— Не могу, у меня встреча.

— Позвони и отмени.

— Ладно, — покорилась Лера и достала трубку.

Номер кандидата биологических наук Володи Душкова был вне зоны доступа.

— На паре, наверное. Он преподает, — автоматически объяснила Лера.

— Ничего, еще раз позвонишь, — успокоила подругу Бочарникова и потянула из кабинета. — Поедем прямо сейчас на речку. Купим мясо, вино, разложим костер и посидим. Я сто лет не была на речке, — гудела Галка, подталкивая Леру к выходу.

Как в тумане, Ковалева тащилась за подругой, не слыша большей части из того, что та говорит.

— Он не может так со мной поступить, — защищаясь от страшных мыслей, снова и снова бормотала Лера.

— Еще как может. — Галина вела Ковалеву по редакции, как больного после процедур.

Процедура, которой подверглась Лера, называлась «травля» и вызывала ассоциации с именем вождя всех народов. Интересно, как далеко может зайти Казимир?

— Он далеко может зайти, — словно угадав Лерины мысли, предрекла Галина. — Человек он увлекающийся, сам не остановится. Придется останавливать.

Бочарникова открыла дверь во двор, на котором вели непрекращающуюся войну за место личные авто типографских и газетчиков.

Двор захлебывался в концентрированном аромате одичавшей сирени — здание было обсажено декоративными кустами со всех сторон, — и у Леры моментально разболелась голова.

— Как останавливать? — поинтересовалась Ковалева, когда они оказались возле Галкиного джипа, приютившегося у заплетенных в косицу тонких стволов.

— Что? — Галка уже успела забыть, о чем говорила.

— Как можно остановить Казимира?

— Прыгай, — показала головой на место рядом с собой Бочарникова, и Лера спряталась в машине.

Галка пристегнула себя ремнем безопасности, бросила на Леру быстрый косой взгляд и усмехнулась:

— У твоего мужа куча слабостей, а еще больше — пороков. Главный порок — стяжательство. Оттяпаем у него акции. Пристегнись.

— Акции? — Валерия сморщила лоб, что-то вспоминая, и потянула на себя ремень.

— Акции газеты.

— Он сказал, что делить их со мной не собирается.

— А никто и не говорит о дележе, — выезжая на дорогу, развеселилась Бочарникова.


Место Галина выбрала не случайно: лесок и два ручья образовывали здесь галечные отмели, темная вода в реке тяжело перекатывалась по булыжникам.

Валежник добавлял красоты и дикости этим местам и будил в душе тягу к путешествиям и здоровому авантюризму.

Поставив машину на высоком берегу, Галина вынула из багажника чемоданчик с дорожным набором, бутылку коньяка и контейнер с мясом. Лера тащила пакеты со снедью и дровами.

Спустившись к ручью, подруги с двадцать седьмой попытки развели костер и устроились на поваленном грозой стволе какого-то дерева, выбеленном солнцем и дождями до цвета блонд.

Бочарникова наполнила мельхиоровую стопку коньяком и протянула застывшей в задумчивости Лере:

— Предлагаю выпить за банкротство Казимира Дворяниновича.

— А ты?

— Я за рулем, поэтому коньяк тебе, а я выпью немного вина.

— За банкротство Казимира Дворяниновича, — послушно повторила Лера, но смысл тоста дошел до нее окончательно вместе с коньяком.

Неожиданно Лера обнаружила в себе нерастраченные запасы спортивного азарта настоящей охотницы за имуществом. Она будет делить с Казимиром даже битый «фольксваген», ключи от которого демонстративно оставила на комоде в прихожей, даже… даже… Взгляд Леры упал на разинутую шелковую пасть дорожного чемоданчика для романтических пикников, похожую на миниатюрный вход в Сезам. Даже шампуры и вилки с ложками она будет делить с Казимиром. Вот так.

— Пустим его по миру, подруга, — подстрекала Галина.

— Нужен адвокат по имущественным делам. — На лицо Ковалевой легла тень.

Разрыву с мужем Лера даже в мыслях не решалась придать статус развода. Другое дело — раздел имущества.

— Ну, чего нос повесила?

— Галка, я четырнадцать лет замужем. Как без мужей женщины живут?

— По-разному. Могу устроить тебе парочку экскурсий в неполные семьи.

— Что, все так паршиво?

— В основном паршиво.

— И тебе?

— Бывает, — неохотно отозвалась Галина. — Но нам с тобой повезло — у нас хотя бы детей нет.

— Разве это везение?

