«Поеду-ка я лучше в клуб», — решил маркиз. Сегодня утром, просматривая приглашения, которые оставил ему секретарь, он и так отказался по меньшей мере от пяти визитов. И все потому, чтобы лишний раз не встретить Флер. На прошлой неделе он виделся с ней на двух балах и теперь, перебирая в памяти подробности этих вечеров, вспоминал, что она танцевала с Сэттингтоном, сыном и наследником герцога Дорсетского. Это был довольно заурядный молодой человек, которого маркиз встречал на скачках, где его отец участвовал в бегах, выставляя свою лошадь. Сэттингтон часто появлялся в клубе пьяным. Ни маркиз, ни Чарльз не числили его среди своих друзей. Ему и в голову не приходило, что перед ним удачливый соперник, хотя благосклонности Флер пытались добиться многие. Но никто из них не занимал в обществе такого положения, как маркиз, никто не мог сравниться с ним по богатству, никто не имел такой репутации настоящего спортсмена. И вот Пэрсвил узнал правду об их взаимоотношениях с Флер. И что еще ужаснее, он понял, что Флер прельщает более высокий титул.

Все эти невеселые мысли пронеслись в голове маркиза. Чарльз с опаской смотрел на него.

— Что бы ты ни думал обо всем этом, Джонни, — сказал он, — тебе нельзя устраивать сцену.

— А я и не собираюсь делать этого, — ответил маркиз. — Но я хочу знать правду, всю правду, Чарли, и я выжму ее из тебя!

— Я знал, что ты рассвирепеешь, — произнес Чарльз уныло.

— Конечно, я зол, — ответил маркиз, — и хочу услышать от тебя, что все это неправда.

— Боюсь, я не смогу сделать этого.

— То есть — все правда?

— К сожалению, да!

— Откуда такая уверенность?

Маркиз чувствовал, что он, как утопающий, цепляется за соломинку. Нет! Он отказывался верить. Она не могла поступить так. Флер, его Флер лгала ему! Разве могли быть лживыми все ее заверения в любви? А то, как она отдавалась его поцелуям?

Словно читая его мысли, Чарльз сказал:

— Из того, что я слышал, — Флер действительно любит тебя! И ее никто более не волновал. Но она не может устоять перед соблазном стать герцогиней.

— Откуда тебе все это известно? — спросил маркиз, испытующе глядя на него.

Чарльз поколебался некоторое время, а потом ответил:

— Видишь ли, дворецкий моей матери приходится дядей слуге Пэрсвила.

— Боже праведный! — воскликнул маркиз. — Я не могу больше слушать пересуды слуг.

— Ты не хуже меня знаешь, — ответил его приятель, — что люди в домах лучших фамилий служат из поколения в поколение. Их дети, братья и сестры и даже их внуки — все находят работу в аристократических семействах. И хотя ты можешь недолюбливать Пэрсвила, но должен признать, что его генеалогическое древо не менее длинное, чем твое собственное.

— Ну да. Мне всегда говорили, что слуги — самые страшные снобы на свете, но я никогда не воспринимал этого всерьез.

— Это потому, что ты с ними напрямую не общаешься, твой секретарь мог бы порассказать тебе, как он скрупулезно изучает каждую рекомендацию, прежде чем любой новичок удостоится чести переступить порог твоего дома.

Видя, что маркиз слушает его заинтересованно, Чарльз продолжил:

— Твои слуги в основном выходцы из твоего поместья, их уже с двенадцати лет начинают натаскивать, как смотреть на тебя в немом восхищении и с обожанием.

— Ах, заткнись! — воскликнул маркиз.

Он знал, что его друг говорит сущую правду. Анализируя теперь все, Джон вспомнил, что одни и те же люди служили в их поместье Иглз десятилетиями, занимая определенное, строго установленное положение в иерархии слуг. Когда он был мальчиком, отец водил его знакомиться с работниками — каменщиками, лесорубами, малярами. Из поколения в поколение эти люди занимались одним и тем же ремеслом. Штат слуг, работающих непосредственно в доме, и тогда и теперь превышал пятьдесят человек.

— Мы государство в государстве, — обычно говорил отец. — И ты, Джонни, всегда помни, что это твои люди и ты должен нести за них ответственность, заботиться о них и стараться удержать от совершения всякого рода ошибок.

Этому наказу и старался следовать маркиз, когда унаследовал все состояние.

— Конечно! А что, такой любви не бывает? Думаешь, я не знаю, как из кожи вон лезут все эти лондонские матроны, у которых дочери на выданье. Они буквально преследуют меня все эти годы!

Он помолчал.

