Кэтрин Куксон - Бесконечный коридор

– Скажи мне теперь, как это случилось.

Пол беспомощно молчал. Он даже не знал, с чего начать. Дженни казалась совсем чужой. Он по-разному представлял себе встречу с ней, но такой холодности не ожидал.

– Не знаю, сказали тебе или нет, – заговорил наконец он, – но она покончила с собой.

– Да, они нам сказали. Миссис Тернбулл, по-моему, получает садистское удовольствие, сообщая неподготовленным людям страшные новости. Поначалу я даже ей не поверила. Если бы не Лорна: бедняжка сразу разрыдалась и с тех пор никак не может успокоиться. Представляешь, она винит себя в смерти Бетт!

– Господи, какая чушь!

– Нет, Пол, с ее точки зрения, это вполне серьезно. Она без конца вспоминает, какие проклятья сыпала на голову матери в последнее время. Мне самой стало страшно, когда я услышала ее признания.

– Она тебе все это рассказала?

– Да. Всю дорогу мы только это и обсуждали.

– Что ж, – пожал плечами Пол, – в конце концов, это не столь уж необычно для обиженных детей.

– Но она уже не ребенок, Пол. Или ты этого не замечаешь? Она уже давно не ребенок. Более того, она даже взрослее многих своих сверстников… – Ее рука взлетела к волосам. – Господи, и почему только ты решил не говорить нам?

– Мне казалось, что Лорна не перенесет еще одного удара. Две страшных новости подряд… Да потом еще и столь длительная обратная дорога.

– Ты и правда предпочел бы, чтобы мы прожили там целый месяц, так ничего и не зная. И даже мне не собирался сказать? Не понимаю.

– Да, это трудно понять, – согласился Пол.

Дженни пристально посмотрела ему в глаза, затем отошла от камина и села в кресло.

– Кто ее нашел? – спросила она.

– Мэгги.

– По словам миссис Тернбулл, она выпила целый пузырек снотворного. Это так?

– Да. Около полуночи она спустилась и зашла в приемную, где хранятся все медикаменты. Ей это было не сложно – она знала, где я держу ключи.

– Будь здесь я, этого не случилось бы.

Пол быстро вздернул голову.

– Что! И ты туда же? Не говори глупости, Джинни!

– Это вовсе не глупости. Я абсолютно уверена: не оставь я ее в эту страшную минуту, она не пошла бы на такое. Я просто печенкой чувствовала, что не должна уезжать. Все во мне этому противилось.

– Ты это сделала ради Лорны, – напомнил Пол. – По моему настоянию.

Он шагнул было к ней, но в это мгновение послышались шаги и в гостиную вошла Лорна. Поставив на столик поднос, она взяла чашку и молча подала Дженни. Другую чашку она вручила отцу, а затем, взяв оставшуюся, села на диван и стала молча помешивать кофе.

Они сидели и молчали, как трое незнакомцев. Все испытывали неловкость, словно дожидаясь сигнала, чтобы уйти. Когда молчание стало вконец невыносимым, Пол наклонился к Лорне и произнес:

– Ты, наверное, совсем устала, малышка.

– Да, – кивнула Лорна, не поднимая глаз.

– Ложись спать пораньше. Утро вечера мудренее.

И снова она кивнула.

– Мы все сегодня ляжем пораньше. Пойду включу обогреватели.

Он поставил недопитую чашку на стол, когда Дженни сказала:

– Я поеду домой, Пол.

Не успел он раскрыть рот, чтобы возразить, как вмешалась Лорна:

– О нет, тетя Дженни! Не уезжайте!

– Нет, Лорна, мне лучше уехать, но завтра утром я вернусь.

Беспомощно глядя на повернутое в профиль лицо Дженни, Пол почувствовал происшедшую в ней перемену. Он понял, что ему предстоит нешуточный бой за то, чтобы восстановить их прежние отношения, причем выиграть этот бой ему будет даже сложнее, чем вернуть любовь Лорны. А ведь еще час назад он мог только мечтать об их возвращении. Увы, реальность не только оказалась суровой, но и поставила его перед лицом новых, почти непреодолимых трудностей. А что он ждал от Джинни? Пол прекрасно понимал, что она будет расстроена, но даже представить себе не мог, что и она станет винить себя за смерть Бетт… Брайан, потом Лорна, Джинни, да и он сам – все мучились угрызениями совести. А ведь Бетт вовсе того не стоила, вдруг с горечью подумал он. Мало того, что за всю жизнь она не совершила ни одного доброго поступка, так и после смерти продолжала отравлять существование стольким людям! Пол понимал, что мысли его кощунственны, что о мертвых даже думать плохо нельзя, но ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил Лорну и Джинни, и не мог без боли смотреть на их страдания. Джинни! Он должен во что бы то ни стало поговорить с ней. Вдруг это показалось Полу самым важным из всего, что его заботило. Но только сделать это надо осторожно и с умом.

