Анна Грейси - Беспечный повеса

Гидеон нахмурился, но ничего не сказал. Эдуард ошибается. Твердыня не пала. Возможно, Пруденс его немного встряхнула, но он не намерен продолжать эту историю. Ему не нужно встряски. Он этого не хочет. Он вполне доволен своей жизнью. Дальнейшее знакомство с мисс Пруденс Мерридью навлечет беду. Он слишком здравомыслящий человек для подобных приключений.

– И конечно, еще надо иметь в виду Оттербери, – добавил герцог.

– Ты ей поверил? – презрительно сказал Гидеон. – Немногим раньше она заявила, что помолвлена с герцогом Динзтейблом, а ты знаешь, насколько это соответствует истине! Это всего лишь ее очередная фантазия.

– На мой взгляд, она говорила искренне, – пожал плечами герцог.

– Чепуха! Она всего лишь постаралась поставить меня на место.

– Да, – улыбнулся герцог. – И ей это удалось, не так ли?

Сунув руки в карманы, Гидеон закинул ногу на ногу и пристально смотрел на свои начищенные до блеска гессенские сапоги. Да, черт возьми, удалось. Их маленькая стычка взбудоражила ему кровь. Ни одна женщина столь яростно не отвергала его практически сразу после поцелуя, и ему пришлось признаться, что это его заинтриговало. Раньше здравый смысл всегда удерживал его.

– Не думаю, что она назвала первое пришедшее на ум имя, – усмехнулся герцог. – Такие имена не витают в воздухе. Похоже, что... она долго хранила этот секрет. Возможно, долгих четыре года.

– Четыре с половиной.

Гидеон нахмурился и ссутулился в кресле. Вот главная суть слов кузена. Оттербери. Она швырнула ему в лицо это имя и выбежала из дома. Она действительно помолвлена с этим Оттербери? Его, разумеется, это не интересует. Просто любопытно.

Должно быть, этот Оттербери ничем не примечателен. Обычный обыватель. Но как бы то ни было, наверное, в нем есть что-то чертовски особенное, если такая девушка, как Пруденс Мерридью, ждет его четыре с половиной года...

Герцог поднялся и потрепал Гидеона по щеке.

– Сладкие грезы, кузен?!

– Черт бы тебя побрал, Эдуард, – рассеянно ответил Гидеон.

Герцог, мягко усмехнувшись, вышел. Погруженный в мысли Гидеон смотрел на свои сапоги.

Карета отъехала от особняка герцога.

– А теперь, милая, я жду объяснений столь экстраординарного...

Пруденс молча указала глазами на Лили, застывшую рядом с ней с каменным лицом.

Но дядя Освальд был натурой решительной. Люди его поколения слуг в расчет не принимали.

– Ну?

– Я все объясню дома, дорогой дядя Освальд, – пробормотала Пруденс. – Я все еще не очень хорошо себя чувствую. – Ее голос сорвался, и она поднесла к носу флакон с нюхательной солью, напоминая о своем недавнем недомогании.

Освальд Мерридью хмыкнул и умолк.

Получив временную передышку, Пруденс прикрыла глаза. Нужно найти выход из этой запутанной ситуации, причем быстро. Ее маленькая хитрость обернулась большими неприятностями.

Кроме того, ее недомогание было не совсем притворным. Сейчас она едва ли могла рассуждать здраво. Ее тело сотрясала дрожь. От негодования, твердила себе Пруденс. Конечно, она расстроена. А какая женщина не огорчилась бы, если бы с ней так неучтиво обошелся... прекрасный незнакомец... идеальный повеса.

Хотя «идеальный» – неподходящее слово. В нем нет ничего идеального!

У нее все еще дрожали ноги. Тряслись руки. Даже внутренности, казалось, содрогались.

Неудивительно, твердо сказала она себе. Ей пришлось воспользоваться сумкой, чтобы защитить свою честь. Любую леди из приличной семьи подобные переживания выбили бы из колеи.

Но ее это не расстроило, а... воодушевило. Взволновало. Восхитительные ощущения волнами расходились по ней.

– Тебя лихорадит? – спросил дядя Освальд. – Без сомнения, ты заболела...

Пруденс резко открыла глаза и почувствовала, что заливается краской.

– Не всякий день девушке выпадают такие испытания, поэтому я не удивлюсь, что у тебя сердцебиение. – Дядя Освальд наклонился к Пруденс и внимательно посмотрел на нее. – Да, на щеках лихорадочный румянец. А всему виной проклятая ветчина, которую ты ела за завтраком. Красное мясо совершенно не подходит юным девицам. Оно разжигает страсть. Думаю, тебе нужно промыть желудок.

