-      Не надо, - наконец негромко отозвался Вадим. - И... да, я сплю.


-      Хотите сказать, я не вовремя? - в голосе Людмилы Семеновны послышались нотки уязвленного самолюбия. - Н-да, а я-то надеялась... Кстати, не лгите: от вас только что вышла посетительница. Честно говоря, не знала, что вы знакомы с Лежнивец. И знакомы настолько, что, бросив в период эпидемии свою больницу на произвол судьбы, она полетела к вам! - добавила она возмущенно.


«Замолчала бы! - внутренне сжался Вадим, почувствовав, что одно желание у него все-таки появилось - выставить за дверь и Балай. Точно также, как несколько минут назад Валерию.


Он демонстративно скинул шлепанцы, забросил ноги на кровать, улегся на спину и уставился в потолок, явно и недвусмысленно дав понять: оставьте меня в покое!


Но Людмила Семеновна прикинулась недогадливой: подтянула к кровати стул, присела. Отступать без боя - не в ее правилах.


-      Я вас понимаю, Вадим Сергеевич: мы не очень хорошо расстались накануне Нового года. Но ведь столько воды утекло, столько всего случилось. Одна статья о вашем отце чего стоит... - продолжила она. - Не скрою, я была очень обижена вашим поведением, но, узнав, что вы больны, тут же обо всем забыла и решила навестить. Вы для нас с Кирочкой - не чужой человек. Мы...


Вадим скривился. Скорее всего, со стороны Балай это попытка примирения, и, не случись демарша с пересмотром итогов аукциона, Ладышев снизошел бы до короткого «спасибо». Правила дипломатии: если к тебе с реверансом - ты обязан ответить тем же. Хотя бы улыбнуться, пожать протянутую руку и уйти. Никто и ничто не принуждает к дальнейшему диалогу, и это хорошо понимают обе стороны.


Но даже в дипломатии бывают исключения, когда, несмотря на все предпринимаемые одной стороной усилия, вторая ни при каких обстоятельствах не подаст руки. Потому что слишком лжива улыбка, потому что в протянутой для рукопожатия ладони может оказаться ловко запрятанное лезвие бритвы... И Балай принадлежала именно к такой категории лиц. С ней лучше совсем не связываться, но если уж по неосторожности вляпался, то уясни как можно раньше: перед тобой враг.


-      У вас определенно болезненное состояние, - изобразила сочувствие Людмила Семеновна. Вадим сморщился еще сильнее. Внутри уже все закипало от негодования, так и подмывало вскочить с кровати и вытолкать эту дешевую лгунью за дверь. - Вас необходимо перевести в другую больницу, под наблюдение опытного пульмонолога, - между тем деловым тоном продолжила Балай. - Эта больница - не вашего уровня, не вашего положения. И реабилитация после болезни должна быть...


-      Людмила Семеновна, я не нуждаюсь в вашей заботе, - процедил Ладышев сквозь зубы. - Прошу вас покинуть палату. Даю минуту, - почти прорычал он.


Уловив угрозу не столько в словах, сколько в моментально изменившейся мимике (в лице его на самом деле проступило нечто звериное), Балай опасливо отпрянула, нахмурилась. Затем быстро встала и поспешила к двери.


...А вы не просто больны. Вы - ненормальный! - отойдя на безопасное расстояние, прошипела она. - У вас приступ шизофрении! Я потребую психиатрическую экспертизу! Ох, как ны пожалеете! - окончательно осмелев, повысила она голос, но, уловив его поползновение встать с кровати, резко дернула ручку, выскочила в коридор и побежала прочь.


Лишь достигнув лестницы, Балай обернулась. Никто за ней не гнался. Остановившись, она прислонилась к стене перевести дух, успокоиться и решить, что делать дальше. Впервые в жизни ей пришлось в прямом смысле позорно бежать с поля боя! Желая реабилитироваться, уязвленное самолюбие за пару секунд сгенерировало в себе столько злобы и ненависти, что силы организма, едва пережившего экстремальную физическую нагрузку, вдруг зашкалило. Почувствовав головокружение и сильнейшую пульсацию в висках, она закрыла глаза и... стала медленно оседать на пол. Рука лихорадочно потянулась к сумке в поисках заветного пакетика с таблетками.


-      Людмила Семеновна, что с вами? - донесся откуда-то голос начмеда. Быстро зацокали каблучки. - Что с вами? Сердце? - обеспокоенно спросили уже рядом. - На помощь!


