-      Отпусти немедленно! - повторила Катя, но уже стальным голосом. Вессенберг машинально разжал пальцы и убрал руки. - Не смей ко мне прикасаться! - прорычала она, мгновенно превратившись в самку, защищающую детеныша.


Опешив от неожиданности, Генрих отступил на несколько шагов.


-      Прости... - наконец, пробормотал он. - Прости...


Вессенберг замер на пару секунд, закрыл лицо руками, затем,


обессиленно уронив их, сделал шаг навстречу Кате. Но, натолкнувшись на ее жесткий взгляд, медленно опустился в кресло.


-      Извини... Это все нервы, - пробормотал он.


-      Кто тебе сказал о моей беременности? - как на допросе, продолжила Катя. - Веня?


-      Нет, не он... Он только сказал, что ты в больнице. Вот эта женщина, - Генрих кивнул в сторону пустого стула у стола. - Вчера она со мной даже разговаривать не хотела по телефону, а сегодня вдруг позвала в кабинет и сообщила, что... что ты беременна. Вот ни... Прости, - опустил он голову.


-      Ее фамилия Лежнивец? - уточнила Катя.


-      Кажется, - кивнул он. - Валерия...


-      Петровна, - подсказала она и задумалась.


В последние дни Лежнивец в ее жизни стала играть все более странную роль, что не просто настораживало. И если история с назначением импортных лекарств поддавалась объяснению, то остальное выходило за пределы всяческого понимания. Ольга права: что-то связывает их. Или кто-то.


-      И что она тебе еще сказала?


-      Ничего... Возможно, испугалась, что я напишу про больницу, про аварию на теплотрассе. Здесь еще один мужчина был. Так вот он намекал: услуга за услугу. Я о них что-нибудь хорошее напишу, а они тебе - лекарства, палату. Мне показалось, он и тебя хотел в это дело впутать. В смысле, статью писать.


Катя задумалась, включила логику. Что-то стало проясняться: Лежнивец знает, что она журналистка и журналистка с именем. Не удивительно: профессия и место работы указаны в истории болезни. Передумала выписывать, потому что побоялась негативной реакции прессы?.. Нет. Вчера ее это не волновало. Тогда что? Как и Ладышев, терпеть не может журналистов? Неужели Проскурина снова кому-то насолила своими статьями?


Если да, то, скорее всего, это снова медицина. Но за всю карьеру она написала на эту тему лишь две статьи - о хирургической ошибке, из-за которой погибла молодая девушка, и профессоре Ладышеве, пытавшемся выгородить сына-хирурга, и... снова о профессоре Ладышеве.


-      Так какую статью хотела Лежнивец? - переспросила Катя.


-      Скорее, не она, а тот мужчина. Он ее коллега, из Минздрава, -пояснил Генрих.


«Коллега... Значит, оба из медицины, - продолжила умозаключения Катя. - Судя по словам Арины Ивановны, медицинский мир в целом воспринял последнюю статью с одобрением, так что это не месть. Оля права: здесь что-то личное. И профессиональное. Никаких других фамилий, кроме Ладышева, там не упоминалось, но...»


-      Катя, прости меня! - прервал ее размышления Генрих. - Я виноват, что вот так... что так отреагировал. Это от неожиданности... Волновался...


-      И не был готов к тому, что я беременна... - понимающе усмехнулась Катя. - Гена, пусть это прозвучит жестко, даже жестоко, но на будущее: я тебя не люб-лю, - четко по слогам произнесла она. - Я люблю другого человека, жду от него ребенка. Тебе придется с этим смириться, если не хочешь совсем прекратить наше общение. Подожди, не перебивай меня, - остановила она попытавшегося что-то сказать Генриха. - Да, признаю: когда-то очень давно я была в тебя влюблена. Но те чувства уже невозможно ни возродить, ни реанимировать, а тем более превратить в любовь. Никаких других чувств, кроме дружеских, у меня к тебе нет и не будет. Это первое. И второе, гораздо более важное. Никогда, - я повторяю: ни-ког-да! - не смей угрожать моему ребенку.


-      Я не угрожал, - округлил глаза Генрих. - Ты неправильно поняла.


