- Доча, не унижайся! - повысил голос отец. - Я пытался сказать, но понял, что ему не нужен ребенок. Не звони, родная, пожалуй­ста... - Александр Ильич подошел, обнял дочь. - Это только наша боль и наша беда. Переживем... Будут у тебя еще дети, а у нас вну­ки... Давай собираться в больницу.


Положив на столик уже ненужный телефон, Катя прижалась щекой к отцовской руке и беззвучно заплакала. Слезы медленно текли по лицу, но она их не чувствовала. Вообще ничего не чув­ствовала.


«Меня - нет... Я - почти умерла... Не смущает пусть розовость тела... Догорает бедняга душа - вся обуглилась и почернела...» - прошептала она как приговор...

...Генрихто впадал в прострацию и дремал на диванчике у каби­нета директора Центра болезней сердца города Бад-Эйнхаузена, то вскакивал, метался по длинному коридору. Сказывались бес­сонная ночь и дорога: получив письмо от Кати, ни свет ни заря вы­ехал из Гамбурга, к обеду прибыл сюда, разыскал клинику, потря­сая распечатками файлов, довольно путано пытался объяснить администрации, чего хочет. В итоге его попросили подождать в коридоре, пока освободится руководство.


Нетерпеливо посматривая на часы, Генрих обдумывал предсто­ящий разговор, составляя фразы, способные, по его мнению, убе­дить директора пересмотреть условия и сроки оплаты операции. Что делать дальше, он уже знал. План родился за время пути, так как, выезжая из дому, он понятия не имел, чем может помочь Кате. Откликнулся на эмоциях, пообещал решить вопрос, но вник в де­тали только в дороге.


Суммы даже на первую операцию у него самого и в помине не было.

Не обремененный семьей и планами на будущее, Генрих жил в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая: съемная квар­тира-студия в центре Гамбурга, кредит на новый БМВ, поездки, путешествия, подарки родственникам. Словом, сколько получал, столько и тратил. Как и большинство современных молодых лю­дей, он не зацикливался на накоплениях. Имел, конечно, счета в банках, куда ему исправно перечисляли гонорары за публикации, были и небольшие сбережения. И все.


О том, как функционирует медицина в Германии, он по большо­му счету никогда не задумывался. Помнил времена, когда семья переехала в Германию и жила на пособие, но тогда у них был ста­тус переселенцев, что решало и медицинские вопросы. К тому же почти сразу отец вышел на работу, мать тоже быстро трудоустро­илась, он и сестра, подтянув немецкий, поступили в университеты и учились бесплатно.

Гражданство, работа в известном журнале позволяли не думать о многих проблемах. Пресловутая социальная защищенность, ко­торой немцы гордятся, рядовым налогоплательщиком восприни­мается как само собой разумеющееся. В том числе и медицина. К тому же на здоровье Генрих не жаловался, Бог миловал. Ну, были синяки и ссадины, однажды сломал руку, но быстро восстановил­ся и снова надолго забыл о докторах. Потому финансовая сторона этой темы его несколько удивила. А что делать тому, у кого нет ни­какого статуса, если он мигрант да еще безработный? Для таких медицинская помощь стоит безумно дорого!


И выход для Кати просматривался только один: получить ка­кой-то статус. Собственно, путь его получения в короткие сроки тоже единственный - выйти замуж за гражданина Германии. Если муж признает ребенка своим, а заботу о здоровье детей своих граждан государство гарантирует, то все операции и лечение про­ведут бесплатно. И Генрих готов предоставить Кате такой статус. Главное, чтобы ей быстро открыли визу и она смогла поскорее сюда приехать. Но из-за ее беременности с этим в Минске могли возникнуть проблемы. Пришлось бы лететь туда самому, оформ­лять брак, переводить документы и т.д. - уйма времени, которого нет. А официальное приглашение клиники немедленно решит все вопросы.


Рабочий день подходил к концу, но директор центра был все еще занят. Долгое ожидание, с одной стороны, тяготило, с другой - позволило Генриху остыть и осмыслить последствия этого очень серьезного шага для себя. За желание помочь Кате во что бы то ни стало придется заплатить высокую цену - жениться на женщине, которая его не любит, да еще признать чужого ребенка своим. А ведь, возвратившись зимой из Минска, он твердо решил, что ни­когда не простит Катю. И больше никогда никого не полюбит, со­ответственно, не женится. Так готов ли он сейчас снова изменить своим убеждениям?


