Кэти Летт - Бешеные коровы

— Репутация все равно что девственность — просто еще одна ноша, которую ты тащишь на своем горбу. У нас в первый раз будут пульсирующие щетки, — восторгалась Мамаша Джой. — О да! Я посмотрю мир!

Мамаша Джой села за руль, а Джил стала навигатором, пользовавшимся уникальной техникой чтения карт, которой до нее пользовались миллионы выпускниц пансиона благородных девиц.

— Один ноготь прямо, до красной точки, потом свернуть налево.

Они высадили Спутника, светящуюся, как безумный херувим, недалеко от офиса Двины. Мэдди вышла рядом с домом в Хайгейт, адрес которого дал им Перегрин.

Морозный воздух ударил ее как кулак Было холодно, как на беломедвежьем полюсе. Мэдди не могла поверить в то, какой готический оттенок приобретают все события. Лучшей точкой наблюдения за Двиной было заросшее кустарником кладбище Хайгейт. Мэдди, маневрируя между замерзшим собачьим дерьмом, добралась до кривого могильного камня и спряталась за ним. Ей показалось, что она сидит в сыром рту человека, страдающего каким-то стоматологическим заболеванием, и до боли в глазах пытается что-то разглядеть в густом тумане. Ветви над ней царапали воздух. Тусклый свет зари тронул розовым свинцовые облака. Внизу, в серовато-синем свете перед ее глазами раскинулся унылый и пустынный Лондон. Что-то коснулось ее в темноте. Сердце тут же скакнуло к горлу. Она еще не успела закричать, как тень замурлыкала. Мэдди посмотрела вниз и увидела оголодавшую кошку, вытанцовывавшую менуэт возле ее ног.

На рассвете, как и было задумано, Мэдди, пытавшаяся унять дробный стук, который ее зубы отбивали на манер кастаньет, увидела пятно света в доме Двины. Прошла целая вечность перед тем, как открылась дверь на удлиненную террасу. С порога на пол упал лучик света. Двина, с засунутыми в карманы пальто руками, вышла из тускло освещенного холла и заторопилась к своему красно-коричневому «монтего».

Сначала машина не заводилась. Мэдди с сильнейшей нервной дрожью наблюдала за тем, как Двина пыталась включить зажигание. Страдающий эмфиземой мотор кряхтел и натужно кашлял. Мэдди задержала дыхание. Наконец ярко-желтые фонари отразились на мокром асфальте и исчезли в дожде. Она уехала.

Закутанная в пальто и кофты Мэдди, Женщина От Мишелин, спустилась со своего зловещего наблюдательного пункта, сжала в руках фальшивые документы, перелетела через опустевшую дорогу и нажала на кнопку звонка. Она была настолько напряжена, что, когда дверь наконец открылась и перед ее глазами предстала молодая женщина с приспособлением для завивания ресниц, свисавшим с одного глаза, и порхающей рукой с кисточкой туши рядом со вторым, от обыденности и беззаботности этой ситуации у Мэдди захватило дух.

— Да?

Мэдди протянула вперед свои документы.

— Социальная служба.

Все оказалось проще, чем Мэдди могла себе представить. Джек сидел на диване в гостиной перед телевизором с диснеевскими мультиками и разбрасывал еду в своей слегка обновленной манере имитации блендера без крышки. Он радостно взвизгнул, поднял руки и, к ее огромному изумлению, пошел к ней, широко расставляя ноги.

Сердце Мэдди забилось еще сильнее.

— Он пошел! — В радостном ошеломлении она стала покрывать всего его громкими поцелуями. Даже пухлые, сонные веки.

Племянница выбирала с ресниц комки туши.

— Ну и что? — пожала она плечами и внимательно взглянула на Мэдди. — А вы тут лучше подождите, пока приедет тетя. Я здесь просто за ребенком присматриваю.

Мэдди взглянула на свое босоногое сокровище с пухлыми розовыми губками, пускающими пузыри, и блестящими от радости глазами и попыталась унять свой восторг.

— Нет времени. Все законно, — произнесла она и метнулась к двери.

— Эй, в чем дело?

На вопрос племянницы ответил мертвяще ужасный голос Эдвины Хелпс. Мэдди не слышала скрежетания ключа в замочной скважине и только увидела, как в дверь входит враг в пестром платье из материала, странно напоминающего ткань на шторах в гостиной, и перекрывает ей путь к отступлению.

— Здравствуй, Мэдлин, — сказала Двина с приветливостью поздравительной открытки. — Как поживаешь? В этом хаосе я забыла ключи от офиса.

