-      Вень, давай договоримся: ребенка я буду растить сама, без чужой помощи.


-      Расти сама, - вздохнул он. - Хотел помочь. Честное слово!


-      Ладно... - она поднялась с кушетки. - Надо идти. Вот только о чем с Генкой говорить, ума не приложу. Промолчал бы ты вчера - не было бы у меня новой головной боли. Или уж лучше правду сказал бы, все равно рано или поздно он узнает... Только не уезжай, дождись его. Скорее всего, повезешь обратно в аэропорт.


-      Куда ж я теперь денусь? Дождусь... Стрельникова здесь. Хочет написать об аварии и положении в больнице, - как бы между прочим сообщил он.


-      Он не говорил, когда у него обратный билет? - словно не услышав его слов, поинтересовалась Катя.


-      Не говорил. Но я так понял - не на один день прилетел.


-      Ясно... Пошлая.


-      Удачи!


Потюня спрятал телефон, натянул на замерзшую руку перчатку и тяжело вздохнул. Снова не то сказал, не так сделал. И когда жизнь научит его держать язык за зубами? Или хотя бы думать, прежде чем говорить.


И все-таки беспокойство за Катю не отпускало.


«Да уж, лоханулся с Генрихом, признаю, - каялся он, крадучись, как шпион, к огражденной территории. - Значит, отец - Ладышев. Надо все-таки ему позвонить, раз просил. Вдруг он не знает, что Катя в больнице? Эта гордячка могла и ему ни слова не сказать. Глупая. И я болван - зачем ее послушался? Вот сделаю несколько кадров и позвоню. Пусть потом Катька ругается, не впервой...» -принял он решение и, заняв хорошую позицию для съемки, вклю камеру....


Зина стояла у окна на кухне Ладышева, машинально рассматривая зимний пейзаж за стеклом, и раздумывала: остаться здесь на ночь или уехать домой? Как мать она должна быть рядом г больным ребенком. Это даже не обсуждается. Но сын - у свекрови, тащить его домой по такому холоду нельзя: достаточно пары глотков морозного воздуха - и осложнение обеспечено. Ночевать у бывшей свекрови тоже неудобно. У нее теперь есть другая невестка, и не известно, как она к этому отнесется. Внук - он всегда внук, а вот экс-супруга сына - отрезанный ломоть. Свекровь это тоже понимает: дипломатично заверила, что все у них будет в порядке, и посоветовала Зине ехать домой.


«Ну и ладно... Лекарствами и продуктами я их с утра обеспечила, - успокоила она себя. - Если что, свекровь позвонит, тут же примчусь. А вот как быть с шефом? Температура под сорок, сбивается тяжело, полубред, ничего не ест. И при этом сплошные капризы: не хочу, не буду, не надо, потом. Вот уж правда: больной мужчина хуже больного ребенка! Все-таки придется здесь ночевать. И Нина Георгиевна просила».


Мать Ладышева уже несколько раз говорила с Зиной. Первый раз позвонила на мобильный сына, но, поскольку он спал, пришлось ответить ей. Скрыть, что Вадим Сергеевич заболел и лежит с высокой температурой, невозможно. Но и Нине Георгиевне приезжать сюда ни в коем случае нельзя: с ее сердцем и давлением не хватало еще и грипп подхватить!


За спиной раздалась приглушенная вибрация. Снова телефон шефа. Хорошо хоть звук отключила, можно отвечать выборочно, не опасаясь, что непрерывные звонки потревожит больного. Отвечала только Нине Георгиевне и Андрею Леонидовичу. Остальные пусть ждут, пока выздоровеет.


На этот раз на дисплее высветилось «Вениамин Потюня». Удивленно приподняв бровь, Зиночка решила ответить.


-      Да, - негромко произнесла она. - Веня, это вы?


-Я... А вы кто?


-      Зина. Секретарша Вадима Сергеевича. Мы с вами вчера встречались в редакции.


-      А... Ну, здрасте! А Ладышева можно?


-      Нет, нельзя. Он спит.


-      Да? Странно.


-      Ничего странного: у него высокая температура. Грипп.


-      А-а-а... - протянул Потюня.


-      Ему что-то передать? Вы что-то узнали о Кате? - оживилась Зина.


-      Нет... Хотя... Ну... - растерянно забормотал он. - Пока ничего не узнал, но передайте, чтобы он мне перезвонил.