Долгие годы у него даже мыслей не возникало сменить статус холостяка. Зачем? И так все устраивает, а единственная девушка, воспоминания о которой периодически его волновали, живет да­леко, давно замужем и вполне довольна семейной жизнью. Так что куда больше Генриха интересовала работа, в которую он погрузил­ся с головой. Но при этом он не отказался и от роли «задушевной подружки», которую ему по неосторожности предложила сама Катя, поделившись больной темой - отсутствием детей. К тому же нет-нет, да и вспоминал он о ней, переживал, радовался успехам. А к письмам вообще привык. И если вдруг по возвращении из ко­мандировки не находил в почтовом ящике от нее весточки, по-на­стоящему нервничал.

В то же время это никак не мешало тому образу жизни, который он вел. Пока верный компаньон Жастин не объявил, что устал от бродячего, бесцельного существования и собирается кардинально все изменить - оставить фотографию, вернуться на родину и про­должить дело отца. А в перспективе - жениться и нарожать детей.


Такая метаморфоза застала Генриха врасплох. А как же он? Что ему делать без Жастина, без его фоторепортажей? И почему это вдруг их образ жизни стал «бродячим и бесцельным»? Не сам ли Жастин когда-то и предложил его Генриху? Теперь же у них есть то, о чем многие могут только мечтать. Они - настоящие друзья, им всегда надежно, комфортно и интересно вместе, их отчеты о путешествиях печатают в самых престижных журналах и хоро­шо оплачивают. Что с ним случилось, Вессенберг понять не мог. А немногословный Жастин, привыкший изъясняться языком фото­графии, ничего сказать и не пытался. Мол, дорастешь до моих лет - сам поймешь.


Так что на каникулы в Москву Генрих отправился в расстроен­ных чувствах. Он хорошо знал Жастина: тот долго думает, взве­шивает, но уж если что решит, то окончательно. Добавило душе смятения еще и известие: Катя разводится с мужем... Как друг, ко­нечно же, он бросился врачевать ее душевные раны: пригласил к друзьям, взял под опеку и неожиданно для себя понял, что... про­должает любить. Мало того, ради нее он готов повторить путь Жа­стина - осесть, жениться, завести детей. Не так скоро, конечно, а в перспективе, ибо понимал: путь небыстрый, процедура развода может растянуться надолго. Вон в Германии люди годами делят имущество, уже имея другие семьи и детей.


Все произошло спонтанно, без подготовки. Он попытался с ней объясниться, сделал невнятное предложение, о чем позже пожа­лел. Во-первых, так серьезные дела не делаются; во-вторых, уже ночью, проводив Катю, сам засомневался в своих чувствах. Потому ее мягкий отказ не вверг Вессенберга в уныние, а, скорее, обрадо­вал: надо убедиться, что он готов к браку. Да и Катя дала понять, что не созрела для такого поворота событий, ей тоже нужно время.

Но почему-то у Генриха осталась неудовлетворенность и своим поступком, и Катиным отказом. Не умел он и не хотел проигры­вать. Потому и поделился наболевшим с соседом в самолете: эф­фект купейного вагона еще никто не отменял.


Случайный попутчик растворился в аэропорту Франкфурта, чего нельзя сказать о мыслях, ставших навязчивыми: пора остепе­ниться, завести семью. Теперь о Кате и об их будущей совместной жизни он думал практически постоянно и даже намекнул об этом родителям в один из приездов. Те, на удивление, отнеслись к его идее благосклонно.


К следующему разговору с Катей Генрих уже готовился, тща­тельно продумывал слова, чтобы она восприняла его предложе­ние всерьез, не смогла ни отшутиться, ни категорически отказать. Конечно, идеальный вариант - уговорить ее приехать в Германию, где он чувствует себя уверенно. Но, увы, придется просить ее руки и сердца по телефону, найти для этого свежие и очень весомые аргументы. Жаль, в последнее время сказывался недостаток ин­формации об ее жизни. Отчасти в этом он сам виноват: последняя командировка с Жастином отняла много времени, связь часто от­сутствовала.


Настораживало, что и Катя за эти недели не написала ему ни строчки. В почтовом ящике он не нашел даже привычного: «При­вет! Ты куда пропал?» Бывало и прежде, что они не переписыва­лись месяцами, однако Генриха тогда это не сильно беспокоило. В свете же московских событий и новых планов такая индиффе­рентность - тревожный симптом. С Катей явно происходило что- то не очень приятное для Генриха. И все же он решил не торопить события, а дождаться ее дня рождения, позвонить, поздравить, уловить настроение и пригласить в гости. Накануне вообще ши­карный повод появился: статья в блоге Кати наделала много шума и набрала немало откликов, что натолкнуло Генриха на мысль сделать ей деловое предложение.

