— Ееее… мое… Вот это страсть…

Бл*дь, Ника… Как же ты не вовремя!!! Я резко запахнул халат на Любе, а та, в свою очередь, мгновенно подпрыгнула с дивана и взбежала по лестнице, пряча свой стыд. Глупенькая моя, ей нечего стыдиться, особенно учитывая ее данные. Единственное, что меня волновало, так это чтобы она снова не закрылась, не испугалась, а продолжала и дальше себя вести со мной без страха и опасений.

Я немного грозно вздохнул, уперев локти в колени и зарывшись пальцами в свои волосы. Молчал несколько минут, слыша, как Вероника с Колей снимают куртки и проходят в гостиную, располагаясь в одном большом кресле. Я с очередным вздохом провел ладонями по лицу и поднял голову, устремив свой взгляд на влюбленную парочку:

— Спасибо, что пришли вовремя, ребят! — искренне сказал я, понимая, что еще немного, и не смог бы остановиться, а нужно ли это сейчас самой Любе, я уверен не был.

— Мне показалось, наоборот, — неуверенно произнесла Ника, а я махнул головой, отрицая ее слова. Поднявшись, прошел в кухню, собираясь, наконец, накрыть на стол, и вдруг вспомнил, презирая себя, что так и не намазал спину Любаши.

— Ника, поднимись, пожалуйста, к Любе, ей нужно помочь намазать тело, — попросил я, а сам вспомнил красивые плечи, нежную шейку и безумно манящую грудь. Как же мне хотелось ворваться к ней в спальню и продолжить то, что пять минут назад было на диване в гостиной. Раздеть ее полностью, и целовать каждую частичку ее нежной кожи, ласкать руками такое изящное тело, и любить, до беспамятства, столько, сколько бы Люба сама меня об этом попросила.

Прямо вижу ее, распластанную на моей кровати, подо мной, стонущую. Бл*дь, надо успокоиться и отвлечься, нельзя пока, нельзя распускать мысли.

— Конечно, Клим, сейчас все сделаю.

Мы остались с Николаем одни, и он пришел помочь мне подготовиться к ужину, расставляя тарелки, нарезая хлеб, пока я выкладывал в большие пиалы рис по-индийски, запеченное филе в лимонном соке с добавлением красного вина и обычный, но безумно любимый Любой, салат винегрет.

— У вас с Любой все серьезно, Клим Андреевич? — неожиданно прозвучавший вопрос застал меня врасплох, но я не подал вида, но и отвечать не считал нужным.

— То же самое хочу спросить тебя в отношении Вероники.

— У нас — более, чем серьезно, — уверенно ответил мне молодой мужчина, убирая оставшийся хлеб в хлебницу.

— Что бы это могло значить?

— Она беременна…

— Что? Ты… Ты серьезно? — ошарашенно уставился на него, не веря в эти слова. Вероника, порой взбалмошная и стервозная девушка, беременна?

— Да. Серьезнее некуда.

— Какой срок?

— Пять недель.

— Шустро. Будем рожать, — все, что я мог ответить, ведь действительно видел любовь в их паре, и не имел права мешать счастью своей дорогой Ники. — Но с Вероникой я еще поговорю, почему эту прекрасную новость я узнаю не от нее.

— Клим Андреевич…

— Да ладно тебе, называй меня Климом, мы же теперь практически родственники, да и вообще.

— Хорошо. Клим, Вероника очень боялась твоей реакции.

— Моей реакции? Я что, изверг какой-то, или голос на нее постоянно повышаю? — удивился я, не понимая, чем вызван страх моей племянницы, так называть ее проще.

— Нет, она боялась из-за своего возраста. Думала, что ты ее осудишь.

— Бред! Я очень люблю Веронику, и если девочка счастлива с тобой, то я только рад за вас. А ребенок — это счастье!

— Спасибо, Клим, — я лишь кивнул на это и поставил последнее блюдо на стол, когда на ступеньках послышались шаги. — Я тебе ничего не говорил.

— Договорились, — улыбнулся и перевел взгляд на девушек.

Люба уже оделась в спортивный костюм, а Ника что-то ей щебетала, счастливо улыбаясь и размахивая руками. Мда, совсем выросла, невеста, мама, даже страшно становится от того, как быстро летит время. Да и сам я безумно хочу детей, которые будут бегать с криками по двору, а Любаша будет их ругать, если те в чем-то провинятся. Люба… Именно ее хочу видеть в роли матери своих детей, ни какая другая, только она.

