Понятно, - кивнул шеф и, подумав, добавил: - Похоже, не у одного меня проблемы на личном фронте.


Поляченко в ответ только вздохнул.


«У меня уже не проблемы, - констатировал он, бреясь перед зеркалом. - У меня полный крах семейной жизни. У шефа хотя бы надежда жива, а у меня и ее не осталось... Сказать, что Проскурина нашлась или, учитывая его состояние, подождать? Надо сказать. И правильно сделает, если сразу в больницу помчится. Если любит, то ни болезнь, ни температура не удержат... Хотя за руль ему все же нельзя».


Когда Андрей Леонидович вернулся на кухню, шеф, прижав трубку плечом, нарезал овощи и разговаривал по телефону.


-      ...Все хорошо, мама, не волнуйся. Вот завтрак готовлю. Как доктор могу сказать: если больной хочет есть - значит, пошел на поправку... Я же не обманываю - температуры нет... Ну почти нет, тридцать семь с хвостиком... Хорошо, обещаю, что никуда не поеду... Да, конечно... Вы с Галиной Петровной смотрите не заболейте. Все, я завтракать пошел, - закончил он на мажорной ноте. - Мама волнуется, - объяснил, отложив телефон. Раздался звонкий писк зуммера. - Бутерброды готовы. Присаживайтесь,


-      показал он рукой на сервированный стол. - Запеченные бутерброды с сыром и ветчиной, яичница, свежие овощи, чай. Стандартный холостяцкий завтрак.


-      Спасибо... Мне, право, неловко, - покраснел Поляченко.


В его жизни бутерброды на скорую руку частенько заменяли и ужин.


-      Не стесняйтесь, - успокоил хозяин. - Плохо помню, как вы здесь вчера оказались...


-      Вы на звонки не отвечали.


-      Да, точно. Зина, добрая душа, отключила звук в телефоне, вспомнил Ладышев.


-      Пришлось приехать, проверить. Вы уж извините. Служба такая. И на ночь не захотел вас одного оставлять. Пару раз загляды вал к вам, а под утро сплоховал - сам уснул.


-      Теперь я все вспомнил, - улыбнулся шеф. - Спасибо за заботу. Андрей Леонидович, вы узнали...


Поляченко отложил нож с вилкой, промокнул губы салфеткой п сам продолжил вопрос:


-      ...где Проскурина? Она в больнице... Только не волнуйтесь,


-      спохватился он, заметив, как побледнел Ладышев. - Насколько мне известно, там ничего страшного.


-      Как она оказалась в больнице? - Вадим потерял интерес к за втраку. - Позавчера я видел ее машину у кардиоцентра. Она отца навещала.


-      За рулем мог быть кто угодно. Во всяком случае вчера она числилась пациенткой гинекологического отделения... Вам сегодня лучше не садиться за руль. Если хотите, я отвезу, - предусмотрительно предложил он, внимательно наблюдая за шефом.


Что творилось у того на душе, понять было несложно.


«В больнице... А почему мне не позвонила? Я бы помог, она это знала! Даже СМС не отправила... Ох, Катя, Катя!.. Как же ты неправа! Неужели не понимаешь, не чувствуешь, как мне плохо без тебя... Видишь, заболел от переживаний... Прости, что не понял, обидел...» - прикрыл он глаза и тяжело вздохнул.


-      Да, немедленно едем, - поднялся со стула Ладышев. - Я быстро соберусь.


«Пусть хоть кому-то станет легче, - составляя тарелки в мойку, подумал Андрей Леонидович. - Прямо поздоровел на глазах!»


Убрав стол и вымыв посуду, он решил доложить об обстановке верной боевой подруге шефа.


-      Зина, доброе утро...


-      Андрей Леонидович, ну как там? Как Вадим Сергеевич? Я полночи не спала, переживала, - привычно затараторила секретарша, забыв ответить на приветствие. - Ну говорите же, не томите!


-      Все нормально, оклемался, - успокоил Поляченко и улыбнулся.


Стоило ему услышать этот быстрый говор - будто лампочка внутри зажигалась, на душе становилось светло и тепло. Иногда он ловил себя на мысли, что слушал бы ее переливчатую трель часами. Но не открыто, а спрятавшись в укромном местечке. Издержки бывшей профессии - выработанная годами привычка не выдавать эмоций. Хотя в общении с Зиной это стоило все больших усилий.


