Она не привыкла к мужским комплиментам. Дедушка относился к ним враждебно, да и Филипп был не склонен к цветистым речам. Дядя Освальд, наоборот, щедро осыпал ее комплиментами, хваля ее благородную душу, но поскольку они переплетались с комментариями по поводу ее скромной внешности, они не могли вскружить ей голову.

Наверное, обманчивые комплименты повесы подействовали на нее. Она действительно таяла как воск в его руках, мягкий податливый воск... за исключением нескольких последних минут, с горечью подумала она.

У скромной Пруденс Мерридью хватило самоуважения, чтобы в конце воспротивиться неотразимому лорду Каррадайсу.

Пруденс вздохнула, когда ее неумолимая врожденная честность напомнила о себе. Не самоуважение заставило Пруденс сопротивляться. Не благоприличие и не добродетель. Только страх, что их застанут, вернул ей здравый смысл. Не будь этого страха, она, вероятно, позволила бы ему все. И наслаждалась бы каждой минутой.

«...раба своих низменных инстинктов...»

Должно быть, это инстинкт, решила Пруденс, вспомнив, как ее тело стремилось к Гидеону помимо ее воли. Восхитительные ощущения, которые она испытала в его объятиях, не имели ничего общего ни с разумом, ни с логикой, ни с принципами, столь важными для просвещенного человечества.

– Полно, Пруденс. – Дядя Освальд снова похлопал ее по колену. – Все мы порой совершаем глупости. – Он добродушно посмотрел на нее.

Пруденс чувствовала, как в глазах закипают слезы. Сэр Освальд внешне так похож на дедушку, но между ними нет ничего общего. За шумными манерами пожилого тщеславного щеголя скрывалось доброе сердце. Почти всю свою сознательную жизнь Пруденс провела в атмосфере враждебной суровости и, как могла, сопротивлялась ей. Против доброты у нее не было защиты.

– Герцог, кажется, славный малый? – спросил сэр Освальд с налетом беспокойства в голосе. – Мне следовало быть с ним повежливее. Я не прочь отбрить такого повесу, как Каррадайс, но не думаю, что надо было дерзить герцогу.

Пруденс неопределенно кивнула. Герцоги ее не интересовали. Ее мгновенно ослепил повеса, у которого морали не больше, чем у кота, и такая улыбка, которую надо запретить законом. Она внезапно почувствовала приступ боли в животе. Дядюшкин слабительный отвар напоминал о себе. Скривив губы, Пруденс быстро поднялась, подумав о том, что хорошо, если бы существовало какое-нибудь средство против повес. Но у нее было подозрение, что лорд Каррадайс в отличие от злосчастного завтрака вряд ли покорится лекарству.

Как только она встала, дворецкий Ниблетт распахнул двери и торжественно провозгласил:

– Герцог Динзтейбл.

Пруденс в ужасе посмотрела на дядю. Почему герцог столь поспешно нанес им визит? Что он скажет? Он потребует объяснений? Что ей ответить? Сопровождает ли его кузен? Затаив дыхание она смотрела на дверь.

Герцог Динзтейбл, одетый в безукоризненный синий сюртук, желтоватые бриджи и сверкающие гессенские сапоги, неторопливо вошел в комнату.

– Добрый день, сэр Освальд. Здравствуйте, мисс Мерридью, – сказал он, учтиво поклонившись.

Слегка озадаченный неожиданным визитом, сэр Освальд, ответив на приветствие, пригласил герцога сесть. Пруденс пришлось снова занять свое место. Никто не бросается вон из комнаты, когда туда только что вошел герцог, а ее проблема не того сорта, что обсуждают в светской беседе.

– Я приехал справиться о здоровье мисс Мерридью, – сказал герцог. – Мисс Мерридью, вы уже оправились от недомогания?

Пруденс, чувствуя, что проклятый отвар дяди Освальда настойчиво напоминает о себе, торопливо заверила гостя, что совершенно поправилась.

Герцог сказал, что ему приятно это слышать. Он завел разговор о погоде и поинтересовался мнением Пруденс.

Пруденс ответила, что для этого времени года погода восхитительная. Такое яркое солнце, такой нежный ветерок, говорила она, лихорадочно соображая, как выйти из комнаты, не нанеся никому обид. Она больше никогда в рот не возьмет дядюшкиных травяных отваров.

Сэр Освальд дернул шнурок колокольчика и велел подать чай. Чай из перечной мяты и простое овсяное печенье. Герцог удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Травяной отвар, выпитый Пруденс, снова потребовал к себе внимания, и она резко поднялась. Джентльмены, соблюдая правила этикета, мгновенно встали следом за ней.

