Подобное утверждение нарушило спокойствие Мэдди.

— Разумеется, он мой!

Желтые волчьи глаза Слюнометателя прожгли ее насквозь.

— Так ты у нас одинокая мамаша? Что, думала, что «овуляция» — это название молочного коктейля, который ты пьешь перед сном?

Остальные полицейские, находившиеся с ними в комнате, подхватили его самодовольный смех нестройным хором смешков и хихиканий. Мэдди пристально посмотрела на офицера Слайна. Он представлял собой такой тип мужчин, который пал бы первой жертвой каннибализма в случае крушения вашего самолета в Андах, даже при наличии достаточного количества пищи.

Полицейские матрешки отошли в сторонку, чтобы дать своему предводителю доступ к друг ой стороне стола. Без всякого предупреждения он подскочил и попытался выхватить Джека из рук Мэдди. Ребенок проснулся от рывка, бросил всего один взгляд на офицера Слайна и зашелся яростным воплем. Мэдди прижала Джека к себе, окружив своими руками как живым щитом его драгоценное тельце.

— Дети прекрасно разбираются в людях, вы не находите? — мило заметила она.

Одна из матрешек захихикала, но вид налившегося кровью лица Слайна тут же ее успокоил.

— Допрос переносится на половину шестого, — произнес он, нажав на кнопки магнитофона, напоследок метнув на Мэдди ненавидящий взгляд.

— Путь социальные работники заберут у нее это чертово отродье! — приказал он. — Какая из тебя мать? Что, когда очухалась, было поздно для аборта? Конечно, что тут думать… Держу пари, работаешь на панели. Твой сутенер принуждает тебя к постоянной сексуальной активности, да?

— Да нет, — шутливо отмахнулась она. — Какая активность? Я просто лежу на спине!

Сержант Слайн ударом размозжил свой кофейный стаканчик. Пластик хлопьями разлетелся по полу. У Мэдди появилось смутное предчувствие, что дело добром не кончится.

— И не мечтай, что тебя выпустят под залог. Ты не называешь своего имени, не даешь адреса, одета как проститутка, и мы еще не проверили твой иммиграционный статус.

Если он плюнет на нее хотя бы еще раз, она признается в участии во взрывах в Бирмингеме.

— Послушайте, — вздохнула она, смиряясь. — Я была в «Харродзе». Я помню только, что там кто-то кричал и была целая прорва народу. Наверное, вор просто спрятал кошелек в детский рюкзачок. Я провинилась только тем, что забыла заплатить за упаковку чертового чернослива. Я очень устала. Если это какой-то розыгрыш, то, может, мы на этом закончим?

— А закончим мы тем, что до суда отправим тебя в тюрьму Холлоуэй. Если бы бросила валять дурочку и назвала нам кое-какие имена, мы могли бы заключить сделку.

Мэдди с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Единственная решетка, за которой ей приходилось бывать, служила подставкой для бокалов хереса. Самыми противозаконными поступками на ее совести были отказ делиться рецептом печенья, бегство со стоянки, где она помяла чужую машину, и присвоение авторства блюд из кулинарии «M&S». Хорошо, еще был случай, когда она использовала туалетную кабинку для инвалидов, чтобы заняться сексом с Алексом. Но им тогда срочно требовалось место для уединения! Мэдди вообще была из тех людей, которые стыдятся носить бейсболки с названием или эмблемой города, в котором они не были. Даже играя в монополию, она никогда не вытягивала карточки с надписью «Тюрьма».

Она решила, что с нее хватит.

— Меня зовут Мэдлин Вулф, довольны?

— Откуда нам знать, что ты не вешаешь нам лапшу на уши?

— Я вас умоляю! Ладно, ладно. Я дам вам имя человека, которому вы можете позвонить, чтобы подтвердить данные о моей личности. Это отец ребенка…

Как же ей не хотелось давать этот телефон! В ее списке самых нежелательных вещей звонок Алексу шел под вторым номером, сразу за усечением клитора. До сего дня этот мужчина был так же ей полезен, как… впрочем, любой другой мужик в родильном зале. Мэдди не хотела звонить ему первой, но, черт возьми, происходящее переходило уже все границы! Он хотя бы поможет ей выбраться отсюда. «Смирение — гранильный камень для характера!» — наставляла она себя. Правда, с характером у нее и так было все в порядке. Даже перебор, если верить словам многочисленных друзей Алекса, обладавших широкими связями по многочисленным классовым прослойкам Лондона.