Услышав, как Лорна сказала: "Пожалуй, я пойду спать, папочка", он тут же произнес:

– Да, да, милая моя, так будет лучше всего. Иди – скоро я к тебе поднимусь. Ступай, родная моя. – Он обнял и поцеловал девочку. – Все образуется, вот увидишь. Потерпи немного.

Лорна подошла к Дженни, на мгновение прижалась к ней, а потом повернулась и быстро выбежала из гостиной – совсем не взрослая, как говорила Джинни, а самый настоящий ребенок, невольно подумал Пол.

Оставшись вдвоем с Джинни, Пол заговорил не сразу. Вместо того, чтобы спросить, почему она решила ехать домой, он, напрочь забыв про желание соблюсти осторожность, вдруг выпалил:

– Ты ведь считаешь, что я виноват в смерти Бетт, да?

Дженни ответила едва ли не минуту спустя:

– Нет, не ты – я.

– Господи, но ведь это полная чепуха! – взорвался Пол. – Все эти годы ты, наоборот, делала все, чтобы помочь ей. Никто не сделал ей столько добра, сколько ты.

– Да, если не считать последних дней, когда она нуждалась во мне больше, чем когда бы то ни было. – Дженни повернулась к нему, глядя прямо в глаза. – Пол, я не хотела уезжать. Более того, в последний миг я чуть не отказалась в самолет садиться; у меня было дурное предчувствие. Теперь могу тебе признаться: перед самым расставанием мы с Бетт страшно поссорились, но потом, подумав, я поняла, что причиной послужила ее болезнь – Бетт чувствовала себя обманутой, брошенной и никому не нужной. Я дважды звонила тебе – хотела сказать, что мы возвращаемся, – но так и не смогла дозвониться. А теперь, – Дженни развела руками, – вина за смерть Бетт останется со мной на всю жизнь.

Пол приблизился к ней вплотную.

– Джинни, – произнес он мягко, почти нежно. – Поверь мне, я прекрасно тебя понимаю, ведь и меня совесть мучает, но со временем все этой пройдет так уж люди устроены. А тогда мы поймем, что вовсе не все еще потеряно, что наша жизнь продолжается.

– Ты так думаешь? – спросила Дженни, пристально глядя ему в глаза. Ты и в самом деле так считаешь? А вот у меня что-то не получается.

– Получится.

– Сомневаюсь. – Губы ее дрожали, а пальцы нервно теребили пуговицы на пальто. Потом она зажмурилась, а из глаз выступили и медленно скатились по щекам две крупные слезинки.

– Джинни! Ну что ты, Джинни? Не плачь, пожалуйста, умоляю тебя.

– Ты… Ты понимаешь, каково мне? – пробормотала она, всхлипывая. Это невозможно объяснить, но тогда, когда она была жива, я чувствовала себя ближе к тебе, чем теперь. А с ее… смертью между нами образовалась пропасть, и я даже не представляю, удастся ли когда-нибудь преодолеть ее.

Пол взял ее руки и прижал к своей груди. Глядя на ее милое заплаканное лицо, он вдруг совершенно отчетливо ощутил, что с ней и только с ней связаны все его надежды на мирную жизнь и то немногое счастье, которое могло в ней остаться. Он вдруг понял, что именно Джинни недоставало ему всю жизнь, и именно она была ему остро нужна в эту минуту. Вместе с тем Пол понимал, что всякое неосторожное слово или поспешный жест могут сейчас оттолкнуть от него Джинни и, возможно – навсегда.

– Когда… ее похоронят?

– В понедельник.

Дженни высвободила руки и, повернувшись, медленно зашагала к двери.

– Я хочу как можно быстрее начать работать, – проронила она.

И вновь Полу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не совершить непоправимую ошибку. И все же он не удержался и сказал:

– Если хочешь, Джинни, то здесь тебя уже давно дожидается работа.

Она остановилась, но ответила через плечо:

– Спасибо, Пол.

Он спросил с колотящимся сердцем:

– Как ты относишься к тому, чтобы устроиться на нее? За домом присматривать и… за нами?

– Нет, я не могу. Но… спасибо.

И снова Пол не удержался, чтобы не спросить:

– А потом? Может быть – позже?

