Так что разговаривать с незнакомым абонентом Катя не соби­ралась, но, перекладывая телефон из руки в руку, чтобы спрятать в сумку, коснулась пальцем экрана и пошло соединение. Можно было, конечно, дать отбой, но стало неловко, и она решила отве­тить.

- Да, я слушаю.

- Екатерина Проскурина? - уточнил женский голос.

«Евсеева, - захотелось поправить Кате, но сдержалась. Новый

паспорт, в котором стоит девичья фамилия, она забрала накануне. Но ничего страшного, если для кого-то побудет Проскуриной еще денек. - Жуть, сколько документов придется менять, сколько вре­мени тратить!» - подумалось почти автоматически.

- Да, Проскурина. Я вас слушаю.

- Добрый день...- женщина сделала паузу.

- Добрый. Представьтесь, пожалуйста, и говорите быстрее, я спешу.

- ...Меня зовут Валерия Петровна. Лежнивец. Лично мы не зна­комы, но, думаю... вы знаете, кто я. Вы лежали на сохранении в на­шей больнице. В начале февраля.

Катя замерла. В памяти моментально всплыло окно над крыль­цом больницы, смотрящие ей вслед Вадим, женщина в белом ха­лате... В груди похолодело. Стараясь прогнать воспоминание, она собрала все силы, тряхнула головой и сухо произнесла:


- Да. Я знаю, кто вы.

- Екатерина... Можно, я вас буду называть просто по имени? - заискивающе спросила Лежнивец.

«Как она смеет... после всего?!» - едва не задохнулась от возму­щения Катя и, покачнувшись, опустилась в кресло.

От светлого, радужного настроения не осталось и следа.

- Мне бы этого не хотелось. Извините, не имею желания с вами что-нибудь обсуждать, - погасив эмоции, попыталась она уйти от разговора. - До сви...

- Вот как? - хмыкнув, перебила ее женщина и поспешила вы­ложить главный козырь: - Вы в курсе, что Ладышев собрался же­ниться? Хотите знать на ком?

- Меня это не волнует. До свидания, - повторила Катя, но... не прервала разговор.

Лежнивец следовало отдать должное: точно вычислила, чем за­интриговать собеседницу.

- Уверена, вас это должно волновать больше, чем кого-то дру­гого, - самодовольно усмехнулась она. - И причина не только в Ладышеве. Скорее, в его будущей теще. Вам о чем-нибудь говорит фамилия Балай?

Внутри у Кати что-то оборвалось, разбилось вдребезги, поража­ющие элементы пронзили едва затянувшиеся душевные раны...

«Балай добилась своего? Вадим... Как же... Как же ты?..» - так и не сформулировав вопрос, она сомкнула задрожавшие губы, креп­ко зажмурила глаза, чтобы удержать готовые брызнуть слезы.

- Эта фамилия мне ни о чем не говорит, - из последних сил ока­тила холодом собеседницу Катя. - Вы ошиблись. Не звоните мне больше, - добавила с убедительными паузами между словами, на секунду размежила мокрые слипшиеся ресницы и нажала на сим­вол завершения разговора.


«Вот и все... - в полном бессилии откинулась она к спинке крес­ла. - Вот и конец всем сомнениям: одна женщина, вторая, третья... Ладно, у него своя жизнь. Нам с ребенком в ней места нет. И для нас его больше нет. Был, а теперь нет... И не будет...» - вяло подве- мл итог Катя, уже даже не пытаясь бороться со слезами.

Скорее, наоборот. Ей захотелось зарыдать, забиться в истери­ке, выплеснуть оставшиеся в душе кровавые сгустки боли... Но это сделать в редакции? Тут же набежит толпа сочувствующих, начнут расспрашивать, жалеть. Ничего такого нельзя допустить. Оставалось лишь склониться к самому столу, зажав голову в ладо­ни, прикрыться сумочкой и выть беззвучно. Пусть уж лучше дума­ми; будто она задремала.


- Что случилось? - раздался рядом перепуганный голос Вени.

- Только зашел - сразу к тебе. Катя, ты чего? Плачешь? - коснулся он ее мелко дрожащего плеча. - Кто тебе звонил? - повторил он и вдруг, осененный, угрожающе процедил: - Убью гада!

Схватив со стола телефон, он попытался открыть последний входящий звонок, но не успел.

- Отдай! - подняв зареванное лицо, потребовала Катя. - Отдай, прош-у-у! - провыла, чуть не прорычала она с угрозой.