Почти сразу раздался топот, кто-то заботливо помог Балай подняться, кто-то подставил плечо, перекинул ее руку вокруг шеи.


-      В ординаторскую. Вот так, аккуратненько...


Спустя минуту Балай лежала на диване, вокруг которого суетились медработники: измеряли давление, кому-то звонили, требуя срочную кардиограмму.


-      У вас гипертонический криз, - наконец вынесла вердикт Якушева. - Хорошо, что я решила за вами вернуться, как чувствовала.


-      Пройдет, - попыталась отмахнуться Балай, хотя на самом деле основания для беспокойства имелись. Гипертония преследовала ее давно, лет десять минимум. Но вот такое случилось впервые. Придется отнестись к здоровью серьезнее. - Скажите, кто заведует отделением, где лежит Ладышев? - неожиданно сменила она тему.


-      Арина Ивановна Семенова. А что такое? - заволновалась начмед. - У больного...


-      Насколько мне показалось, там требуется дополнительная терапия, - перебила ее Балай. - Однозначно нужен психиатр. С Семеновой можно поговорить?


-      Нет, она ушла минут десять назад. Мужа из кардиоцентра еще днем выписали, а она только сейчас за ним поехала. Уже начало восьмого, - попыталась Якушева защитить доктора, предчувствуя негативную реакцию важной персоны.


-      Плохо! - выразила та свое недовольство. - Она ничего такого за ним не замечала? Не делилась?


-      Нет... Но... Несколько минут назад я уже слышала нечто подобное от Валерии Петровны Лежнивец. Дело в том, что когда-то они работали в одной больнице, и вот сейчас она хотела ему помочь как бывшему коллеге. Но он отнесся к этому неадекватно и, насколько я поняла... выставил ее за дверь.


«Как и меня, - криво усмехнулась Балай. - Интересно, когда же они работали вместе?»


- Значит, не мне одной показалось, - с напускной озабоченностью произнесла Людмила Семеновна. - Предупредите дежурного врача о неадекватном поведении больного. Завтра я этим сама займусь...


Вадим, истощенный морально и физически, после ухода Балай долго бездвижно лежал на кровати.


«...Надо отсюда бежать, - решил он. - Выздоровеешь с такими гостями! Дома долечиться можно, хотя и не совсем правильно: потребуются анализы, обследования. Ребят напрягать не хочется... А не полететь ли мне в Германию? - осенило его. - И долечусь, и Хильду навещу. Не звонил с того самого дня, как заболел. Даже стыдно...»


Спустя минуту он уже разговаривал с Хильдой. Вопрос решился мгновенно: она, обеспокоенная новостью о его болезни, тут же предложила клинику. Обо всем договорившись, Ладышев заказал билет до Франкфурта, связался с Поляченко и, не вдаваясь в подробности, попросил его сегодня не навещать, а приехать к приемному покою завтра к семи утра. С какой-нибудь теплой одеждой. Дождавшись вечернего обхода дежурного врача, посматривавшего на него настороженно, и медсестры с уколом, Вадим закрыл дверь на ключ, присел на кровать и взял в руки стаканчик с таблетками. К уже привычным, назначение которых, как медик, он одобрил, прибавилась еще одна.


«Что это? - покрутил он в руках таблетку. Идти в ординаторскую и уточнять у дежурного врача не имело смысла. В любом случае в Германии скорректируют и схему лечения, и назначения.


«Черт с ней», - решил Вадим, пошел в санузел, спустил таблетку в унитаз и принялся собирать нехитрые пожитки обитателя больничной палаты.


«Заявление надо бы написать, - подумал он в конце сборов. -за то, что сбежал, заведующую по головке не погладят. Приятная, добрая женщина - не хочется ее подставлять... И хорошо бы иметь на руках копии обследований и анализов, - вспомнил он уже в кровати. - Здесь без Андрея не обойтись. Но тогда подставлю и это под удар: заподозрят в сговоре. Не буду пока звонить, завтра из аэропорта наберу, попрошу по возможности выслать копии по электронке. Хотя, собственно, большой нужды в них нет: тамошние врачи нашим не больно доверяют. Разве что для отслеживания динамики пригодятся... Так, теперь спать, - приказал он себе и закрыл глаза. - Утро вечера мудренее...»