— Как вспомню, как их выводят передо мной! Словно овечек на сельском базаре. Нет, не могу понять… Как я мог свалять такого дурака! Попался в силки, как мальчишка.

— У тебя есть веское оправдание, — попытался утешить его Чарльз. — Флер не только очень красива, но и умна.

— О да! Достаточно умна, чтобы обмануть! — не без сарказма заметил маркиз. — А я ей верил! Какой дурак! Я ей действительно верил, Чарли!

— Но правда жизни такова: для любой женщины твоя корона пэра и солнце, сияющее в сотнях окон твоего величественного дворца в имении Иглз, важнее, чем ты сам.

— Ты серьезно утверждаешь, что настоящей бескорыстной любви нет? И никто никогда не полюбит меня, не имей я всех этих знаков отличия? И не найдется женщины, которая бы полюбила меня ради меня самого?

— Конечно, они будут любить тебя. Ты уже имеешь достаточно доказательств этого на сегодня. Но — ведь речь о другом. Ты хочешь знать, вышли бы они за тебя замуж, будь ты обычным человеком с единственным капиталом в виде привлекательной наружности да характера.

Маркиз на мгновение задумался, а потом сказал:

— Да! Я думаю, каждый мужчина мечтает о любви ради него самого, а не по какой-либо иной причине.

Чарльз улыбнулся:

— Давай проверим!

— Что проверим?

— Почему бы не посмотреть на мир глазами какого-нибудь мистера Снукса, а не благородного маркиза Маунтигла?

— Я отказываюсь носить такое ужасное имя, как Снукс! — возразил маркиз.

— Что ж, выбери на свой вкус. Послушай, Джонни, я предлагаю пари! — Он задумался, а потом медленно произнес: — Ставлю свою лошадь Сильвию, которой ты так восхищаешься, против твоего жеребца Темпеста, что ты двух недель не сможешь прожить в обличье простого человека и признаешь себя побежденным раньше, потому что предпочитаешь вести ту жизнь, которой живешь сегодня.

— Послушай, Чарли, это не пари. Конечно же, я перевоплотиться в обычного смертного и не испытал при этом никакого дискомфорта. Вспомни, много у нас с тобой было удобств на войне?

— Это совсем другое дело! Ты там был командиром, отдавал приказы, солдаты восхищались тобой, и генералы кстати, тоже.

— Ну хорошо. А о каких неудобствах ты говорил сейчас? Кем я, по-твоему, должен стать?

Лорд Чарльз на мгновение задумался, прежде чем ответить:

— Ты только что признался, что ничего не знаешь слугах. Почему бы не побыть слугой хотя бы две недели? чем за это время тебя не должны уличить в некомпетентности. Это тоже входит в условие пари.

— Да как ты смеешь даже думать, что я могу быть уличенным в некомпетентности? — возмутился маркиз, — в конце концов, жизнь слуг не такая уж тяжелая.

— Ну, это потому, что ты не был в их шкуре, — возразил Чарльз. — Не могу себе представить, что ты научишься же хорошо чистить серебро, как это делает Маллинз.

Маллинз был дворецким маркиза в имении, и его друзья хорошо знали этого старого слугу.

— Если уж мне быть слугой, — сказал маркиз, — выберу что-нибудь связанное с лошадьми. По крайней мере, уж здесь-то меня никто не уличит в не профессиональности.

— Согласен! И хотя это дает тебе известное преимущество в нашем споре, я разрешаю тебе стать кучером.

— Ну хоть что-то стоящее! — произнес маркиз. — Я да восхищался Сильвией. Думаю, когда она займет место в моей конюшне, то восхищение ею только возрастет.

— И не надейся. Это я буду ездить на Темпесте и наслаждаться.

Оба рассмеялись. Маркиз налил Чарльзу еще бокал и, ставя бутылку с шампанским в ведерко, спросил:

— Надеюсь, это несерьезно?

— А почему нет? В конце концов, при встрече с Флер ты вынужден будешь сказать все, что думаешь и о ней, и об этой истории с тайной. К тому же чем ты лучше Пэрсвила, если узнал правду из пересудов слуг и лакеев?

Губы маркиза плотно сжались.

— Да, все это и оскорбительно, и унизительно. Нет, встречаться с ней я не стану, по крайней мере сейчас.

— Вот и прекрасно! Тогда принимай мое пари и давай запишем его в книгу.

Маркиз протянул руку за книгой, которая лежала рядом, в соседнем кресле. Потом передумал и сказал, обращаясь к другу:

— Не стоит давать людям повод для излишнего любопытства! Наше пари должно остаться в тайне от всех остальных. — Он невесело рассмеялся: — Ты только представь, какую пищу для разговоров мы дадим всем этим сплетникам! Да они нас потом до конца жизни будут преследовать своими домыслами!