Ужин прошел спокойно, девушка то и дело смущенно прятала глаза, а я старался делать вид, что не замечаю этого, дабы не ставить ее в еще более неловкое положение. Мы разговаривали о разных мелочах, о чем-то, вроде погоды, и порой вспоминали работу в салоне, но особо не акцентируя на этом внимание.

Когда с ужином было покончено, и в кухне наведен порядок, Вероника сообщила, что отправляется ночевать к Коле, чему я не смел перечить, ведь у нее под сердцем его ребенок. Только у двери я сказал так, чтобы слышал только мужчина:

— Обидишь Нику — член оторву.

На такой веселой ноте мы и распрощались. Люба, буркнув что-то, вроде «спокойной ночи», отправилась к себе в комнату, которую попросила после той ночевки в одной кровати. Я же еще полчаса просидел в своем кабинете, разбирая кое-какие документы, но когда понял, что глаза требуют отдыха, решил отправиться спать.

Открыв двери, я неожиданно замер и тяжело сглотнул: передо мной стояла Люба, облаченная в шелковый халат, доходящий ей до колен, волосы распущены, легкими прядками обрамляют лицо и ложатся на хрупкие плечи. Красивая, сексуальная, божественная. Но что она делает здесь, в моей спальне?

Я медленно подошел к ней, боясь спугнуть и так не уверенную девушку, и осторожно коснулся рукой ее волос, отодвигая в сторону, тем самым задевая нежную кожу щеки.

— Что ты здесь делаешь? — задал я шепотом интересующий меня вопрос, сам не понимая, что хочу услышать в ответ.

— Разве ты не понимаешь? — подрагивающий голос, придающий мне уверенности, что ей страшно даже просто находиться здесь, не то, что делать какие-то вещи. — Я дарю тебе себя, — и она резко скидывает шелк к своим длинным ногам, оголяя прекрасную изящную фигуру.

Полная, высоко вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь, узкая, словно песочные часы, талия, и округлые, безумно возбуждающие бедра. Все это оттенялось золотистым цветом в свете ночной лампы, и я, не имея сил сдерживаться, мгновенно наклонился к ее ногам, поднимая халат и накидывая на женские плечи.

— Иди спать, любимая, — серьезно сказал я, смотря в ее грустные глаза, которые отражали толику облегчения. — И не нужно вестись на слова Вероники, думай своей головой, и слушай свое сердце. Ты слишком мне дорога, Люба, чтобы я тобой пользовался.

Глава 19

Люба.

Я чувствовала себя законченной идиоткой, да зачем я вообще поперлась к нему в спальню, еще и разделась. Дура! Как же мне теперь ему в глаза смотреть-то? Так стыдно. Разговор с Никой подтолкнул меня на такие необдуманные действия, и теперь моя же глупость обернулась мне позором.

«— Любаш, а что это было? — между прочим, спросила Ника, пока мазала мне болезненные места на спине.

— Где? — удивленно спросила я, делая вид, что не понимаю, о чем она спрашивает. На самом деле я сама не поняла, что произошло в гостиной, я слишком расслабилась, дала волю своим непонятным чувствам, потеряла контроль, и тем самым поплатилась — допросом.

— Внизу, когда мы с Колей пришли, а вы там, сидя на диване…

— Ника, пожалуйста! — попросила я прекратить разговор.

— Пожалуйста, пожалуйста.

Несколько долгих секунд она молчала, но, не выдержав, снова заговорила, и мне стало безумно стыдно и неудобно:

— Но ты подумай, Любочка, Клим же взрослый, здоровый мужчина, который просто нуждается в сексе. Да и вообще, воздержание, особенно для мужчин — очень вредно! Вот вы сколько знакомы?

— Три месяца… — неуверенно ответила я и немного поморщилась от боли на очередной ранке.

— Ни хрена себе! У него уже три месяца не было секса, это плохо, Люба!

— Не говори глупостей, Вероника! За ним толпы девушек увиваются.

— Да? А ты думаешь, я такая дура, и не вижу, что он сожрать тебя хочет? На кой ему эти толпы, если он поглощен только одной забитой девчонкой с сексуальной фигуркой.

— Ты преувеличиваешь.

— Ну да, а в гостиной десять минут назад он, наверное, толпу свою хотел тра*нуть!

— Вероника!

— Если он тебя в халате чуть не взял, представь, что будет, когда ты разденешься.

— Ника… Глупышка, ты ничего не понимаешь…

— Любаш, я прекрасно знаю о… — Ника запнулась на секунду, но, все же, продолжила. — Я тоже потеряла любимых людей. И Клим потерял. Все мы заложники одной ужасной, трагической ситуации, но нужно жить дальше, просто ради того, что именно эти родные нам люди даже там хотят, чтобы мы были счастливы. И мы должны постараться ради них.