Отказываясь от комментариев, Пруденс откинула голову на кожаную подушку и закрыла глаза. Это не кусочек ветчины разжег ее страсти, это...

Нет! Нельзя думать о лорде Каррадайсе. Ее сжигает негодование, а не страсть! Ей нужно решительно выбросить его из головы. Кроме того, нужно придумать, как выпутаться из создавшегося положения. От этого зависит судьба ее сестер.

Но стоило ей закрыть глаза, она могла думать только о том, как потемнели его глаза, когда его губы коснулись ее рта...

Когда они приехали домой, дядя Освальд объявил, что у нее лихорадка, и велел немедленно отправляться в спальню. Несколько минут спустя он принес Пруденс чашку отвратительно пахнущего травяного отвара, сказав, что это прекрасное слабительное, и велел выпить все до последней капли. Пруденс не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она покорно осушила чашку и легла в постель обдумать возникшие проблемы.

Мысли вихрем кружились в ее голове, Пруденс не находила выхода. Но ведь должен же быть какой-то способ поддержать сестер. Она обдумывала все возможные варианты. Наверное, можно устроиться экономкой или гувернанткой... но даже если ей станут хорошо платить, что сомнительно, вряд ли на эти деньги она сумеет содержать четырех сестер. Как ни крути, горькая правда заключалась в следующем: одна из сестер должна выйти замуж. Так или иначе, она должна заставить дядю Освальда изменить свое решение.

Наконец Пруденс занялась тем, что делала всякий раз, когда требовалось найти решение, – начала писать письмо Филиппу. Его долгое молчание могло иметь какое-то значение. С одной стороны, письма из Индии иногда идут годами, а то и вовсе теряются. Но с другой... Что это? Умышленное молчание или случайная задержка? Ей нужно знать свое положение, и все, что она могла сделать, – написать и спросить.

Она закончила письмо как раз перед тем, как к ней в спальню вошла служанка. Увидев, что Пруденс совершенно пришла в себя и встала, девушка присела в реверансе и сказала:

– Мисс, сэр Освальд просил сказать, что, если вы поправились, он будет рад видеть вас в Желтом салоне в четыре часа.

У Пруденс сердце упало.

– Спасибо, Лили. Пожалуйста, передай сэру Освальду, что я приду.

Лили повернулась к двери, но Пруденс остановила ее:

– Лили, у тебя не было неприятностей? Я имею в виду из-за того, что ты меня сопровождала. Ты должна мне сказать, чтобы я могла возместить убытки.

– Нет, мисс. Правду говоря, сэр Освальд поворчал немного, но он знает, что я всего лишь подчинилась вашему приказу.

– Так, значит, никаких неприятностей?

– Нет, мисс. Правда, старик Ниблетт отчитал меня, но это меня не волнует.

– Дворецкий? О Господи! Я с ним поговорю. Мне очень жаль, что я впутала тебя в эту историю, Лили.

– Мисс, не расстраивайтесь из-за старого Ниблетта, – улыбнулась Лили и с притворной скромностью расправила передник. – Он ворчал от ревности. Он никогда не бывал в доме настоящего герцога, а я, невежественная деревенская девушка, была! И разговаривала с герцогом! И его красавец кузен, лорд, назвал меня маленькой и хрупкой! Так что, слово даю, старик Ниблетт ревнует. – Лили подмигнула хозяйке и выбежала из комнаты.

Ровно в четыре часа Пруденс подошла к Желтому салону, сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

– Простите, дядя Освальд, – поспешила она объясниться. – Надеюсь, вы не слишком расстроились. Я понимаю, что все произошло по моей вине. Я много думала о том, как могла совершить такую оплошность, и пришла к выводу, что лорд Каррадайс подкупил меня комплиментами, а я приняла их за нечто большее – как говорится, выстроила замок на песке. Девушки в юном возрасте всегда очень романтичны.

Лицо сэра Освальда смягчилось.

– Да, не сомневаюсь, ты к комплиментам не привыкла. Неудивительно, что этот прожигатель жизни так легко вскружил тебе голову.

Смирив гордость, Пруденс кивнула.

– Во всяком случае, я не видела его больше четырех лет, так что беспокоиться не о чем.

– Ты уверена, милая?

– Уверяю вас. Мы впервые встретились сегодня утром. По крайней мере это была правда.

– Что ж, не могу сказать, что мне это нравится. И не могу понять, почему он назвался герцогом Динзтей...

– Это тоже моя вина, – перебила его Пруденс. – Я ошиблась, а он меня не поправил.

– Но позволить тебе четыре с половиной года называть его чужим именем. – Сэр Освальд покачал головой.

