еще шире улыбнулся парень-добряк.

— Ну почему же, я вас помню, — солгала Лера и в ту же секунду на самом деле вспомнила — Влад.

И какое-то неприятное чувство заворочалось под ребрами — она что-то кому-то обещала и не сдержала обещание…

— У вас через двадцать минут встреча с шефом, — озадаченно разглядывая Лерин непрезентабельный вид, доложил парень, — я специально пораньше приехал, знаю, девушки всегда опаздывают.

Странная логика уже не способна была удивить Ковалеву. Она стояла на пороге в халате и домашних шлепанцах, не в состоянии сдвинуться с места. Вот что она забыла — ресторан «Барбара»! Ужин с Крутовым!

— Вас Ленка не предупредила, что ли? — усомнился Владик, наблюдая, как журналистка меняется в лице.

— Мне звонила референт Крутова, предупреждала, — прошептала Лера и поднесла ладонь к губам.

— А вы запамятовали? — С таким аналитическим мышлением парень явно отказался от карьеры следователя по особо важным делам.

— Запамятовала, — подтвердила Лера.