-      Я все правильно поняла, - не согласилась Катя. - Это мой ребенок, и я его люблю больше жизни, - встала она с кресла. - Возвращайся домой, мне пора в палату. Этим, - показала она взглядом на рабочее место начмеда, - передай: ничего я для них писать не буду - ни плохого, ни хорошего. У меня сейчас совсем другая задача, - приложила она ладонь к животу, как бы давая понять какая, и впервые за время разговора улыбнулась: - Спасибо за заботу, Генрих. И прощай!


Вессенберг тоскливо посмотрел на закрывшуюся дверь, уперся локтями в колени и, сцепив пальцы, опустил на них голову...


-      ...Думаю, пора возвращаться, - взглянул на часы Юрий Анисимович. - Голубочки уже должны наворковаться, пора решать главный вопрос, - хмыкнул он. - Да и я без ласки затосковал, - оглянувшись по сторонам, он слащаво осклабился и положил руку на ягодицы идущей впереди Валерии Петровны.


-      Юра! - шикнула она и быстро отбросила руку. - Что ты себе позволяешь? Вдруг кто увидит!


-      Не увидит, - ухмыльнулся он. - И вообще, Лерочка, что-то в последнее время ты стала меньше меня любить.


-      Тебе это только кажется, - отмахнулась она. - Не до любви, сам видишь. Сначала проверка, затем отопление.


-      А что отопление? Твоей вины нет. Даже наоборот: комиссия отметила четкую и слаженную работу - руководство больницы действовало профессионально. Это тебе зачтется, я постараюсь: завтра же замолвлю словечко на совещании. А если журналисты в газету что-нибудь позитивное сообразят - будет еще лучше. Так что как минимум благодарность тебе обеспечена. Ну а я бы от нее и сейчас не отказался, - снова ухмыльнулся он, коснувшись ягодиц под халатом Лежнивец.


-      Юра, да прекрати же! - она успела увернуться.


Вовремя. Впереди открылась дверь, и в коридор в верхней одежде вышла секретарша главного врача Полина. Девушку взяли на работу недавно, на время декретного отпуска. Спустили кандидатуру сверху, что Лежнивец сразу не понравилось: кадры в больницу она старалась подбирать сама. А здесь непонятно чья протеже, темная лошадка.


«Все забываю у Юры спросить, кто такая», - вспомнила она.


-      Очень хорошо, что я вас встретила, - поравнявшись с девушкой, Лежнивец остановилась. - Подготовьте отчет о сегодняшних событиях: что, как и во сколько происходило в больнице. Поэтапно.


-      Не поняла, Валерия Петровна, - захлопав большими ресницами под очками, пролепетала девушка. - Меня главврач попросил отвезти...


Но тут же осеклась, поймав красноречивый взгляд начмеда: «Что? Ты смеешь пререкаться? Не знаешь, кто в доме хозяин?»


-      Ты возвращаешься на рабочее место, снимаешь верхнюю одежду и начинаешь писать отчет, - перейдя на «ты», отчеканила Лежнивец. - Ночью в такое-то время была прекращена подача тепла в хирургический корпус. В это время в отделениях находилось столько-то больных. В такое-то время было принято решение об экстренной выписке выздоравливающих и экстренной эвакуации тяжелых пациентов. Ты меня поняла?


-      Да, поняла... А у кого брать информацию? - потупила взгляд девушка.


-      У кого хочешь! Обзвони отделения, спроси у главного инженера. У тебя - ровно час, - взглянула начмед на циферблат над дверью. - Пойдемте, Юрий Анисимович... Представляешь, с кем работать приходится? Секретарь! Ни рыба ни мясо! Чья она? Откуда взялась?


-      Н-да, как-то мимо меня прошло, - посетовал Обухов. - Упустил. Секретарша на место декретницы - не мой вопрос. Но я узнаю, кто такая... Ну что, постучать или так зайдем? - подмигнул он Валерии Петровне у двери.


-      Еще чего! Стучаться в свой же кабинет! - фыркнула Лежнивец и нажала на ручку.


В полумраке кабинета в кресле сидел гость.


-      А где же... Где же ваша Екатерина? - включив свет и убедившись, что ее здесь нет, растерялся Юрий Анисимович. - Неужели ее не пригласили?


-      Пригласили, спасибо, - успокоил Генрих. - Мы поговорили, и она ушла. Я вас дожидался. Извините, мне пора, - поднялся он.


