Кэти Летт - Бешеные коровы

— Я не верю в то, что она могла причинить вред собственному ребенку. Она просто у кого-то его спрятала. У тебя, кажется, вчера был посетитель?

Сержант Слайн только успел было открыть рот, чтобы заговорить, но Двина опередила его, предоставив ему возможность изображать золотую рыбку.

— Мэдлин, тебе ведь не понравился весь этот разговор об усыновлении, правда? — Она присела на корточки перед Мэдди. — Я не успела объяснить тебе, что из этой ситуации есть еще один выход.

Слайн яростно пыхтел своей «раковой палочкой», покачиваясь с носка на пятку.

— То, для чего раньше требовались один мужчина, одна женщина, одна кровать и «Болеро» Равеля, для многих пар превратилось в бюрократический кошмар. В нашем «цивилизованном» мире живет десять миллионов бездетных женщин, а количество детей, пригодных для усыновления, с каждым годом становится все меньше. Можешь представить себе, какую боль испытывают пары, отчаянно желающие оставить свой след в новом поколении? — Она вытащила из рукава салфетку и аккуратно высморкала нос. — У меня просто сердце разрывается.

Сержант Слайн нетерпеливо вздохнул и зажег еще одну сигарету от окурка. Для него психология была чем-то вроде игры в шарады с очень маленькой степенью достоверности ответов.

— Прелесть частного усыновления заключается в том, что ты сама можешь выбрать приемную мать. Здесь мне видится шанс спасти сразу четыре жизни: супружеской пары, Джека и, что самое важное, твоей, Мэдлин. Я предлагаю тебе начать жизнь сначала. Просто скажи нам, где твой ребенок.

Все глаза сейчас были устремлены на Мэдди, которая, в свою очередь, рассматривала собственную футболку, ожидая, когда закипит чайник.

— В противном случае твое имя будет на ручке каждой чертовой швабры или метелки!

— Детектив! — укорила его Двина. — Следите за собой. Вы проецируетесь! — Она конфисковала у полицейского сигарету и загасила ее. — Сигарета, — заявила она, — это палочка, у которой с одной стороны огонек, а с другой — дурак.

— Вы ничего не понимаете, — взорвался Слайн. — Мисс Большая Умница любит пошутить. Тебе нравится делать из меня дурака перед моими подчиненными? А понравится тебе, если я начну шутить над тобой?

Рот Мэдди открылся еще до того, как она успела сообразить, что происходит:

— Вы слышали историю о том, как одна из заключенных отрезала детективу яйца, чтобы сделать из них сережки? А Двина могла бы вести такие занятия: «Использование сережек. Краткий курс для психов».

Засвистел чайник. Мэдди отряхнула футболку, думая, что ей следовало бы дать себе хорошего пинка. Да что с ней такое? Она сама могла бы вести занятия на тему «Как терять друзей и отталкивать от себя окружающих».

Фигуру Слайна сотрясала крупная дрожь — от кончиков волос до пальцев ног. Двина Хелпс в отчаянии покачала головой. Слайн оттолкнул ее локтем и продолжил свои язвительные проповеди:

— Ты можешь ничего не говорить, если не хочешь, но все сказанное тобой может быть использовано против тебя. Не желаешь встретиться с адвокатом?

* * *

Мало что в жизни дает такую надежду, как пребывание в руках общественного адвоката. Например, полет на борту авиалайнера-гиганта, готовящегося к незапланированному контакту с гималайскими вершинами. Эта мысль посетила Мэдди, пока она ждала своего адвоката Руперта Перегрина в сырой полутемной комнате для посещений, позаимствовавшей свой неповторимый кислый запах у сотен давно не мытых подмышек.

— Послушайте, — перешла она с места в карьер, как только он ввалился в комнату. — Я и так знаю, что они ничего не могут мне сделать. Без тела они бессильны.

— Твоя наивность просто трогательна. — Перегрин поставил свой чемодан и с трудом выбрался из пиджака. — Двое заключенных уже сделали заявление о том, что видели, как ты убивала своего ребенка.

— Что? — жар возмущения от вопиющей несправедливости ударил Мэдди в лицо. — Это же чушь! Зачем им это говорить?

Перегрин опустил свою тушу на ненадежный стульчик, который под ним протестующее застонал и закачался как хмельной. Мэдди решила, что вся мебель, которой доводится соприкасаться с филейной частью работника юриспруденции, издает подобные звуки.

— Тюрьма, мисс Вулф, полна подлых негодяев, стремящихся наладить хорошие отношения с лицами, власть предержащими. — Откинув назад волосы, он проверил, заперта ли дверь на замок. Этот человек обладал целеустремленностью и прямотой крылатой ракеты. — Я бы мог помочь избавиться от этих заявлений и уничтожить соответствующие файлы на компьютере, — он пододвинул стул ближе к своей жертве, — если бы я был в этом заинтересован. Мое предложение по-прежнему, как бы это сказать, — на стол между ними упала вязкая нить слюны, — стоит открытым.

Мэдди не замечала своего рыцаря Защиты Справедливости И Законопорядка в полосатых доспехах. Вчерашняя простуда блестела от мази.

— Если у меня появятся мазохистские настроения, мистер Перегрин, я пойду в магазин покупать себе новый купальник. Дальше этого моя ненависть к себе не распространяется.

— А если отбросить в сторону условности?

Мэдди прикинула, с помощью каких тонких намеков она смогла бы дать ему понять, что не в настроении. Одним из вариантов было разбить керамическую пепельницу о его голову.

— Ответ по-прежнему отрицательный. — Она указала на его поблескивающую корочку герпеса. — К слову сказать, вы в курсе, что ваш энтузиазм заразен?

— В четверг у тебя будет слушание в суде.

Он раскрыл портфель, лязгнув его застежками с такой силой, что Мэдди подпрыгнула на стуле.

— До настоящего момента твое дело выглядело достаточно размыто. Нелегальная иммигрантка, но белая, что позволяет нам вежливо назвать тебя задержавшимся гостем. Единственная улика, связывающая тебя с мошенниками, — краденый бумажник. В такой ситуации ты выглядела вполне благовидно и вызывала слезу жалости. А теперь что? Убийство младенца? Судья даже слушать не станет о выходе под залог без наличия уважаемого поручителя. Мадам, — с этими словами он зацепил коротенькими толстыми большими пальцами хлястик ремня, — мой Маятник Радости ждет вас.

Сердце Мэдди рухнуло в носки.

— Знаете, этот разговор звучит как-то до боли знакомо.

— «До боли знакомо»?! — поморщился адвокат, возвращаясь к профессиональной манере речи. — Меня раздражают оксюмороны. Пожалуйста, не забывайте об этом, мисс Вулф.

Мэдди чувствовала, как в виске скапливается головная боль.

— Руперт?

— Да? — оживившись и заблестев хитрым глазом, он закатал рукава рубашки и обнажил молочно-белые предплечья, покрытые пугающе густой шерстью.

— Пошел ты вместе со своим синтетическим костюмом!

Перегрин зашелся жутким хохотом, хлопая себя по массивным бедрам. Не встретив сопротивления, он накрыл руку Мэдди своей.

— Итак, — его адамово яблоко прыгало вверх-вниз от возбуждения. — Я всегда находил нетрадиционный секс идеальным началом работы над делом.

Мэдди выдернула у него руку.

— Почему ты такой?

Но она уже знала ответ на свой вопрос. Со всеми своими заявлениями о вечной любви, Алекс был точно таким же субъектом — теплонаводящимся пенисом, не подчиняющимся Центральному Управлению.

— Тебе никогда не хотелось для разнообразия заняться сексом с той женщиной, которая потом не подаст на тебя в суд?

— Сексуальный контакт с подзащитными отнимает у меня не больше пятнадцати минут в день, оставляя мне больше свободного времени для того, чтобы побаловать любовь всей моей жизни — бирманского котенка по имени Трюфель.

— На тот случай, если вы забыли, я только что родила ребенка. На моих трусах большими буквами написано: «На ремонте». Понятно?

Он опустил рукава своей рубашки и захлопнул пасть своего бездонного портфеля. В том, как он это сделал, была такая пугающая завершенность, отчего Мэдди почувствовала нечто похожее на панику.

— В общем, через неделю я уже буду на свободе.

Перегрин резко встал.

— Не стройте никаких планов.

— Неделю я как-нибудь переживу, — смело начала она. — В том смысле, что тут есть библиотека, спортзал и образовательные услуги.