-      Передам. Но не раньше завтрашнего утра, - как верный страж, она берегла покой шефа.


-      Нет... Так не пойдет, - засопел в трубку Вениамин. - Он просил меня позвонить, если узнаю что-то важное.


-      Можете передать мне. Особенно если это касается Проскуриной.


-      Не могу. Это личный разговор.


-      Тогда завтра утром, - мстительно ответила Зина и попыталась спровоцировать: - Исключение только в том случае, если скажете, где Катя и что с ней.


-      Не знаю я...- чувствовалось, собеседник колеблется.


-      Тогда звоните завтра.


-      Хорошо. Как знаете, - к Зининому разочарованию согласился Веня и прервал разговор.


Посмотрев на дисплей, она на всякий случай решила скопировать номер себе на мобильный.


-      Кто звонил? - неожиданно услышала она хриплый голос и оторвалась от набора букв и цифр.


-      Да так, ерунда всякая, - отмахнулась она. - Вам что-нибудь приготовить поесть?


-      Зина, ты уже спрашивала. Есть не хочу. Послушай, а почему ты до сих пор здесь? Почему не на работе?


-      Потому что вы, Вадим Сергеевич, больны. Должен же кто-то за вами ухаживать?


-      Я не ребенок, - раздраженно отмел он ее довод.


«Кажется, температура спала, - отметила довольная секретарша. - Вот только надолго ли? Если грипп, то через пару часов снова поднимется».


-      Я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо! Езжай на работу, -приказал он.


-      Вадим Сергеевич, я никуда не поеду. На работе все под контролем: полчаса назад разговаривала с Красильниковым, Андрей Леонидович только что звонил. Все в порядке. К тому же вашей маме я обещала - останусь у вас до утра. Вы же не хотите, чтобы она сюда примчалась?


-      Так ты и маме рассказала? - нахмурился шеф.


-      А вы попробовали бы не рассказать! Она - мать, сердцем чует. Давно сама приехала бы, если бы вы были один.


-      Зина, езжай домой, - повторил Ладышев, но уже чуть мягче. - Прямо сейчас. И запомни: мама не должна знать, что ты уехала.


-      Вы предлагаете мне ее обмануть? - округлила она глаза. -Нина Георгиевна мне доверяет! О каком доверии после такого пойдет речь?


-      Хорошо, - подумав, согласился Вадим. - Я сам сейчас ей позвоню. А ты собирайся. У тебя болен сын и на работе нет экстренных дел, поэтому я разрешаю тебе ехать прямо домой.


Поняв, что шеф останется непреклонным, Зина вздохнула и, прихватив телефон, поплелась в прихожую.


-      Я поеду, - неожиданно обернулась она на полпути, - но только после того, как вы при мне позвоните Нине Георгиевне.


Ладышев молча взял со стола свой телефон.


-      Мама? Да, я... Мама, у меня все в порядке, не волнуйся... Температура спала, лекарства Зина привезла... Да, конечно, спасибо ей большое! Но сейчас я отправляю ее домой. У нее сын заболел...


-      перевел он взгляд на замершую в проеме гостиной секретаршу.


-      Нет! Ни ты, ни Галина Петровна мне здесь не нужны, и дверь я вам не открою. Даже не пытайтесь! Ты меня знаешь... Да. Я сказал правду: мне гораздо лучше, и Зина может подтвердить... Хорошо, если тебе так спокойнее, то я буду названивать тебе каждые два часа... Да, конечно. Все, мама, пойду за Зиной дверь закрою. Только ты не заболей, пожалуйста.


-      Ну, слышала? - закончив разговор, посмотрел он на Зину.


-      Слышала, - буркнула она, взяв в руки сапог. - Только обещайте и мне звонить.


-      Зина, тебе я позвоню только в том случае, если действительно буду нуждаться в помощи. Но и для таких случаев есть телефон 103. Так что не жди. Еще раз спасибо за все. До встречи утром на работе.


-      Вадим Сергеевич, не глупите! Какая работа после такой температуры, о чем вы? Или хотите всех сотрудников на больничный отправить? - застегивая сапоги, возмутилась секретарша.


-      Не хочу, - подал ей дубленку Ладышев и, подумав, уточнил: -Насчет завтра я, возможно, погорячился. Утром будет видно.