— А разве нет? По крайней мере, никто не спрашивает: а кто мой папа, а где мой папа. Однако, девочка моя, мы не об этом с тобой собирались поговорить.

— Да. Мы собирались поговорить об акциях, — снова оживилась Лера, — мне полагается половина всего совместно нажитого имущества.

— Мелко плаваешь.

— В смысле?

— Я имела в виду нечто совершенно, принципиально другое. Я имела в виду захват газеты, — таинственно произнесла Бочарникова, наблюдая за реакцией подруги, известной клуши.

От алчного блеска в глазах Бочарниковой Лере стало неуютно.

— Захват?

Воображение тут же подсунуло апокалиптическую картинку: жалкий старичок-вохровец на проходной, бессильный против людей в масках, вооруженных автоматами, вскрытый сейф в бухгалтерии, изъятие юридической документации и сдержанные рыдания Шурочки Величко… Это было не совсем то, к чему Лера стремилась.

— Конечно, захват! — Галкины глаза горели нездоровым блеском, а невыразительные губы нервно подергивались.

Вид подруги привел Леру в чувство.

— Нет, — с несвойственной ей твердостью заявила Ковалева, — я не дам согласие на захват. Придумай другой какой-нибудь вариант.

— Началось, — проворчала Галина, насаживая мясо на шампуры, — тогда не жалуйся, если Дворник тебя каждый день принародно станет макать в унитаз. Между прочим, я удерживалась от рейдерского захвата только из-за тебя.

— Вот и удерживайся дальше. — Спокойный, непреклонный тон Леры не удивил Бочарникову: муж для Леры был тотемным животным.

— Хорошо! Есть второй вариант. Для меня, конечно, менее предпочтительный, потому что более гуманный. Отожми у соучредителей их долю.

Лера в неподдельном удивлении уставилась на Бочарникову:

— Как, интересно?

— Если не хочешь рейдерского захвата газеты — придумаешь.

— Галка, ты меня шантажируешь?

— Бог с тобой, девочка моя. Предупреждаю. Все серьезней, чем ты думаешь. Твой Дворянинович…

— Уже не мой, — отреклась от неверного мужа Лера.

— Ты не знаешь, как этот уже не твой, — сделала акцент Галка, — стал одним из учредителей. Открою страшную тайну: Казя использовал компромат против Чудиновских, и старый греховодник вынужден был без шума и пыли уступить акции.

— Старый греховодник?

— Да, девочка моя. У Чудиновских была любовница, а Казимир выследил их и сделал несколько откровенных снимков. Потом показал главному фотки и поставил перед выбором: акции в обмен на негативы и снимки. Ты же знаешь, ни при каких обстоятельствах Чудиновских не ушел бы из семьи. На это и рассчитывал Дворник.

— Откуда ты знаешь?

— Этой любовницей была я.

Взглянув на очумевшую, как таракан после санобработки, Ковалеву, Бочарникова резко сменила тему:

— Подруга, ты давно в свет не выходила?

— Лет сто.

— Пора тебя проветрить.

— Есть предложение? — еще находясь в прострации, автоматически спросила Лера.

— Полно. В Музыкальном танцует «Баядерку» Волочкова. По всему городу расклеены афиши Валерия Гергиева. Так что засидеться я тебе не дам.

Кислая Лерина улыбка у кого угодно отбила бы охоту ее проветривать.

— Шерочка с машерочкой.

В ответ Бочарникова только подлила подруге коньяка.

— Кого-нибудь подцепим в театрах-то, — Галка подтолкнула Леру плечом, — какого-нибудь интеллигента-нувориша. Давай за это выпьем.

Первая доза коньяка уже хозяйничала в крови — Лера парила в облаках, не ощущая груза прошлых обид и собственного тела.

— За интеллигента-нувориша?

— Не цепляйся к словам. Выпьем за то, чтобы охмурить состоятельного и неженатого.

— Умного, великодушного, щедрого. И пылкого любовника.

— Ты сейчас все испортишь, — предостерегла Галка, — портрет уже вызывает недоверие.

— Портрет собирательный. Когда начнем охмурять? — Коньячная готовность к подвигам безумно нравилась Лере.

— Купим билеты — и вперед!

— Счастливые билеты?

— Нет, билеты счастья.

Галина перевернула шампуры, засмотрелась на тлеющие угли и притихла.

Подставив лицо солнцу, Лера тоже молчала.

Запах мяса привлек бродячую собаку. Лера с острой жалостью рассматривала животное: свалявшаяся шерсть клоками свисала с исхудавших боков, нос ловил съестные запахи, голодные глаза, не отрываясь, следили за шашлыками. Что-то их роднило с собакой. Что?