«О, спасибо тебе, добрая фея!» — заругалась про себя Мэдди. Это были проделки той же самой феи, которую подарила ей мать, хорошо знавшая, чем отличается майоран от марихуаны. И та же самая фея послала ее в «Харродз» за пакетом чернослива.

— Это моя пациентка, — объяснила Двина своей племяннице неизъяснимо спокойным голосом. — Я ее психотерапевт.

— С основным ударением на «психо», — Мэдди еще сильнее прижала к себе Джека. — Скажем так, социальный работник днем и Норманн Бейтс ночью.

— Ты снова проецируешься, Мэдди. Теперь отдай мне ребенка.

— Нет! Ты украла его и теперь собираешься продать первому встречному, кто даст тебе больше денег!

Племянница как ни в чем не бывало занималась своим прыщиком.

— Ох уж эти женщины. Придумают все что угодно, — голос Двины был ровен и легок, будто бы она обсуждала расписание движения автобуса. — Можно подумать, я способна на такие поступки. Я обожаю детей!

— Да, конечно. Держу пари, что свою любовь ты тоже включаешь в счет!

— Ну хватит уже, дорогуша. Отдай мне ребенка. — Она сделала движение, направляясь к Мэдди.

— Зачем? — Мэдди одной рукой оттолкнула ее назад, в кресло. — Какого черта ты это делаешь со мной?

— Хорошо! Дай выход своим чувствам! Давай! Выпусти их!

— Что мы с Джеком тебе сделали?

— Она думает, что все младенцы принадлежат ей, — тихо пояснила Двина. Она была исключительно логична и благообразна. — Беда в том, что она так и не нашла своего внутреннего ребенка.

— Нет, но ты, очевидно, уже нашла свою внутреннюю сучность! Если она не лжет, — обратилась Мэдди к девочке, — то почему не вызывает полицейских?

Племянница, держа в руках приспособление для завивания ресниц как пистолет, повернулась к Мэдди.

— А ты ведь обещала отвезти меня во вращающийся ресторан на мой двадцать первый день рождения, тетя Дви, — произнесла она с искренним негодованием. — А вместо этого подарила какую-то сушилку для салата. Ненавижу салат!

— Дорогуша, — сказала Двина, положив руки на обтянутые колготками колени. — Почему бы тебе не поехать на работу на моей машине? Ты все время об этом просишь, а мне она сегодня не понадобится, — пели гласные, сладкие, как взбитые сливки. — Разве что, — тут она подняла вверх указательный палец и покачала им, — чтобы отвезти тебя в один ресторан на ужин.

Нахальное лицо племянницы засветилось радостью.

— Идет!

В мановение кисточки с тушью она исчезла.

Сто шестьдесят сантиметров тела Двины метнулись вперед быстрее молнии. Подхватив Джека под левую руку, Мэдди стала отбиваться от нее правой. Она чувствовала себя Кинг-Конгом, крушащим самолеты одной рукой и удерживающимся на Эмпайр стейт билдинг с помощью другой. Двина схватила Джека за руку. Он взвизгнул. Мэдди в ответ ухватилась за волосы Двины. Двина лишь сильнее вцепилась в Джека. Тот зашелся криком от боли.

— Хватит! — взмолилась Мэдди. — Ты сломаешь ему руку!

— Тогда отпусти его! — рявкнула Двина, прожигая ее убийственным взглядом.

Мэдди, с кровоточащим носом, расцарапанным лицом и бешено колотящимся сердцем, сделала единственно правильный выбор — отпустила свое сокровище.

— Только шевельнись, и я сделаю ему больно. — На лице Эдвины расцвела широкая улыбка. — У таких женщин, как ты, не должно быть детей, — сказала она с холодным удовлетворением. — Вас должны обязать носить противозачаточные колпачки с требованием проверить коэффициент умственного развития перед тем, как их снять. Таких, как ты, следует стерилизовать.

Мэдди стояла неподвижно, скованная ужасом. Она старалась не позволить себе учащенно дышать. Она говорила себе, что все это не по-настоящему, что на самом деле этого не может быть. Она уговаривала себя, что жизнь — это просто странный эксперимент, проводимый на маленькой планете.

— Все сводится к простому уравнению. Слишком много матерей-одиночек высасывают все соки из системы соцобеспечения, в то время как супружеские пары с элитарным образованием и уровнем интеллекта не могут зачать ребенка. — Двина бросила на Мэдди взгляд, который заставил ту задрожать. — Мы просто берем у бедных и отдаем богатым.

Джек рыдал. Его ангельское личико было все в грязных разводах от слез. Руки Мэдди сами по себе потянулись к нему.