Пруденс чувствовала, что краска заливает ей лицо. Доброту дяди тяжелее вынести, чем любые выговоры и окрики.

– Не нужно краснеть, моя дорогая, – хрипло сказал пожилой человек. – Думаю, дело совсем не в именах и титулах, а в любовной чепухе. Я прав?

Пруденс кивнула, ее щеки горели огнем.

– Так я и думал. У этого шалопая весьма свободные манеры! А теперь, прежде чем оставить эту тему, я спрошу тебя еще раз – возможно, в присутствии сестер ты не хотела в этом признаться – этот мошенник неучтиво с тобой обошелся? Ты понимаешь, что я имею в виду, милая?

Пруденс вспоминала, как губы «мошенника» накрыли ее рот. Как его длинные пальцы ласкали ее грудь, и от этого сладостная дрожь охватывала все ее тело, мгновенно воскресая при малейшем воспоминании. Да, она прекрасно понимала, что имеет в виду сэр Освальд. Став совершенно пунцовой, Пруденс понурила голову и тихо сказала:

– Нет, дядя Освальд, лорд Каррадайс меня и пальцем не тронул.

– Хм! Вот уж не ожидал. Такие повесы, как лорд Каррадайс, даром времени не теряют, – угрюмо сказал сэр Освальд. – Жаль.

Пруденс изумленно уставилась на него. Сэр Освальд заметил ее взгляд.

– Этот Каррадайс – лакомый кусочек. Пруденс все еще ничего не понимала.

– Я вовсе этого не одобряю, но если были бы какие-нибудь проделки, то для тебя это было бы неплохо, – объяснил дядя Освальд. – Ты устроилась бы должным образом.

– Но пожелал бы этого лорд Каррадайс? – срывающимся голосом сказала Пруденс. – С его репутацией повесы... не могу себе этого представить.

– Супружество придает повесе респектабельности. Пруденс этого не понимала. Ей казалось, что, если мужчина вступит в брак под давлением обстоятельств, у него не будет ни малейшего желания изменить свои беспутные привычки. Она считала, что в этом случае повеса будет продолжать повесничать. Она жалела женщину, которая станет женой этого повесы, поскольку та наверняка будет несчастной.

Наверняка.

Хотя будут некоторые компенсации, с легкой завистью подумала Пруденс, вспомнив восхитительные мгновения на ладье Клеопатры.

– Но поскольку он не делал попыток затеять какие-нибудь плутни, мы не можем заставить его жениться.

Пруденс возмущенно выпрямилась в кресле.

– Я никогда не позволю заставлять человека жениться на мне, флиртовал он со мной или нет. Сама мысль об этом отвратительна. Это будет просто унизительно.

– Хм! Не стоит называть такую выгодную партию унизительной, дитя мое. Не важно, как до этого дошло, но хорошая партия есть хорошая партия. И не могу отрицать: лорд Каррадайс лучше, чем я мог мечтать.

– Думаю, это было бы ужасно, – горячо возразила Пруденс. – Выйти замуж за мужчину, который не испытывает к тебе никаких чувств, только для того чтобы предотвратить маленький скандал!

– Ты вела уединенную жизнь, – просто сказал сэр Освальд, – и не понимаешь этих вещей. – Он вздохнул. – Но вопрос чисто теоретический, поскольку этот шалопай тебя и пальцем не коснулся и ничего письменно не обещал. Какая удача, что в Норфолке он не столкнулся с твоими прелестными сестрами, – фыркнул сэр Мерридью, – хотя в то время они были совсем детьми. Не могу представить ни одну из этих нежных красавиц в объятиях знаменитого повесы. Хорошо, что это оказалась ты, Пруденс, правда?

Пруденс только посмотрела на него. Даже ради того, чтобы выпутаться из затруднительного положения, она бы не призналась, что слишком невзрачна.

– Да что я говорю! – извиняющимся тоном произнес дядя Освальд. – Я совсем не хотел сказать, что это удача. Ведь он разбил твое нежное сердце. Не привыкшая к восхищению мужчин, ты встретила на своем пути лондонского повесу. Ведь твое сердечко таяло, словно воск, бедная девочка? – Дядя наклонился вперед и неуклюже похлопал Пруденс по колену. – Несколько случайных комплиментов, и ты поверила его пустым словам. Он заморочил твою юную головку.

Пруденс, стиснув зубы, помертвела от обиды. Оттого, что картина была ненастоящей, ей не легче. Лорд Каррадайс вскружил ей голову не в шестнадцать лет, а сегодня утром, когда ей вот-вот исполнится двадцать один. А она действовала не лучше своей доверчивой служанки и позволила... вольности по отношению к себе. Хуже того, она расцветала от его прикосновений.