-      Температура если и есть, то небольшая. Позавтракали.


-      Это хорошо! И категорически запретите ему ехать на работу! Категорически!!! Он вас послушает, я знаю, - по легкой одышке было понятно, что сейчас Зина не только быстро говорит, но и так же быстро двигается. - Я скоро выхожу, и в офисе появлюсь раньше, чем обычно. Пусть не волнуется. А вы не оставляйте его одного!


-      Слушаюсь! И повинуюсь! - игриво отрапортовал Поляченко.


-      ..Андрей Леонидович, это вы? - после небольшой паузы уточнила Зина. - Вы шутите?


-      Никак нет! - в той же игривой манере продолжил он. - Обещаю с шефа глаз не спускать и быть рядом столько, сколько нужно.


-      Ладно... - протянула озадаченная секретарша. - Только сразу


звоните, если что. Я после вчерашнего побаиваюсь его тревожить, буду вас набирать, договорились?


-      Договорились, - заметив появившегося в гостиной шефа, Андрей Леонидович понял, что пора прощаться: - Буду на связи. До свидания!


-      Я подумал, что и сам вполне могу сесть за руль... - неуверенно начал Ладышев.


-      Нет, - прервал подчиненный и прошел следом за ним в прихожую. - Извините, это даже не обсуждается.


-      Хотя, может, вы и правы. Хорошо... А какая больница?


-      Ее вчера по телевизору в новостях показывали. Там ЧП: теплотрассу прорвало, какие-то корпуса без отопления остались. Но вряд ли это сказалось на состоянии больных, - поспешил добавить Поляченко.


Ладышев нахмурился. Что-то такое он вчера вроде видел или слышал, когда в полубредовом состоянии щелкал пультом телевизора. Еще подумал: это больница, где работает Лера... А ведь ей он так и не перезвонил.


-      Правда, есть один осложняющий момент: в городе карантин по гриппу объявили, и, скорее всего, больница закрыта для посетителей. А у вас как раз грипп... - Поляченко взглянул на шефа.


Как тот ни старался, скрыть, что ему нездоровится, было невозможно: заторможенные движения, воспаленные глаза, пусть и выбритое, но отекшее и помятое лицо.


-      Именно от таких, как вы, ее и закрыли. Вряд ли вас пропустят,


-      засомневался Поляченко в правильности принятого шефом решения.


-      Пропустят, - буркнул Ладышев, вытаскивая из шкафа дубленку. - Сейчас уточню, - все-таки заколебался он и достал телефон.


-      ...Доброе утро... Да, это я, - ответил он невидимому собеседнику. - Конечно, поговорим. Но сначала просьба: мне надо навестить одного пациента в твоей больнице... Знаю о карантине, но очень надо... К двенадцати? - разочарованно глянул он на часы. - А раньше никак?.. Хорошо. Перезвоню ближе к двенадцати... Вы оказались правы: можно не торопиться, - расстроенно сообщил он и, слегка пошатнувшись, набросил на плечи дубленку. - Едем на работу.


-      Нет! - не терпящим возражений тоном отрезал Поляченко. - В офис я поеду один, а в начале двенадцатого вернусь за вами. Вы же доктор, сами понимаете... Хотите за один день весь коллектив уложить? Раздевайтесь и отдыхайте. Я же вижу - вам снова нехорошо. Проскурина нашлась, давайте выздоравливать.


-      Да... - вынужденно согласился шеф.


После того как он понял, что встречи с Катей придется ждать еще несколько часов, утренний прилив сил иссяк. Прилечь действительно хотелось. Похоже, снова поднималась температура.


-      Хорошо, езжайте на работу. Я буду ждать...


К утру Кате все же удалось забыться сном, поверхностным, неглубоким. Глаза закрыты, но при этом фиксируются все шорохи, все звуки: скрип дверей, шарканье ног по коридору, вой ветра за окном... Скрипы и шаги то учащались, то затихали на время, ветер тоже то успокаивался, то вдруг завывал, отчего на душе становилось тоскливо и тревожно.


Открылась дверь в палату, и в проеме появилась женская фигура.


-      Не спишь? - раздался шепот.


-      Нет, - так же тихо ответила Катя, узнав Олю.


-      Тогда пойдем в ординаторскую, поговорим, пока никого нет.