Лера бросила псине кусок, та виртуозно поймала его на лету и потрусила прочь. Именно в этот момент, глядя вслед убегающему псу, Лера осознала, насколько она одинока. Одиночество — вот что их роднит.

В Галке собака пробудила совершенно иные мысли и чувства.

— Надо не сидеть сложа руки и не ждать у моря погоды, надо действовать.

— От судьбы не уйдешь. — Лера всегда была склонна к меланхоличной созерцательности.

— Точно. Она от тебя уйдет. Звони Крутову, назначай встречу.

— Что? Зачем это?! — При воспоминании о парламентарии Леру обдала горячая волна стыда. Только по приговору суда она согласится встретиться с мачо.

— Извинишься и пригласишь в ресторан. Я закажу вам какой-нибудь крутой кабак, и ты сделаешь статью об этом вонючем военном городке, черт бы его побрал! Звони!

— Еще чего! Не буду!

— Тогда я сама сейчас ему позвоню и скажу, что ты в него влюбилась.

— Галка! Ты спятила? — заорала Лера, вмиг протрезвев.

— Не позвонишь — оттяпаю у Казимира акции.

— Ненормальная, — определила Лера. — Звони кому хочешь, говори что хочешь, я никуда не пойду и ни с кем встречаться не собираюсь. И больше не будем об этом.

Капитулировать перед детским наивным упрямством Ковалевой Галина не собиралась, но что-то такое было в интонациях Леры, что заставило Галину отступить. Отступить, чтобы перегруппировать силы для новых атак.


В то время как на берегу ручья Валерия снимала один стресс, судьба параллельно готовила другой, чтобы подсунуть с утра пораньше.

В колонке, которую из номера в номер вела собкор Ковалева, обнаружился пришелец — чужая заметка. От подписи в конце заметки Леру прошиб холодный пот: «Кандидат биологических наук, м.н.с. В. Душков».

Не дождавшись Ковалеву, Володя сам передал в газету результаты уникальных наблюдений за городскими птицами.

Господи ты боже мой, как же так?

Нет, Душков не способен на такое коварство. Кто-то очень хитрый действовал за его спиной, какой-то ловкий манипулятор. Чьи это могут быть шаловливые ручонки? Интуиция подсказывала: Чижевской. Только практикантка могла пронюхать о птицах, нарыть телефон мэнээса Душкова и уговорить его тиснуть заметку. Самка тарантула на охоте не гнушается ничем.

Как всегда некстати проснулась совесть. «Ты просто ненавидишь свою обидчицу, вот и винишь ее во всем. Скажи еще, что Чижевская виновата в вашем разрыве с Казиком. Не она, так другая. Вся вина девицы в том, что она оказалась в нужное время в нужном месте и взяла то, что плохо лежит, — только и всего».

Прислушавшись к голосу совести, Лера отправилась к Шурочке.

— Здравствуйте, Валерия Константиновна, — сразу заюлила секретарша.

— Шурочка, меня вчера искал кандидат наук Душков?

— Да. — Шурочкины глаза заметались.

— И на кого вы его переключили?

— Казимир Людвигович сказал переключить на Чижевскую. Я так и сделала.

У Валерии опустились руки — так она и знала.

— На Чижевскую, значит, — эхом повторила Лера.

— Да, на Маньку, — горячо зашептала Величко, и что-то отдаленно напоминающее сочувствие мелькнуло в карих бесстыжих глазах. — Валерия Константиновна, я одна дочь ращу, поймите меня!

— Да-да, конечно, вы все сделали правильно, Шурочка. У меня нет никаких претензий к вам.

Значит, ее уже списали со счетов. Ставку делают на Чижевскую.

Черт бы с ней, с Чижевской, но попытка вытащить себя из депрессии и измены Казика с помощью работы трещала по швам. Казимир не даст ей спокойно заниматься любимым делом у себя под боком. Надо искать работу.

«В желтой газетенке оторвут с руками» — кажется, так сказал Казимир? Чья это иезуитская мыслишка — Казимира или этой сучки-практикантки? Кто из этих двоих плагиатор?

Вне журналистики Лера себя не мыслила, а уйдя из «Ведомостей», рисковала остаться на улице. Из местных СМИ — только «Губернские вести», карманный телеканал и Гостелерадио с ортодоксальной псевдоаналитической краевой программой. Все остальное, по выражению Бочарниковой, — «шняга, ни посмотреть, ни послушать».