— Ты говоришь, как Клим, — с легкой улыбкой заметила я и, закончив мазать все красные пятна, обратно накинула халат, крепко повязав пояс вокруг талии.

— Дядюшка многому меня научил, — призналась девушка, с грустью смотря на себя в зеркало и, резко развернувшись, добавила. — А фигура у тебя — бомба, а я скоро пышечкой буду…»

Заведенная этим разговором, я все же решилась, хотя это было трудно сделать, но когда мы остались одни, я, приведя себя в порядок, отправилась в спальню к Климу.

И вот сейчас, стоя перед мужчиной в развязанном халате, я склонила голову от стыда, делая занавес из своих волос, чтобы хоть как-то спрятаться от безумия, которое я сама совершила, делая решительный шаг.

— Я уродлива… — совсем тихо, едва слышно произнесла я, и тут же почувствовала касание мужской руки к щеке. Клим, убрав волосы с лица, приподнял мою голову, чтобы заглянуть в глаза, которые я упорно отводила и закрывала.

— Посмотри мне в глаза и повтори, что ты только что сказала, — злобное рычание, и повисшая тишина, пропитанная страхом и волнением.

— Эти пятна, они уродуют меня, и я… Ты поэтому меня не хочешь. — В следующую секунду я оказалась прижата к сильному подкачанному телу, обвившие талию руки крепко сжали, давая понять, что нахожусь под надежной защитой, а упиравшийся в живот бугор выдавал силу его желания.

— Я все еще тебя не хочу? — спросил Клим, вдавливая себя в меня, смотря безумным взглядом, в его глазах был яростный огонь. Казалось, еще чуть-чуть, и он разожжет огонь в этой спальне. — Я сдерживаюсь из последних сил, боюсь напугать тебя еще больше, а ты приходишь ко мне в спальню, раздеваешься, и говоришь, что я тебя не хочу? Да твоя манящая круглая грудь с острыми возбужденными сосками, касаясь моего тела, призывает погрузиться глубоко в тебя, двигаться долго, во всю длину, и кончить внутри, чтобы ты почувствовала все мое желание. Яростное, мощное и невыносимо тягучее, которое появится и у тебя, вот здесь, — и я вздрогнула от неожиданного касания его пальцев ниже пупка, — стоит мне только исполнить то, что я перечислил. Но есть одно маленькое, но безумно весомое «но» — ты пришла сюда не потому, что меня хочешь, а потому, что послушала очередные наставления. Глупости, любимая, все глупости. Никакого удовольствия я не получу, если ты сама не пожелаешь того же, что и я.

От его слов я едва выдохнула, и была не в силах пошевелиться, словно на меня вылили ушат воды, и я застыла в ожидании дальнейших действий. Я не могла произнести и слова, разгоряченная, взволнованная и, черт возьми, возбужденная. Впервые за… нет, неправильно это. Я попыталась пошевелиться, но ничего не получилось, мужчина еще сильнее сжал меня в своих объятиях. Господи, какой он горячий, особенно там!

— Не нужно, не делай этого, ты же сейчас хорошо себя чувствуешь в моих объятиях, таешь от моих ласковых слов, малышка, поверь в себя. И я знаю, что ты сейчас подумала о Лешке, но его нет, и никогда не будет, а жизнь продолжается, и я хочу доказать тебе, что ты достойна быть счастливой.

Он начал медленно поднимать правую руку, скользя пальцами вдоль позвоночника вверх, вызывая в моем теле миллион мурашек. Я снова дернулась, пытаясь выбраться из сладких и сильных оков, но мне по прежнему не дали этого сделать.

— Расслабься и получай удовольствие, я же чувствую, как тебе хорошо, ты становишься мягкой и еще более женственной. Отпусти, очисть свой разум, хотя бы сейчас, — и я, послушав слова Клима, свободно выдохнула, расслабляясь всем телом и вдыхая его приятный мужской аромат.

Тело обмякло, ноги стали ватными, а он все продолжал ласкать мою кожу, при этом вовсе не делая лишних движений. Рука, поднявшаяся вверх, остановилась на шее, легко массируя и сжимая, от чего казалось, что голова сейчас просто рухнет безвольно, и я усну. Но засыпать не хотелось, ведь я только-только позволила отдаться на волю чувствам. Клим переместил руку на затылок и совсем легонько потянул за волосы, наклоняя мою голову так, чтобы видеть глаза и, как я поняла позже — утонуть в них. Как же этот мужчина горел страстью, в нем просто все бурлило и жаждало, но он держался и не делал ни капли лишнего, что смогло бы меня напугать. Он достоин уважения. Как же раньше я этого не замечала?