Потюня даже растерялся, пожал плечами и положил телефон на стол. Тот тут же перекочевал в сумочку.

- Катя, скажи же, что случилось? Кто-то умер? Отец? Арина Ива­новна? - не сдавался Венечка хотя бы в расспросах.

- Никто... Вернее, да-а-а... - жалобно заскулила она после паузы.

- ...Можно сказать, уме-е-ер...

Плечи затряслись сильнее.

- Понятно. Нервы, - сделал вывод Потюня. - Успокойся, пожа­луйста, - снова коснулся он ее плеча, не зная, как быть дальше, за­вертел головой в поисках подходящего помощника. Как специаль­но, в помещении, разделенном перегородками, никого такого не просматривалось: кто-то вышел покурить, кто-то поболтать, а те, что оставались, сидели в наушниках. И тут в проеме входной две­ри показалась Стрельникова. - Оля! Быстренько принеси воды!

- крикнул Веня и снова повернулся к Проскуриной. - Катя, Катя, немедленно прекрати плакать, ведь вредно для ребенка. Катя...

Напоминание о ребенке, похоже, подействовало. Вой тотчас же оборвался, сменившись шумными всхлипываниями. Но было вид­но, что она только пыталась побороть очередной спазм - не полу­чилось, плечи продолжили содрогаться.

- Вень, а кому?..

Подбежав с наполненном водой пластиковым стаканом, Олечка застыла с открытым ртом, затем перевела взгляд на Потюню: что с ней? Махнув рукой в ответ, тот перехватил стакан, попробовал приподнять голову Кати, но та упрямо удерживала ее на руках.

- Слышь, кончай мокроту разводить. Выпей вот и успокойся,

- поняв бесполезность своих усилий, потребовал он. - Хочешь ре­бенка потерять? Так и скажи.

Снова подействовало: сама подняла голову, пряча взгляд, про­тянула руку, поднесла к трясущимся губам стакан и сделала не­сколько глотков.

- Катя, вам нельзя плакать, - подала голос Стрельникова, на что Потюня гневно сверкнул глазами и показал кулак.

Девушка попятилась назад.


- Еще выпей, - посоветовал он Кате.

- Мне нельзя... много жидкости... - запинаясь, замотала та голо­вой. - Отеки могут быть...

- Нельзя так нельзя, - согласился Веня, подтянул стоящий не­подалеку стул и присел рядом. - И чего ты разнюнилась? Что тако­го могло случиться, если все живы? Весна за окном: птички поют, травка зеленеет, деревья в листьях. Даже я, старый пень, вот-вот расцвету, - попытался он пошутить. - Глянь, волосы новые проби­лись, - взяв ее ладонь, провел ею по оголившейся макушке. - Ну? Чувствуешь, как растут? Подержи, подержи, - попросил он. - За­мурлыкаю - быстрее попрут!

Катя подняла зареванное лицо и, не сдержавшись, улыбнулась.

- Венька... Какой ты... Какой же ты классный!..

- Еще какой классный! Наконец-то оценила! - расплылся тот в довольной улыбке. - Значит, так: сейчас ты приведешь себя в по­рядок, и я отвезу тебя в Ждановичи. Захочешь - по дороге расска­жешь, кто тебя обидел. А уж я придумаю, что ампутировать этому мерзавцу.

- Вень, я сама поеду, - шмыгнула носом Катя, подтянула сумку и выудила из нее косметичку. - Мне без машины никак, завтра утром на прием к врачу.

- Ну хорошо, на твоей повезу. За своей потом вернусь. И вооб­ще хватит тебе рассекать за рулем! Только дорожных стрессов не хватает! Это безответственно, - укорил он. - Сколько до декрета осталось?

- Около двух месяцев. Вень, ты сам прекрасно понимаешь: жить за городом без машины - нереально.


Почти успокоившись, Катя рассматривала лицо в маленькое зеркальце: глаза, конечно, красные, заплаканные, но все не так страшно. Хорошо, что перестала пользоваться косметикой, толь­ко легкий слой тональника и карандаш для бровей. Даже ресницы редко красила. Так что достаточно нацепить очки - и можно ехать.

- Отец скоро вернется из санатория, но ему рано за руль. На так­си - не наездишься, а в общественном транспорте еще опаснее, чем на машине. До железнодорожной станции - больше километра...

- Ну я могу подвозить, - предложил Веня и тут же спохватился: Иногда. Сама понимаешь...

- Понимаю, - захлопнула косметичку с зеркальцем Катя. - Спа­сибо, твоя помощь не спасет. Да и у тебя забот полон рот, не хвата­ет еще одной. Выкарабкаемся как-нибудь сами.