— Пожалуй, ты прав. — согласился Чарльз. — Обещаю тебе, Джонни, сохранить все в строжайшей тайне.

— И я тоже. Впрочем, после всех твоих рассказов я и так в каждом слуге буду подозревать шпиона.

— Вот теперь ты познакомишься с жизнью простых людей. Второй половиной общества, так сказать.

В глубине души Чарльз был несказанно рад, что отделался так легко. Маркиз воспринял правду тяжело, но без яростного взрыва, которого, зная характер друга, так опасался Чарльз.

А ведь маркиз был не на шутку влюблен во Флер Манроу.

Пожалуй, ни одной женщиной ранее не был он так сильно и страстно увлечен. Чарльз был почти уверен, что, отбросив все приличия, его друг просто вышвырнет Пэрсвила вон и разразится грандиозный скандал. А при безупречной репутации маркиза, про воинскую доблесть которого неустанно рассказывал герцог Веллингтон, расточая при каждом удобном случае похвалы в его адрес, это чревато серьезными осложнениями. Маркиз пользовался заслуженным уважением в обществе, с его мнением считались многие авторитетные люди. Правда, и у него были завистники. У кого их нет? Но и завистники и недруги вынуждены были признавать его превосходство.

И вот теперь Флер Манроу. Чарльз давно подозревал ее. Уж слишком она была добродетельна, слишком невинна. И все же он был ошеломлен, когда узнал, что она встречается и с Сэттингтоном, и с его другом, умудряясь сохранять все в тайне. Его первым порывом было пойти к Джону и раскрыть ему глаза на предательство Флер. Но потом он поостыл и решил понаблюдать, как станут развиваться события дальше. Пари Пэрсвила избавило его от неприятной миссии! Чарльз понимал — его друг оскорблен до глубины души! И потребуется время, чтобы затянулась рана, нанесенная коварной и лживой кокеткой, искательницей богатства и громкого титула. Самое лучшее для маркиза сейчас — куда-нибудь уехать. Так у Чарльза созрела идея, чтобы маркиз выдал себя за слугу. Это действительно отвлечет Джона от мыслей о женщине, которая предала его. А заодно и позволит по-новому взглянуть на жизнь тех, кто не так обеспечен, как он сам.

Маркиз имел все. Наверное, ему трудно представить, подумал Чарльз, что множество людей испытывают лишения и страдания, о которых маркиз даже и не подозревал. Чарльз всегда восхищался своим другом, еще со времен учебы в Итоне. В школе маркиз был лучшим в спорте, и, назло многим завистникам, в учебе тоже.

«Он не просто родился в сорочке, — подумал Чарльз, — а в сорочке, расшитой золотом!»

— А теперь, Джонни, — сказал он вслух, — давай все обдумаем самым тщательным образом. И первое — как найти тебе место. Мы должны снабдить тебя рекомендациями.

Маркиз, который выглядел несколько подавленным, развеселился:

— Мы проработаем всю операцию, словно это военная кампания.

— О да! Тебе всегда нравилось это делать, — напомнил ему Чарльз.

— Думаю, что в некотором роде я получу удовольствие, но моя маскировка не должна быть уж очень сложной.

— Конечно, — согласился его друг. — В противном случае ты проиграешь пари и Темпест будет мой.

— Черт возьми! — возмутился маркиз. — Ты слишком самоуверен! Если я не смогу стать отличным кучером, то буду стыдиться себя самого. — Он улыбнулся и добавил: — Помнишь, Чарли, я был неплохим актером, когда мы учились в Итоне. Ты долго вспоминал те пьесы Шекспира, которые мы ставили. Я был превосходным Шейлоком, не так ли?!

— Считаю, ты лучше был в роли Боттона в постановке «Сон в летнюю ночь».

— Нет, ты просто намеренно злишь меня, — возразил маркиз. — Но я проучу тебя, и ты еще придешь ко мне как проигравший пари!

— Ну уж нет! — быстро отпарировал Чарльз. — Уверен, тебе не удастся выиграть у меня Сильвию.

— Боже мой! Вся эта затея с пари сущее безумие, — вырвалось у маркиза. — И все же давай выпьем за успех предприятия!

Чарльз поднял свой бокал:

— За самого красивого кучера, который когда-либо управлял четверкой!

— Предпочитаю выпить за самого умелого кучера, — возразил маркиз. И затем, пригубив свой бокал шампанского, подумал: какого черта он дал себя уговорить на такую глупость!

Глава II