Отбросив одеяло, Проскурина сунула ноги в шлепанцы, подпоясала халат.


-      Доброе утро! - поздоровалась она с подругой в коридоре и, заметив глубокие темные круги под ее глазами, не удержалась: - В твоем состоянии нельзя работать по ночам!


-      Это последнее дежурство... - успокоила та. - Я тебе вот что хотела сказать: вчера поздно вечером позвонила Лежнивец, попросила выйти и поговорить с твоим Проскуриным, успокоить. Ты права, они с ней договаривались.


-А как Алиса?


-      Накачали успокоительными, спит. Нервный срыв. Здесь ты тоже права: с потерей ребенка рушатся ее планы. Похоже, твой бывший ее не любит.


-      С чего ты решила?


-      С того, что он несильно обеспокоен ее самочувствием. Больше горевал, что ребенка потеряли. Правда, интересовался, сможет ли она в будущем иметь детей. Разве любящий человек так себя ведет?


-      Понятно...


Кате все-таки хотелось думать, что хоть у одного из этой пары ость чувства.


-      А в конце поинтересовался, не знаю ли я, где ты. Мол, дозвониться не может ни сам, ни адвокат.


-      И что ты ответила?


-      Сказала, что давно не виделись. Была занята свадьбой.


-      Спасибо... Придется завтра, то есть сегодня, самой ему позвонить. Не получается жить только беременностью... - с грустью пожаловалась Катя. - Я и телефон только вчера включила. Глупо, конечно. От окружающего мира надолго не спрячешься.


-      С одной стороны, может, и зря, - согласилась Ольга. - С другой - поступила правильно: ребенка сохранила. Катя, ты хорошо подумала насчет развода? - неожиданно спросила она.


-      Что значит «хорошо»?


-      Ты извини, это, конечно, твоя личная жизнь, но мне кажется, если Виталик узнает о твоей беременности, он... как бы правильно выразиться, поймет и простит.


-      Ошибаешься, - усмехнулась Катя. - Мы прожили десять лет, и я точно знаю: чужого ребенка он никогда не воспримет как своего. Даже из любви к женщине. А если чувств уже нет, то и подавно. Расстались - и точка. Не о чем даже говорить.


-      Переживаю за тебя, - виновато опустила голову Ольга. - Извини.


-      Знаешь, я недавно вдруг поняла, - продолжила Катя, - что никогда не полюблю и не приму мужчину, если он не полюбит моего ребенка.


-      Знакомо, - кивнула подруга. - У меня с Ксюшей такое было.


-      Но ведь тебе повезло? Ты говорила, что Саша принял ее как родную? - заглянула ей в глаза Катя.


-      Повезло, - голос Ольги потеплел. - Он ради ее занятий в художественной студии встречи с друзьями готов отменить. Но таких, как он, один на миллион.


-      Неважно! Значит, шанс есть, - улыбнулась Катя. - Ну а если нет, сами справимся. Мне теперь есть кого любить... Я сегодня домой, - неожиданно сменила она тему. - Ты не забыла? Сразу после капельницы... Поеду к...


«Вадиму», - едва не сорвалось с ее губ.


-      Катя, все-таки надо бы полежать еще пару деньков, - забеспокоилась Ольга. - Я постараюсь, чтобы вы с Алисой не пересеклись.


-      Дело не в ней. Вернее, не только в ней. Отца сегодня оперируют. Хочу поддержать Арину Ивановну. Вдвоем нам легче будет. И еще одного больного надо навестить... А то я и сама изведусь здесь от разных мыслей. Сегодня ночью глаз не сомкнула.


-      Понятно... Тогда готовься к выписке. Только обещай: если что не так - сразу звонишь!


-      Все будет хорошо, не волнуйся, - улыбнулась Катя, твердо решив ночью, что если снова придется лечь на сохранение, то в дру гую больницу, к Арине Ивановне. - Спасибо тебе за заботу!


Дверь ординаторской открылась, зашли две женщины. Скорее всего, доктора.


-      Доброе утро! А мороз ослаб, - сообщила одна, расстегивая шубу.


-      Доброе! Это хорошо, - порадовалась Ольга.


-      Я пойду? - поднялась Катя и шепнула: - Не забудь про капельницу...


Лежнивец раздосадованно отложила мобильник, свела брови к переносице и непроизвольно забарабанила пальцами по столу.