Потюня опустил голову. Катя права: он и так ничего не успевает, голова идет кругом от всяких обязательств. Заскочил в редакцию - фотки слить для репортажа, а дальше - все время расписано: погулять с младшим, пока его мамка будет в поликлинике, встре­титься с будущими заказчиками-молодоженами, показать работы, обсудить фотосессию. Две свадьбы в следующем месяце наклевы­ваются, а это как минимум оплата путевки в летний лагерь для среднего сына. Еще требуется обновки купить: растут отпрыски как на дрожжах. Хозяева съемной квартиры попросили плату на два месяца вперед, иначе пригрозили поднять цену. Машина еле тянет, а на новую никак не получается накопить... К сожалению, деньги в этом мире никто не отменял и не скоро отменит. Хорошо хоть старший сын за ум взялся, захотел поработать летом. Теперь надо думать, куда пристроить.

- Только сегодня в Ждановичи тебя все равно отвезу я. И не со­противляйся. Пожалуйста, пожалей мою совесть, - попросил Веня.

- Хорошо, пожалею, - Катя застегнула сумку. - Я поеду сама, а ты со спокойной совестью - следом. Нечего тебе обратно возвра­щаться за машиной, время тратить. К тому же на любом участке дороги можно спокойно развернуться и поехать куда надо. И не спорь, бесполезно, - произнесла она таким тоном, что ему остава­лось только подчиниться.

- Не буду, - Веня вздохнул. - Только если ты сейчас же объяс­нишь, кто тебя так довел. Это не любопытство. Просто я должен быть уверен: с моей боевой подругой ничего не случится ни по до­роге, ни дома вечером. Кстати, как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - успокоила она. - Поехали.

- Сначала ответь, что за сволочь тебе звонила? - не сдавался Веня.

- Ладно, в лифте расскажу, - выходя из редакции, нехотя пообе­щала Катя. - Пойдем... Только кто звонил - не скажу, много чести для этой дамочки, - продолжила она, нажимая кнопку вызова ка­бины.

- И что сказала?

- Ладышев женится, - стараясь сохранить спокойствие, сооб­щила Катя.

- На ком? - выпучил глаза Веня. - Да ну, не может быть! Такие, как он, не женятся. Разве что по расчету, ради бизнеса, - добавил он, пытаясь то ли опровергнуть новость, то ли подтвердить.

- Возможно, - неожиданно согласилась Катя. - Есть одна чинов­ница по фамилии Балай. Выгодный для него пост занимает. На ее дочери и женится.

- Тогда точно по расчету. Выходит, он сволочь?

Ну почему? Если по уму - то он не сволочь. Есть резон. Вот только...- она сделала паузу, - ...одного не знает: когда-то именно Балай уговорила меня написать ту статью.

- И ты ничего ему о ней не рассказала?! - Веня был ошарашен. - Хотя бы в статье на нее намекнула... Катя... Ты с головой дружишь?

- А как я смогу доказать? - усмехнулась она. - Кто поверит? Те­перь и подавно сказали бы: захотела жениха отбить, специально вылила грязь на будущую тещу. К тому же чиновница: газете толь­ко очередного суда не хватает... Да и, как ни крути, вина за публи­кацию статьи только на мне.

- Катя, ты не права. Это не грязь. Это называется «раскрыть гла­за на правду».

- И кому она нужна? - посмотрела на него Катя. - Пусть живут... Я хочу лишь одного: поскорее забыть ту историю. Так что ты ока­зался прав: кое-кто для меня сегодня умер, - заключила она уже на ступеньках. - Считай, плакала я... на похоронах... Тепло-то как! - Катя вдруг улыбнулась, подставив лицо солнечным лучам. - Если не передумал ехать - догоняй. Дома есть чем подзаправить эскорт, - пошутила она, направляясь к машине...


Нервно одергивая халат, Валерия Петровна спустилась на этаж, быстрым шагом дошла до туалета, расположенного в темном за­кутке коридора, ведущего в терапевтический корпус. Медперсо­нал, а уж тем более сотрудники администрации заглядывали сюда крайне редко: и далеко, и тесно, и не по рангу. Санузлом в основ­ном пользовались санитарки, о чем свидетельствовали сохнущие на батарее тряпки, пустые ведра и швабры в углу. Место укромное, позволявшее вдалеке от чужих глаз спокойно привести себя в по­рядок. Тем более в конце рабочего дня.