Едва проснувшись, он отправил в Минск СМС с поздравлением, попробовал позвонить. Абонент был недоступен. Поначалу его это не удивило: в такой день и на такой волне популярности не грех позволить себе выспаться, отключив телефон. Но прошел час, второй - и лучшие чувства были задеты: он к ней со всем сердцем, а она молчит, не отвечает. И телефон по-прежнему не в сети.


Спустя несколько часов Генрих решил разыскать ее в редакции. Увы, на работе она не появлялась. Впрочем, такое тоже неслож­но понять - могла взять выходной. И все равно странно: куда она могла подеваться? Обида постепенно превратилась в тревогу, и он стал набирать все известные ему номера.


Лучше бы он не дозвонился! Кроме еще одного «нет» услышать признание, что у нее есть мужчина, - это, простите, слишком! Да ему было бы во сто крат легче узнать, что Катя вернулась к закон­ному супругу! Да как она посмела?! Да он... забудет ее теперь на­всегда!

Но не прошло и недели, как Генрих, попереживав, остыл: Бог с ним, с этим ее мужиком! Кто не делает ошибок! Может, она так мужу мстит? Главное - они уже расстались.

Он снова стал названивать Кате, и история повторилась: мо­бильный отключен, в социальных сетях не появлялась со дня пу­бликации статьи, на работе понятия не имели, где она и когда по­явится. Разволновавшись, Вессенберг принялся трезвонить всем по кругу, как заведенный. Потерял сон, аппетит, только и знал, что набирал какой-нибудь номер или отслеживал в Интернете, дала ли о себе знать Проскурина.


К тому моменту, как в Катиной квартире сняли трубку, Генрих был уже почти в трансе, и стоило ему узнать, что Катя в больни­це, он словно с пружин сорвался и первым же рейсом вылетел в Минск.


Уж лучше бы остался дома! Узнать, что женщина, с которой ты собираешься связать жизнь, ждет ребенка от другого мужчины, - это само по себе удар ниже пояса. А ему в придачу пришлось еще услышать: она его не любит и не полюбит никогда. Такое не каж­дый переживет...

Вот и Вессенберг едва выдюжил. Даже слег по приезду - то ли простудился, то ли подхватил в Минске вирус, и на нервной почве болел больше трех недель, усиленно пытаясь выбросить из голо­вы Катю. Лучшее средство от любовного стресса - работа, а пото­му, не откладывая, он отправился в командировку в одну из аф­риканских стран. Пообещал отменный фоторепортаж и впервые поехал один.

Но статью главный редактор не принял по причине отсутствия в предложенных фото высшего пилотажа, чем славился их жур­нал, и посоветовал Генриху подыскать себе нового компаньона. На выбор предложил кандидатуры двух молодых фотографов, не скрывавших нетрадиционной ориентации.


Надо сказать, что Вессенберг, как и Жастин, являлся привер­женцем традиционных отношений, хотя оба умело это маскиро­вали. Увы, но факт: иначе не видать бы им как собственных ушей щедрых гонораров и командировочных. А теперь Жастин ушел, и некоторые восприняли одиночество Генриха как сигнал к дей­ствию. Патовая ситуация: согласиться с таким предложением Вес­сенберг не мог, как и с мыслью, что иначе останется без работы. Лучшее, что он смог придумать, - взять творческий отпуск и само­му подыскать или нового компаньона, или новую работу.


Оставшись не у дел, привыкший жить на широкую ногу Генрих практически сразу ощутил дефицит денежных средств. А ведь еще и кредит за машину нужно погашать. В общем, жизнь пошла напе­рекосяк, и всему виной, как он считал, мысли о Кате, от которых ему так и не удалось избавиться...

«...И вот я здесь. Зачем, для чего? - откинув голову на мягкую спинку диванчика, спрашивал он себя. - Отменил встречу с по­тенциальным шеф-редактором, к которой долго готовился, ради которой обзавелся новым телефонным номером, полетел за сот­ни километров, чтобы помочь чужой, по сути, женщине, которая ждет чужого ребенка и никогда меня не полюбит... Дорого мне эта «помощь другу» обходится, мазохизм какой-то... Может, пока не поздно, уехать? Ну не получилось у меня, не всемогущ, простите...»