Катя стояла у окна в коридоре, ведущем в приемный покой, и ждала Венечку. Пять минут назад больницу покинула Арина Ивановна, а он все не ехал, хотя клятвенно обещал быть ровно к половине седьмого вечера, максимум к семи. И телефон недоступен. А ее ждут в нотариате на другом конце города для подписания брачного контракта. Опаздывать никак нельзя, даже лучше бы приехать пораньше. И не только потому, что адвокатам с трудом удалось уговорить нотариуса задержаться на работе. Хотелось еще иметь запас времени, чтобы хоть бегло прочитать контракт. Надежде она доверяла, но не привыкла подписывать документы не глядя. Сказывался журналистский опыт, когда за каждое напечатанное слово приходилось отвечать.


Несмотря на карантин, в коридоре было достаточно оживленно, за спиной постоянно слышались шаги. Чтобы хоть как-то разнообразить нервное ожидание, Катя припомнила давно забытое занятие студенческих лет: вслепую по звуку шагов пыталась выстроить психологический портрет проходивших мимо людей.


Отличать медработников от таких же, как сама, нарушителей карантинного режима она научилась довольно быстро. Первые передвигались уверенно: цокали каблуками, топали, шумели, не таясь разговаривали по телефону. Вторые старались прошмыгнуть как можно тише и незаметнее: останавливались, прислушиваясь, прятались в укромных уголках, дожидались, пока стихнут чужие шаги и погаснет лампа под потолком. Лампа была с датчиком: включалась, как только кто-то открывал дверь приемного покоя или приближался со стороны лечебных корпусов. Стоило ей погаснуть - и затаившийся пациент торопливо бежал к двери.


Впрочем, все эти меры предосторожности были явно избыточны: здесь никому и в голову не пришло бы останавливать нарушителей. В этот час, как поняла Катя, существовал негласный уговор между больными и медперсоналом: никто никого не видит и не слышит. Ведь все люди и понимают: бывают экстренные ситуации, когда требуется покинуть лечебное заведение. Главное - не наглеть. Переодеться можно в туалете приемного покоя, медперсонал тоже на это закрывает глаза. К тому же работы у него в самом деле невпроворот: постоянно кого-то подвозит скорая, люди входят, выходят. Именно по этой причине вечером туда можно попасть беспрепятственно. Ну а если вдруг кому-то не повезет и нарвется на проверку, то за нарушение режима сам и ответит.


Вот и Катя в ожидании Потюни вела себя строго по неписаным правилам: выключив звук в телефоне, на цыпочках перебегала от окна в тень, если слышались чьи-то шаги.


Вдалеке зацокали женские каблуки-шпильки, похоже, с прохудившимися набойками, ибо металлические стержни звонко постукивали по цементным плитам. При этом дама шагала размеренно, можно сказать, по-хозяйски. Обычно так ходят люди, наделенные властью.


«Кто-то из администрации, - предположила Катя. - Медперсонал рангом ниже вечно куда-то спешит. Не мешает найти местечко поукромнее».


Несмотря на опасность быть застигнутой, чтобы убедиться в своих предположениях, она решила хоть одним глазком взглянуть на обладательницу каблуков и осталась у окна. Дождавшись, пока женщина окажется за спиной, Катя оглянулась и... тут же шмыгнула в тень. Благо вовремя погасла лампа у входа в приемный покой, а на подходившую даму датчик еще не среагировал.


«Лежнивец! Что она здесь делает, это же не ее больница?!» - недоумевала Проскурина.


Перед глазами тут же промелькнула сцена из недавнего прошлого: Вадим подхватывает на руки Валерию Петровну, несет ее вверх по ступенькам, а она, склонив голову ему на плечо, насмешливо смотрит на Катю... Быстро-быстро застучало сердце, в ушах зашумело, закружилась голова. В одно мгновение стало так дурно, что пришлось крепко вцепиться в трубу отопления, протянувшуюся вдоль стены.


Но руку пришлось быстро отдернуть: горячий металл обжигал еще одно напоминание о той, предыдущей, больнице, об аварии с отоплением. Навернулась слеза... Лишь через несколько минут она взяла себя в руки и снова подошла к подоконнику.


Наконец в кармане завибрировал мобильник.


«Потюня!» - прочитала она.


-      Катя, ты извини, но мне до тебя еще минут пятнадцать, не меньше, - виновато засопел тот в трубку. Послышался резкий звук сигнала, вслед за ним недовольное чертыхание. - Вот, так спешу, что едва в аварию не попал... Только выехал из редакции. Жоржсанд совещание устроила в конце дня. Так что мчу. Или мчусь? -задался он вопросом, чтобы смягчить ситуацию.