— А тебе по ходу дела удается отхватить солидный куш.

— Арест гражданского лица. — Двина выхватила ключ из скважины двери большого шкафа и жестом велела Мэдди забираться внутрь. — Я передам тебя сержанту Слайну, как только закончу с передачей моей маленькой посылочки.

У Мэдди застыла кровь в жилах.

— Нет!

Двина сильно ущипнула Джека, чтобы тот взвизгнул.

— Ну что?

Отчаянный плач Мэдди потонул в воплях малыша. Парализованная страхом, Мэдди как раз забиралась в пыльное нутро шкафа, когда в комнату слаженным тандемом влетели Мамаша Джой и Спутник.

— А вот Кегни и, мать ее, Лейси! — радостно объявила Спутник.

Когда Мэдди боролась с Двиной, ее истощение, плохое питание и лактация дали о себе знать. Для того чтобы повергнуть врага, Мамаше Джой достаточно было всего лишь качнуть своим роскошным телом в сторону работницы социальной сферы и сесть на нее сверху. «О, благодарю тебя, добрая фея! Все прощено!» — молилась Мэдди, снова подхватывая Джека на руки и прижимая его к сердцу.

— Я тут подумываю сделать себе еще одну татуировку — феникса, восстающего из пепла, — заявила Спутник, связывая руки психотерапевту поясом от платья. Двина металась и вертелась как уж на сковородке.

— Боже всемилостивый! Девочка, да на твоих руках это скорее будет выглядеть как волнистый попугайчик над бунзеновской горелкой! Давай-ка шевелись!

Устроившись на заднем сиденье ярко-желтого «фольксвагена», Мэдди не могла налюбоваться на Джека. Она вдыхала его тихий выдох с запахом корицы и прижимала к себе. Когда Мамаша Джой попыталась завести мотор, эйфористическая улыбка Мэдди угасла. По улице навстречу им двигалась голубая «астра» с антенной посередине крыши: несомненный признак полицейской «штатской» машины. За рулем сидел сержант Слайн.

— Ладно-ладно. Не будем паниковать, — предупредила Спутник.

— Господи Иисусе! — заполошилась Мэдди. Очень сложно не делать того, что у тебя хорошо получается. — Надо его протаранить!

— Боже всемилостивый! И испортить мои замечательные белые колеса?

Спутник метнулась в сторону и завладела рулем. Желтый «жук» бросился вправо и вытолкнул полицейскую машину с дороги, отправляя ее прямо на красный почтовый ящик. На лице Спутника появилась нахальная улыбка. Слайн медленно выбрался из своей машины, и оказалось, что его жесткие волосы на затылке стояли на манер прически ирокеза. Мамаша Джой царственным жестом велела ему отойти в сторону и всем весом своей слоновьей ноги вдавила педаль газа в хлипкий пол. Слайн решил вести преследование. Его машина с одной горящей фарой развернулась в серой мороси и понеслась вперед, освещая дорогу циклопическим пучком света.

Когда машина завернула за угол, ее пришлось остановить по требованию Спутника, которая громогласно заявляла о том, что «эти слабоумные сучки и так уже ей надоели» и напоминала, чтобы, навещая ее, они не забывали приносить «наркоты». Она катапультировалась наружу и выкатилась на дорогу перед полицейской машиной. Последнее воспоминание Мэдди о Спутнике было связано с ее ликующим воплем, когда машина Слайн а, дымя покрышками и скрежеща металлом, ушла в вынужденный занос.

Когда Мэдди оглянулась, то за спиной Спутника увидела, как к террасе дома Двины спокойно подъехал «сааб». Почувствовав противный холодок в желудке, она поняла, что в той машине были приемные родители Джека. Ее маленький мальчик вскинул пухлые ручонки и обнял ее за шею с нежностью Рэта Баттлера. Его пальцы сцепились с ее пальцами так, что Мэдди никак не могла их распутать. Ее сердце парило в груди. Она улыбалась так широко, что на ее зубах вполне можно было разместить банан. В горизонтальном положении.

Место встречи, адрес которого Мамаше Джой дала Джиллиан, оказалось частной клиникой в классической форме полумесяца, врастающей в лес святого Джонса.

— Не плюй против ветра, — напутствовала Мамаша Джой на прощанье, заключив Мэдди и Джека в удушающие объятия.

Мэдди искренне любила свою подругу, но вид удаляющейся по направлению к ближайшему крупному магазину фигуры не вызвал у нее особенной грусти. Девиз стиля вождения Мамаши Джой можно было бы вкратце передать такими словами: «Так много пешеходов… и так мало времени».