-      Поссорились? - глянув на его грустное лицо, предположи;! Обухов. - Бывает... Вы не расстраивайтесь, у беременных женщин, особенно на раннем сроке, такое сплошь и рядом, - принялся он успокаивать. - Понимаете, идет перестройка организма: гормоны, эмоции... Валерия Петровна, вы подтвердите мои слова? - многозначительно посмотрел он на начмеда.


-      Да, конечно, - кивнула та.


Честно признаться, в душе она была рада, что журналистки в ее кабинете нет. Да пошла она! И Юрина затея со статьей ей не нравилась: если кто и должен писать, то только не Проскурина. Велика честь для такой писаки!


-      Все мужчины рано или поздно с этим сталкиваются. Приходится терпеть, уважаемый. Поверьте, терпение рано или поздно бывает вознаграждено. Это я вам как отец двух детей говорю. Вот увидите: завтра все изменится!


-      Не знаю, не уверен, - негромко ответил гость. - Еще раз извините, мне пора.


-      А вот уж нет! - загородил проход Обухов. - Валерия Петровна, а не выпить ли нам чаю? Вы присядьте, присядьте, - едва ли не силой усадил он Генриха в кресло. - Очень бы хотелось вам помочь... Хотите, я с ней поговорю?


-      Нет, не надо! - замотал головой Генрих. - Это ничего не изменит.


-      Да бросьте! - отмахнулся Юрий Анисимович. - Депрессия у беременных - обычное дело. Надо подумать, как поднять ей настроение, и все сразу изменится! - убежденно заявил он. - Она почти две недели лежит в больнице? Наверное, соскучилась без работы. Вот признайтесь, вы испытываете дискомфорт, если долго не получается заняться любимым делом?


-      Да, - не вникая в смысл, автоматически кивнул Генрих.


-      А теперь представьте: вы попали в самую гущу событий, вам есть о чем поведать людям, но у вас нет такой возможности. У вас от этого поднимется настроение?


-      Нет.


-      Вот видите! - обрадовался Обухов. - Значит, надо сделать так, чтобы Екатерина смогла заняться любимым делом! К примеру, написала статью о положении дел в больнице. Тема злободневная, сами видели, сколько людей под окнами. В том числе журналистов. Только зачем нам кто-то, если в больнице лежит известная журналистка? Можно сказать, непосредственный участник событий. Жаль, она ушла раньше времени, - с досадой развел он руками и предложил: - Давайте снова ее пригласим.


-      Не самая лучшая идея, - Генрих вздохнул. - Катя ушла из журналистики.


-      А что так? - удивился Юрий Анисимович. - Неужели у нее в газете возникли проблемы?


-      Это неважно, - не захотел распространяться гость. - Главное для нее теперь - родить ребенка.


-      Жаль... - искренне расстроился Обухов. - А мы так надеялись. «ВСЗ» - самая популярная газета... Как же теперь быть? Может, вы напишете?


-      Я не имею права, - продолжая о чем-то думать, пояснил Вес-сенберг. - Но, если для вас это так важно, там есть фотокор из «ВСЗ», - показал он на окно. - Наверное, и из журналистов кто-то. Могу позвонить.


-      Ой, как мы были бы вам благодарны! - обрадовался мужчина. - Пожалуйста, позвоните! - подвинул он рабочий телефон на столе и уточнил у начмеда. - На мобильный есть выход?


-      Да. Но... Лучше с моего телефона, - протянула она аппарат.


-      Звоните.


Генриху ничего иного не оставалось. Достав из кармашка визитку Потюни, он набрал один из указанных номеров.


-      Вениамин? Ты еще здесь?.. С Катей все в порядке, но об этом после. Скажи, кто-то из ваших журналистов есть поблизости? Хорошо... С тобой хотят поговорить, - протянул он трубку Обухову, но тот знаком показал на хозяйку кабинета.


-      Добрый день, это начмед, Лежнивец Валерия Петровна. Простите, с кем имею четь?.. - лицо ее стало строгим. - Очень приятно. Мы хотели бы поговорить с журналистом вашей газеты, объяснить сложившуюся ситуацию... Да... Да... Очень хорошо. Минуточку... Ольга Стрельникова... - под одобрительное кивание Обухова стала записывать она. - Я сейчас позвоню на пост охраны, распоряжусь, чтобы ее пропустили и провели ко мне в кабинет. Спасибо!


-      Вопрос решился, - довольно улыбнулся Юрий Анисимович.


-      Тогда до свидания, - покинул кресло Генрих. - Извините, я тороплюсь.