– Не думаю, Пол. Вряд ли. Только не упрашивай меня сейчас, ладно? Мне слишком плохо…

Когда Пол, вновь приблизившись к ней, снова взял ее за руку, Дженни подняла на него покрасневшие, заплаканные глаза, и он вдруг увидел в них невыразимые горе и муку, накопившиеся в ее исстрадавшейся душе за все эти годы. Дженни казалось, что всю жизнь она мечтала о том, чтобы этот прекрасный огромный мужчина ответил на ее любовь. Ей постоянно приходилось вести мучительную неравную борьбу, укрощая свои ревность и зависть к Бетт. Она думала, что стоило Полу лишь раз взглянуть на нее своими нежными глазами, хоть раз поцеловать и приласкать ее, и она была бы счастлива до последнего вздоха. И вот теперь он стоял перед ней, предлагая ей все то, о чем она даже не смела мечтать, а она… не могла принять его предложение. И, наверное, никогда не сможет. Ведь он не знал, не мог знать, что она, как и Лорна, втайне проклинала Бетт, искренне желая ей провалиться сквозь землю.

– Хорошо, Джинни, – кивнул Пол. – Я прекрасно понимаю, что тебе нужно отдохнуть, и не стану сейчас тебя уговаривать. Ты должна решить сама. Но я хочу, чтобы ты знала – мы с Лорной всегда тебя ждем.

Дженни нагнула голову и быстро вышла в холл. Внезапно Пол услышал, что из кухни доносятся какие-то звуки. Мэгги вернулась.

Вдруг широко улыбнувшись, Пол выскочил в холл следом за Дженни. Та в испуге обернулась.

– Мэгги вернулась, – радостно возвестил Пол, беря ее за руку и увлекая к кухне. – Пойдем поболтаем с ней. Ее устами глаголет народная мудрость. Пойдем послушаем, что она скажет. Хорошо, Джинни?

С трудом, словно в тумане, различая его лицо, Дженни вдруг подумала, что в эту минуту Пол напоминает мальчишку, легкомысленного и бесшабашного, но удивительно доброго.

Мэгги уже много лет не была в Ньюкасле, поэтому, сойдя с поезда и очутившись на новой привокзальной площади, поначалу подрастерялась. Однако затем, взяв себя в руки, рассудила, что Нортумберленд-стрит сгинуть с лица Земли никак не могла, да и церковь Святого Клемента навряд ли куда перепорхнула. Узнав, какой автобус довезет ее до церкви, она всю дорогу изумлялась бесчисленным переменам, в то же время отмечая про себя, что тут и там не мешало бы кое-что подновить.

Сойдя с автобуса на знакомой улице, Мэгги заковыляла к церкви. Старинная решетка ограды местами проржавела, да и кучи мусора совсем ее не украшали; церковь располагалась в бедном квартале и прихожане достатком не отличались, однако кто-то все-таки должен был бы позаботиться о порядке, подумала Мэгги. Прежде по четвергам вечером священник исповедовал верующих, и Мэгги всю дорогу молилась, чтобы этот порядок сохранился до сих пор – в противном случае вышло бы так, что всю эту нелегкую дорогу она проделала понапрасну.

Войдя в церковь, она сразу очутилась в полумраке, но уже в следующую минуту, присмотревшись, разглядела на скамьях перед исповедальней нескольких людей и поблагодарила Бога. Затем приблизилась к исповедальне и осторожно опустившись на деревянную скамеечку для коленопреклонения, приготовилась к исповеди.

К тому времени, как подошла ее очередь, за ней уже поджидали еще восемь человек, и Мэгги еще раз вознесла Господу хвалу.

Войдя в исповедальную кабинку, она ощупью разыскала скамеечку и подлокотник, а, опустившись на колени, подняла глаза и разглядела очертания руки священника, обхватившей мясистый подбородок. Остальные части его фигуры скрывались в тени, которую отбрасывала одинокая свечка.

– Отец мой, я хочу исповедаться, – начала Мэгги. Она и сама не знала, почему заменила этими словами обычное обращение: "Смиренно молю вас о прощении, отец мой, ибо я согрешила".

– Исповедуйся, дитя мое, – ответил священник.

Да, ну и дитя, подумала Мэгги. Как ласкали слух эти почти забытые слова. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз их слышала.

– Исповедуйся, дитя мое.

И она заговорила:

– Я уже много лет не была в церкви, отец мой.

– А когда ты в последний раз причащалась на Пасху?

– О… – Мэгги осеклась, чуть не сказав "черт возьми!". – Очень давно, отец мой, даже припомнить не могу.

– Десять лет назад? Двадцать?

– Нет, я пару раз за это время приходила, но клянусь, что за всю жизнь прежде и мухи не обидела, вплоть до самых последних дней. Язык-то у меня резковатый, есть грех, но заповеди я чту, честное слово.

Мэгги замолчала, а священник терпеливо ждал. Однако, чувствуя, что продолжать каяться грешница не собирается, спросил шепотом: