– Да что ты? – в голосе Айви прозвучала радость. – Дженни для вас как бальзам.

– Ты ни за что не поверишь, но она вышла замуж! – Пол повернул голову и посмотрел на кухню; Айви как раз появилась в дверях. – Наша Джинни – и замужем!

– Да, это и вправду удивительно. Но ты меня очень порадовал.

– Я и сам был на седьмом небе. Мне ведь всегда казалось, что если бы ее носик не подгулял, то она была бы просто прелесть. Сам-то я на него давно внимания не обращаю, но, согласись, он здорово в глаза бросается. Но все равно она симпатяга.

– Да, я тоже так думаю, – Айви исчезла из его поля зрения, и Пол снова опустил голову на подушку дивана. Несколько секунд спустя он громко добавил:

– И она ведь теперь богата! Не как Крез, конечно, но за тылы может быть спокойна.

– Что ты говоришь? – Айви снова появилась в дверях. – И каково же ее состояние?

– Сорок семь тысяч фунтов. Недурно, да?

– Это ей муж подарил?

– Нет – завещал. Он уже умереть успел.

– Ну надо же! – Айви медленно приблизилась к нему и добавила, качая головой: – Вот так приключение. Очень даже романтично. И чтоб такое выпало именно нашей Дженни? Мисс Дженни.

Пол приподнял брови и кивнул. Потом заговорил про женщину, образ которой всколыхнуло в его сознание слово "мисс":

– Ее-то как раз новости Джинни не слишком обрадовали. То есть, она, конечно, прикинулась, что рада, но на самом деле просто кипит от черной зависти. Причем ее постигло двойное разочарование: она ведь рассчитывала на бесплатную прислугу, а Джинни завтра утром уезжает по делу в Лондон; причем не говорит, по какому именно делу. Ни ей, ни мне. Похоже, это связано с последней волей ее покойного мужа, хотя мне трудно строить догадки.

– Могу только пожелать ей счастья, – сказала Айви, но тут же спохватилась: – Ой, что-то мы заболтались! Садись, я принесу тебе поесть.

Она на минутку отлучилась, но тут же вернулась с подносом в руках, поставила его на столик перед диваном, а сама села рядом с Полом. Тот взялся за еду, то и дело отрываясь, чтобы погладить женщину по плечу или легонько боднуть лбом. Затем, на мгновение приостановившись, Пол бесстрастным голосом произнес:

– Представляешь, мне сказали, что старый Бересфорд замышляет лишить меня нового поста.

– О Боже! – воскликнула Айви. – Быть этого не может. Но что он может сделать?

– О, от него многое зависит. Да и Паркинс на его стороне… Кто бы мог подумать. – Забыв о еде, Пол взмахнул вилкой. – Я прежде никак не мог взять в толк, чем мне так не нравится Паркинс, а вот сегодня вечером в клубе, слушая его разглагольствования, я вдруг понял: это все только из-за того, что он меня терпеть не может. Просто, да? – Он улыбнулся Айви и легонько подмигнул. – А жаль, папаша его был мне очень по душе. Остроумный, добрый. Вот кому бы юрисконсультом быть, а не политиком. Жаль, сынок не по его стопам пошел – желчный, мстительный, завистливый. – Пол смотрел на камин, все еще держа в руке вилку и, казалось, разговаривал уже не с Айви, а с самим собой. – Обидно, когда твоя судьба оказывается в руках каких-то тщеславных корыстолюбцев, которых заботит не благополучие окружающих, а только они сами. А Паркинс с Бересфордом, по-моему, славно спелись.

– Но что они могут сделать? – спросила Айви.

Пол снова начал ее замечать.

– У Бересфорда появился новый ассистент, как говорят – большая умница. Он вроде бы и метит на место заместителя главного врача больницы. Бересфорд – мстительный тип. Он и отца моего недолюбливал, уж очень разными они были… – Он кивнул Айви. – Видишь, опять все дело в личных симпатиях и антипатиях? – А меня он любит еще меньше, но прежде насолить был просто не в силах. Руки не доставали. Теперь – другое дело. Должно быть, уже заранее ликует.

Пол вдруг рассмеялся, ожидая, что и Айви присоединится к нему, но лицо женщины оставалось серьезным.

– Но ведь на твоей стороне квалификация и опыт! – воскликнула она. Никто ведь столько не работает. От желающих лечиться именно у тебя просто отбоя нет. Неужели они все это не понимают?

Пол отложил вилку с ножом в сторону и, легонько приподняв пальцами ее подбородок, сказал:

– Будь они все такими, как ты, Айви, они бы поняли. Увы, никто из моих больных в медицинский комитет не входит, а в этом городе принято отдавать предпочтение связям, а не опыту. А унижаться и пресмыкаться я не умею и не собираюсь…

Заметив, что Айви погрузилась в какое-то странное молчание, Пол заботливо обнял ее и спросил:

– В чем дело, моя милая? Почему ты вдруг замолчала?

– Ни в чем, – кротко улыбнулась Айви. – Со мной все в порядке.

– Ты не на мой счет тревожишься?

– Нет, конечно. С какой стати?

– О, я ведь тебя знаю. – Пол чуть отсел от нее и сцепил пальцы. – Не стоило мне, наверное, все тебе рассказывать. Я ведь уже давал себе зарок…

– Ну что ты, родной мой, ты всегда должен мне все рассказывать! заявила Айви. – Она вскочила с дивана и, ухватив Пола за руку, решительно потянула на себя. – Пойдем же.

В ее голосе прозвучало столько тепла и нежности, что Пол безропотно позволил увести себя в спальню. Айви без тени смущения скинула халатик и нырнула в постель, а Пол, в считанные секунды избавившись от одежды, присоединился к ней и стиснул в объятиях ее крепкое гладкое тело. Любовно потеревшись носом о ее щеку, он сказал:

– А ведь я правду сказал, Айви. Если бы не ты, я бы, наверное, уже совсем умом тронулся.

– Ах, доктор, доктор! – засмеялась Айви. – Твоими устами бы да мед пить.

– Ты меня не бросишь, Айви?

– Тебя? – Она отстранилась и наградила его недоуменным взглядом. – Не говори глупости. Скорее это я тебе надоем.

– Но ведь я отнимаю у тебя время – жизнь отнимаю! Ты бы могла выйти замуж. Только свистни, и этот, как его… мигом на тебе женится.

– Я знаю. – Айви шаловливо повела головой. – Зато так я легче понимаю, что взамен даю тебе нечто ценное.

– О, Ай-ииви!

– Как я люблю, когда ты так произносишь – Ай-ииви! Обожаю твой голос. Я в тебя и влюбилась-то, едва твой голос услышала.

– Ты хочешь сказать… – Пол махнул рукой. – Ладно, мы понапрасну тратим время.

Он порывисто притянул ее к себе, а Айви столь же порывисто отдалась ему…

Позже, когда он лежал, прижавшись щекой к ее груди и тяжело дыша, Айви уже знала, что произойдет дальше – это случалось уже множество раз. И верно, Пол начал тихонечко посапывать, дыхание его стало реже, и он уснул. Такое повторялось всегда, и Айви неизменно позволяла ему поспать – минут десять.

Она лежала и смотрела поверх его огромной головы с взъерошенными волосами прямо на настольную лампу с оранжевым абажуром. Немного усталая и расслабленная, она тем не менее в мыслях не находила себе покоя. Такое тоже повторялось из раза в раз: она лежала, осчастливленная его любовью, вся еще во власти волшебно нежных ласк, а в мозгу уже начинали роиться тревожные мысли. Айви никогда не тревожилась за себя; все ее помыслы были устремлены к этому огромному и прекрасному мужчине. Нет, она не сомневалось, что ее тело будет и дальше притягивать его, но, как ни старалась, не могла даже представить, что наступит день, когда она станет принадлежать ему целиком… Тем более что такая женщина у него уже была. И какая! Только что они друг с другом сделали… Хотя Айви любила Пола так, как не любила никого и никогда, она не могла полностью снять с него вину за то, что творилось в Ромфилд-хаусе. Пол никогда не рассказывал ей о том, с чего все началось, не анализировал причины, но было время, когда она безоговорочно винила его за ночи в раздельных спальнях и за поистине животный голод по мужской ласке в глазах Бетт Хиггинс. Этот голод Айви подметила едва ли не в первый же день, как поступила работать в Ромфилд-хаус. С Джорджем, ее мужем, они не прожили и трех лет, когда он заболел. Началось все с пневмонии, которую работяга-фермер заработал из-за собственной самоотверженности, трудясь не покладая рук под дождями и ветрами от зари до зари, и которая приняла затем необычайно затяжной характер. Джорджу становилось все хуже и хуже, и не прошло и года, как его не стало. И все это время за ним присматривал доктор Хиггинс – не только в предписанные часы, но и во внеурочное время, он приезжал к ним после приема и рано утром, и даже посреди ночи. Не из-за нее, нет – Айви доктор тогда даже не замечал. Его заботило лишь одно: как облегчить страдания умирающего. И потом, после похорон, он заехал к ней и спросил: "Как вы теперь будете жить, миссис Тейт? У вас есть хоть какие-то средства к существованию?". И она честно ответила, что домик и земля принадлежат ей – Джордж сумел об этом позаботиться, – а вот денег кот наплакал. Два из четырех полей она сдала в аренду соседу-фермеру, а два других оставила под выпас. Ничего, как-нибудь устроится. Поищет работу. Вот тогда Пол смущенно осведомился, как она относится к работе экономки, а Айви тут же ответила, что именно этим всю жизнь и занималась. Вот так и случилось, что в двадцать шесть лет она попала в Ромфилд-хаус и сразу заметила голод в глазах молодой хозяйки; голод, прекрасно ей знакомый, поскольку ее собственное тело точно так же, до боли истосковалось по мужской ласке.

Айви вела в старинном особняке все домашнее хозяйство – дел в просторном двенадцатикомнатном чертоге Хиггинсов всегда было предостаточно, – и иногда также прислуживала за столом.

По мере того, как шло время и рана от утраты Джорджа затягивалась, тело ее болело все сильнее. Боль эта началась еще до смерти мужа, когда он уже занемог и при всем желании не мог облегчить ее страдания. И вот, проработав в доме доктора Хиггинса пятнадцать месяцев, Айви решила принять невысказанное предложение Артура Уитли и выйти за него замуж. Артур владел небольшой фермой по соседству с ней. Земли у него было всего двадцать акров [1], раз в пять меньше, чем у нее, и Айви не знала, нужна ли соседу она сама, или ее земля. Нет, парень он был неплохой – тихий, почти непьющий, работящий, но Айви дала себе зарок: без брачного свидетельства он ее не получит. Уступи она раньше, и пиши пропало – никакой свадьбы и в помине не будет. Как бы ни ныло ее исстрадавшееся тело, Айви еще больше жаждала нормальной семейной жизни.

И вдруг доктор слег с лихорадкой. Поначалу домочадцы думали, что он только простудился, но потом, когда начался горячечный бред, осознали, что положение серьезное. Айви сразу поняла, что миссис Хиггинс ухаживать за больным не в состоянии; как бы она ни симпатизировала мужу, обязанности сиделки ее раздражали. Мисс Дженни была в отъезде, а ступени старой лестницы так жалобно скрипели под тяжестью Мэгги, с трудом карабкавшейся на второй этаж, что Айви решила: кому как не ей, проведшей почти год у постели мужа, поухаживать за заболевшим доктором, так много для них сделавшим. И вот в один прекрасный день, когда вконец обессилевший доктор Хиггинс лежал на подушках, а Айви протирала губкой его мокрое тело, он вдруг сказал ей: "У вас ласковые руки, Айви". Ее как током ударило. Вот тогда это и началось. Обменявшись взглядами, они поняли друг друга без слов. В последующие три недели обмен взглядами продолжался, а потом, в тот самый день, когда Пол приступил к работе, Айви заявила, что увольняется.

Бетт Хиггинс была раздосадована и изумлена. Работой Айви она была довольна. Может, Айви устала сновать вверх-вниз по лестнице и ухаживать за больным, спросила она. Нет. Может, ей недостаточно платят? Нет. Тогда в чем дело? В конце концов Айви пришлось признаться, что она собралась замуж.

В пятницу она уволилась, а уже в субботу Пол приехал к ней. Увидев его на пороге, Айви ничуть не удивилась: она его ждала. Она до сих пор видела его перед глазами: вот он стоит со шляпой в руках, этот огромный и красивый мужчина, уважаемый и блестящий доктор, и тихонько спрашивает:

– Айви, вы и вправду выходите замуж?

А она без колебания отвечает:

– Нет.

А он спрашивает:

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Он вошел и обнял ее, и она обняла его, как будто именно его и ждала всю жизнь. И так повторялось из раза в раз вот уже без малого два года… И тем не менее она до смерти боялась за него – какая участь его постигнет, если их связь выплывет наружу? В таком городке как Фелберн, и в окружении людей доктора Бересфорда или мистера Паркинса это вполне могло означать закат его карьеры.

Когда часы в прихожей пробили сорок пять минут, она ласково взъерошила его волосы и позвала:

– Пол! Проснись, Пол, уже без четверти десять.

– А? Что? – испуганно встрепенулся он и сказал, потягиваясь: – Зачем ты позволила мне уснуть? Сколько я проспал?

– Минут двенадцать, не больше. Вставай, – она легонько ткнула его в бок. – Я сварю тебе крепкого кофе.

Оторвав голову от податливого тела Айви, Пол еще раз потянулся и сладко зевнул. Потом, глядя как Айви надевает халатик, сказал:

– Пообещай мне, что как-нибудь разрешишь остаться на ночь, ладно?