— Ага! — оживился Слайн. — Так, значит, в этом уравнении все-таки присутствует мужчина?

Мэдди помедлила.

— Ну да. Я думаю, что с научной точки зрения его можно причислить к отряду позвоночных.

— Я должен сделать вывод о том, что вы находитесь не в лучших отношениях с отцом вашего ребенка?

Олимпийские состязания по сарказму можно было считать открытыми, и Слайн, наряду с Мэдди, претендовал на золотую медаль.

— У меня появляется желание выщипать по одному все волоски у него в паху, а затем вернуть их на место методом трансплантации с помощью тупой иглы… а в остальном у нас прекрасные отношения, — произнесла она с милой улыбкой.

— Неужели? — Слайн откинулся назад, балансируя на своем стуле и всем своим видом изображая безразличие и издевку. — Неужели это было изнасилование?..

Когда он только вошел в комнату, Мэдди неверно истолковала его близко посаженные глаза и мрачное выражение лица как признак неразговорчивости. Оказалось, что он тогда лишь присматривался к жертве. Она покачала головой.

— Если он такая скотина, — спросил он с усмешкой, — зачем же ты с ним спала?

— Не знаю… кому-то же надо было это делать.

Мэдди решила, что полицейские не оценят объяснения о том, что в Алексе ей больше всего нравились его брови. Он был первым мужчиной в ее жизни, который мог слушать «Нессан Дорма» и при этом не думать о Кубке Мира по гольфу. Он не только знал номера концертов Моцарта и обладал шестью степенями по биологии, но и действительно читал книги, указанные в списке претендентов на ежегодную литературную премию. Для Мэдди, бросившей школу в возрасте пятнадцати лет, это казалось верхом интеллигентности. Единственным тестом, который она в своей жизни сдавала, был мазок на кресле у гинеколога.

Да, это была любовь с первого взгляда. Правда, потом она присмотрелась к нему повнимательнее. Ей показалось, что у нее на сердце висит плакат: «Разбить в случае необходимости». Необходимость появилась тогда, когда Мэдди проехала полмира ради того, чтобы быть рядом с любимым, и обнаружила, что он женат и приходится счастливым отцом близнецам, а как только рассталась с ним, то поняла, что беременна.

Целая эскадра дымовых дирижаблей поднялась к потолку, прежде чем детектив снова заговорил.

— Ну что?

— Тот факт, что он обладал пенисом размером со ствол секвойи, тоже сыграл свою роль, — опасно пошутила Мэдди. — Просто удивительно. Этому дереву требуется двести лет для того, чтобы достичь того размера, на который он вырос за две и шесть десятых секунды при одном лишь взгляде на чулки в сеточку.

Лицо Слайна сложилось в гримасу горгульи.

— Хватит пороть чушь. Мне нужно его имя и номер, черт его дери. Если не будешь с нами сотрудничать, я посажу тебя быстрее, чем ты произнесешь слово «адвокат».

* * *

В ожидании Мэдди кормила ребенка. Замороженная фасоль, которую она положила в бюстгальтер, от жары превратилась в продукт, готовый к употреблению. Она вытащила один из пакетиков, разорвала упаковку зубами и съела фасоль пластиковой кофейной ложечкой.

Охранница, наблюдавшая за ней, добавила стоимость упаковки фасоли к счету за содержание Мэдди в камере.

При мысли о скором приезде Алекса на нее накатывала волна такого облегчения, которое может испытывать лишь человек, считавший, что стоит на пороге смерти, и случайно узнавший о том, что просто болен скоротечным гриппом. Дело было в том, что Мэдди запретила сердцу любить, но оно ее не слушалось. Весь последний месяц ей пришлось постоянно прикладывать титанические усилия, чтобы держать себя в руках, сравнимые лишь с попытками Паваротти уместить свои телеса в штаны неприлично большого размера. В то же время она не теряла тайной надежды снова встретиться с ним… или с его совершенно симметричным инструментом. У Алекса был один недостаток — он страдал СПО (страхом перед обязательствами). Как только речь заходила о каких-либо обязательствах, он становился осторожным, как разведчик, в голом виде перелезающий ограду, находящуюся под напряжением. Вскоре, однако, Мэдди нашла лекарство от СПО — крохотный символ их любви, тихо сопевший у нее на руках. Ее настроение приподнялось, несмотря на все обстоятельства.