— В которые входит ускоренный курс «Чавкающая Меховая Полость». — Перегрин с трудом втиснулся обратно в пиджак. — Когда я рекомендую не строить планов, мисс Вулф, я не имею в виду вопрос о вступлении в Женскую Группу Книголюбов. Это значит, что вам стоит написать завещание и поцеловать на прощанье своих дорогих и близких. — С этими словами Перегрин понесся к двери. — Чавкающая меховая полость… звучный получился эвфемизм, вы не находите?

Мэдди прочитала надпись на двери, которую только что захлопнул ее адвокат. Она гласила: «Смерть сукам!» У Мэдлин Вулф возникло пренеприятное чувство, что скоро эта надпись будет иметь к ней самое непосредственное отношение.

— Давай сразу расставим все точки над «i». Я не люблю детей. — Перед слегка близорукими глазами Джека появилось гигантское лицо Джиллиан. — Я бы лучше завела немецкую овчарку, их хотя бы можно продавать. Тебя вообще бы здесь не было, если бы не эти пять лет в Ее Величества монастыре Максимального Унижения и Лицемерия. Католическое воспитание, мой дорогой, — это первый урок чувства вины, который преподает нам жизнь. Соображаешь?

Руки младенца вскинулись над головой. Похоже, он так и не понял, что они как-то прикреплены к его телу. С явным удивлением и заинтригованностью он смотрел на свои пальцы, мечущиеся вокруг лица, будто бы те были артистами Московского цирка… «Ну что ж, — подумала Джиллиан, — это не первый в моей жизни представитель мужского пола, которого развлекает его анатомическое строение».

* * *

— Мне нужна детская одежда, — мрачно заявила Джиллиан продавщице детского отдела.

— Да, мадам. Какая? — продавщица выражала столько энтузиазма, что Джиллиан подумала, что у нее внезапно может отвалиться лицо.

— Я не знаю, — огрызнулась она. — Одежда для ребенка. Да, и еще подгузники.

— Какого размера?

— Да откуда же мне знать? — Она распахнула свою сумочку и с презрением показала спрятанного там Джека. — Вот этого размера.

Джиллиан была слишком раздражена, чтобы оценить всю комичность ситуации — она в своих накладных ресницах, которые, когда она моргала, напоминали брачные игрища тарантулов, и ребенок, которому исполнилось четыре с половиной недели. К тому же Джил держала его на вытянутых руках, как будто он мог ее чем-то испачкать. Наблюдая за тем, как перепуганная продавщица собирает базовый комплект, необходимый для ребенка, Джиллиан лениво размышляла о том, что, оказывается, она знает о детях больше, чем предполагала. Судя по всему, у ребенка было много общего с концептуальным автомобилем: оба были исключительно прожорливы, и ни для одного из них было невозможно найти запчасти.

— Ну что, спиногрыз? — спросила она, с болезненной аккуратностью исследуя содержимое своего кошелька. — Похоже, истрепалась рубашка, в которой ты родился. У нас хватит денег только на то, чтобы продержаться до возвращения твоей матери. Если, правда, я не почувствую непреодолимое желание что-нибудь купить. Например, еду. — Джиллиан вспомнила, как она сорила деньгами, когда была финансово состоятельна. Если бы она тогда знала, чего эти деньги стоили!

Мисс Касселс в этой жизни попробовала почти все. Она летала на воздушном шаре с Ричардом Бренсоном. Она «фестивалила» с большим количеством членов королевской семьи, чем вы сможете припомнить. Она вступила в Клуб Любителей Полетов на Большой Высоте «Конкорда» (не в качестве члена экипажа). Она каталась на частных яхтах, гостила в парижских отелях и лежала под скальпелями голливудских пластических хирургов.

Однако работа по-прежнему оставалась для нее неизвестным явлением жизни, даже феноменом.

— И дело не в седом волосе на лобке, — доверительно сообщила Джил своей сумке, дефилируя по Риджент-стрит. — Вчера вечером во время романтической встречи я высказалась о том, что мой партнер настолько умел в сексе, что может заниматься им профессионально. Дорогуша, знаешь, что он мне на это ответил? — Она не ждала ответной реплики Джека. — Он сказал, что как раз этим и занимается и что его услуги будут мне стоить пятьдесят фунтов. Только тогда я заметила у него на пенисе татуировку ЛЗД — любовь за деньги.

Она ненадолго замолчала, чтобы в витрине «Либерти» рассмотреть бикини, для которого была слишком стара.

— Понимаешь, Джек, я-то думала, что к этому времени буду уже в третий или четвертый раз замужем, с каждым замужеством становясь все богаче.