-      Ладно, до свидания... - попрощалась Зина, сделала шаг в открытую дверь, но тут же, что-то вспомнив, обернулась: - Забыла. Позвоните...


-      Зина, - прервал ее хозяин квартиры, - все будет хорошо. До свидания!


Вздохнув, секретарша повернулась и направилась к лифтам.


«Ничто шефа не меняет, ни работа, ни болезнь... И как его Катя почти месяц выдержала? - нажала она кнопку лифта. - Ладно, мне с: ним не спать. Хотя обязанностей личного секретаря с меня тоже никто не снимал. Через пару часов начну тарабанить. Пусть ругается, зато мне будет спокойнее», - решила она.


«Ишь что удумала: заночевать она у меня решила, присмотреть, мол, некому, - усмехнулся Вадим, набрал в чашку воды и залпом выпил. Пропотевший организм нуждался в жидкости. - Никто мне здесь не нужен... Надоело в кровати валяться, бока болят, - тоскливо посмотрел он в сторону спальни. - Но и на другое сил нет. Неприятная штука - болезнь... Надо перебазироваться к телевизору, послушать новости...»


Прихватив мобильник, он прошлепал к дивану, щелкнул пультом. Подумав, заглянул в гостевую комнату, взял подушку с пледом и улегся напротив телевизора. Стоило ему принять горизонтальное положение, как желание знать, что творится в мире, тут же куда-то провалилось под упавшими ресницами...


Катя постучала в кабинет начмеда, открыла дверь и сразу увидела сидевшего в кресле задумчивого Генриха.


-      Привет! Что ты здесь делаешь? - спросила она.


-      Привет! - вскинул на нее глаза Вессенберг. - Узнал, что ты в больнице... И вот прилетел...


По полуофициальному тону и по тому, что против обыкновения Генрих даже не улыбнулся, чувствовалось, что он сильно растерян. Это странно. В ее присутствии он обычно ведет себя иначе: всегда словоохотлив, шутит, смеется.


-      Спасибо, конечно, но не стоило беспокоиться, - прошла она вперед и присела на соседнее кресло.


Над едва начавшимся разговором повисла напряженная пауза.


-      У тебя в Минске еще какие-то дела? - нарушила молчание Катя.


-      Нет.


-      И когда обратно?


Будто споткнувшись о ее вопрос, Генрих поднял недоуменный взгляд:


-      Пока не думал. Наверное, завтра. Хотя не знаю...


-      Непонятно, - еще больше удивилась Катя. - Обычно у тебя четкие планы, особенно по датам. Что-то случилось?


-      Нет... Хотя да, - решился он. - Я не знал, что ты беременна. Ну, что у тебя есть другой мужчина, - путано пояснил он.


-      Да. И я от тебя это не скрывала, - припомнила она подробности их последнего разговора.


-      Но вы расстались! Я хорошо помню твои слова! - в голосе Генриха послышался укор, что Кате не понравилось.


-      Извини, я не понимаю твоего тона. Это мое личное дело, с кем встречаться, с кем расставаться. Тебя не касается.


-      Нет! Касается! - Генрих вскочил с кресла, сделал несколько шагов к окну, вернулся, дошел до Кати, наклонился: - Это должен был быть мой ребенок, понимаешь? Мой - и больше ничей!


Катя встретилась с ним взглядом. Такой боли в его глазах она никогда не видела. Кольнуло чувство вины: сама того не желая, причинила ему страдания. Но не более того, потому что никаких других, более значительных ее грехов перед Вессенбергом не существовало.


-      Гена... Почему ребенок должен был быть твоим? - не поняла она. - Постарайся все-таки уяснить: это моя личная жизнь.


-      А моя личная жизнь? Я тебя люблю, понимаешь! Я и только я - больше никто! - должен быть отцом твоих детей! Наших детей! - схватил он ее за плечи и крепко сжал. В глазах сверкнули молнии. - Как ты могла так меня обмануть?! Это чужой ребенок, он нам не нужен!


-      Отпусти, - испуганно повела плечами Катя.


Ей в самом деле стало страшно. Но ненадолго. Где-то внутри мгновенно зародилось ответное: она должна защищаться. И защищать должна в первую очередь ребенка! Потому что угрожают не ей, а ему!


В ту же секунду зрачки ее сузились, взгляд стал жестким, мышцы напряженно сжались, кожа словно ощетинилась невидимыми глазу иглами.