Сержант Слайн вскоре вернулся с суррогатной улыбкой на лице.

— Упомянутый вами Александр Дрейк, британский естествоиспытатель-натуралист, ведущий цикла передач Би-би-си о природе, отрицает факт знакомства с вами и вашим байстрюком.

Это простое, небрежно брошенное предложение изменило все в один момент. Реальность накатила на Мэдди, как запах дешевого одеколона продавца машин. Самовлюбленный кобель! Однако называть Алекса самовлюбленным эгоистом было подобно обзыванию гнома коротышкой. Как это она забыла об эгоизме своего бывшего любовника? Он был не просто ОГРОМЕН, речь шла о явлении космического масштаба. Она готова была поспорить, что этот эгоизм хорошо просматривался с любой спутниковой фотографии, сделанной хотя бы в направлении Земли. Его можно было отнести к таким чудесам, как Великая китайская стена или коралловые рифы.

Она решила спрятать свою обиду в папку под грифом «Месть!», сопроводив ее тезисом: «Ну, погоди, ублюдок!»

— Да, я забыла вам сказать, — заговорила Мэдди, скрывая свое потрясение. — Он — действующий член Общества Анонимных Козлов.

В сотую долю секунды Мэдди ушла в глубокую оборону.

— Мне нужен адвокат, — объявила она с напором прически с начесом под струями дождя.

Нарочито медленно достав список действующих адвокатов, сержант предложил ей одну из фирм, и Мэдди препроводили в «отделение для изнасилованных». Оно было похоже на обыкновенную камеру, за исключением розового цвета, в который были окрашены стены. Возможно, это было сделано для того, чтобы насекомые, ее населявшие, были видны с первого взгляда. Там уже была женщина, которая лежала на койке и плакала.

— Мы пускаем тебя сюда только ради ребятенка, — заявила охранница с таким видом, будто делала Мэдди большое одолжение.

— Ах! Вот и сбылась моя мечта! — не удержалась Мэдди. Ей было никак не унять свое волнение.

После того как увели слезоточивую женщину, на койке их осталось всего трое: Джек, Мэдди… и ее живот. Она смотрела на своего ребенка, который сложил ручки и ножки, как мертвый жучок, и спал, не обращая внимания на свет и шум, и двигал глазами под закрытыми веками, будто бы смотря счастливый красочный сон.

Мэдди тоже попыталась уснуть, но не смогла. Она успела пересчитать целые стада кудлатых овечек, стриженных овец, бараньи котлетки… Она даже пыталась считать других навевающих скуку глупых существ: либерал-демократов, людей Нового поколения, Гари Барлоу без его «Тэйк зэт», мужчину с рекламы «Мартини» в мокрой рубашке, ее бывшего любовника, телевизионного красавчика, редкостную сволочь Александра Дрейка. Все это она проделывала в ожидании своего спасителя: орла юриспруденции Р. М. Перегрина.

* * *

Сначала в камеру вошел живот. Он тянул на третий триместр беременности, что совершенно не шло мужчине. Голова, которая венчала эту утробу, подошла бы для олицетворения национального бедствия. Над лицом цвета личинки мухи-дрозофилы торчали заросли крашеных коричневых волос, напоминавших шкуру яка, который скончался пару десятков лет назад. Почувствовав кислый запах пота, Мэдди отпрянула назад, не сумев сдержать гримасы отвращения. Руперт Монтгомери Перегрин схватил ее за руку до того, как она догадалась ее отдернуть.

— Мисс… — запнувшись, он стал искать ее имя в своих папках.

— Вулф.

— Перегрин. Эксперт по уголовному праву. Если вдуматься, то это словосочетание чем-то напоминает оксюмороны. Такие, как «равные неравенства», «обыкновенное чудо» и «живой труп». Итак, чем могу быть вам полезен?

Мэдди вытерла влажную руку об одежду.

— Полчаса в бассейне с дезинфицирующим раствором были бы очень кстати. Или джакузи с пенициллином…

— Я понимаю, здесь нет никаких условий, — ответил он, не поняв, что она имела в виду. — Но все же здесь лучше, чем в камерах.

Ее сердце ухнуло вниз. Дешевый, покрытый пятнами костюм адвоката красноречиво говорил о том, что офис его хозяина был примечателен только его неоновой вывеской. Его лучшие годы явно остались давно позади.

— Вытащите нас из этой дыры.

— Э… Это будет целиком зависеть от решения судьи…