Она в отчаянии посмотрела на них.

– Я... мне нужно...

В эту минуту дверь отворилась, вошла Чарити, а следом за ней, оживленно болтая, появились Хоуп, Фейт и Грейс.

– Пруденс, милая, ты здесь, – сказала Чарити. – Мы хотели погулять в парке и искали тебя, чтобы узнать, пойдешь ли ты... ой! – Она умолкла, ошеломленно глядя на гостя.

Герцог Динзтейбл смотрел на нее с не меньшим изумлением. Остальные девушки, перестав болтать, торопливо присели в реверансе.

– О Господи, – пробормотала Хоуп, осторожно выпрямляясь. – Мы не знали, что у вас гость, дядя Освальд.

– Да, мы думали, что Пруденс одна, – добавила Фейт. – Простите, что мы вам помешали.

– Ничего страшного, дорогие мои. Позвольте представить вас нашему знатному гостю, герцогу Динзтейблу.

Девушки, приоткрыв от изумления рты, снова присели в реверансе и испуганно посмотрели на Пруденс.

Пруденс не интересовал их испуг, она была полностью поглощена эффектом, который произвел на ее организм дядюшкин отвар.

– Я... я прослежу, чтобы подали чай. Извините меня, дядя, и вы, ваша светлость, – пролепетала она и пулей вылетела из комнаты.

Сэр Освальд нахмурился.

– Не понимаю, что на нее нашло. За этим мог проследить дворецкий. Для чего тогда, по ее мнению, существуют повара, горничные и лакеи? Не понимаю! – Покачав головой, он продолжил: – Ваша светлость, позвольте представить вам остальных моих внучатых племянниц. Это мисс Чарити Мерридью, вторая по старшинству.

Герцог склонился к руке вновь присевшей в реверансе Чарити.

– М-мисс Чарити.

– А это близнецы, мисс Хоуп и мисс Фейт.

Герцог не шелохнулся. Он держал Чарити за руку, ошеломленно глядя на нее. Чарити, прелестно зарумянившись, осторожно попыталась высвободить руку.

– Мисс Хоуп и мисс Фейт, – громко повторил сэр Освальд.

Герцог вздрогнул, посмотрел на сэра Освальда, отпустил руку Чарити и пробормотал вежливое приветствие близнецам.

– А это самая маленькая, мисс Грейс Мерридью.

– Очень приятно, мисс Грейс, – невнятно произнес герцог. – Мм... Кажется, вы собирались погулять в парке? Все вместе? – Его глаза оживленно блеснули.

– Да, в Гайд-парке. В это время дня там столько важных персон, – бесхитростно ответила Грейс. – Так интересно посмотреть на нарядно одетых людей.

– Да-да, возможно, мы когда-нибудь там встретимся, – сказал герцог, ни на кого не глядя.

Была уже вторая половина дня, когда Гидеон наконец проснулся. Ему нужно было выспаться. Он устал. Ночь напролет он играл в пикет. К тому же довольно много выпил, а от этого его всегда клонило в сон. Но что-то – вернее, кто-то – не давал ему уснуть.

Прелестное создание с огромными серыми глазами и копной медно-рыжих кудрей, чей маленький ротик на несколько незабываемых минут заставил его забыть, кто он... Гидеон улыбнулся собственному каламбуру.

Этому маленькому неукротимому вихрю совершенно не подходило имя Пруденс – Благоразумие. Он снова улыбнулся и сладко потянулся в своей большой широкой постели. Тот, кто назвал ее Пруденс, очень ошибся. Импруденс – Неблагоразумие – ей больше подходит. Он рассмеялся. Мисс Импруденс Мерридью. Ему это нравится. Посмотрим, что она скажет на это, когда они снова встретятся.

Гидеон снова потянулся, радуясь наполнявшей его энергии, и подумал о следующей встрече. Потому что она обязательно будет. И скоро.

Он не мог выбросить из головы эти поцелуи. В те несколько минут с Пруденс он забыл, кто он и где находится. Для него существовала только она...

Он не мог припомнить, когда подобное случалось в последний раз. И случалось ли вообще.

Он увидится с ней снова. В этом нет никакой опасности. Гидеон посмотрел на солнечные блики, скользившие по натертому полу, схватил с прикроватного столика часы и открыл их. Почти четыре. Вполне подходящее время, чтобы нанести визит мисс Импруденс Мерридью и ее дядюшке. Он словно пружина сорвался с кровати, вызвал камердинера, потребовал горячей воды и бритву. И приказал подать фаэтон в половине пятого.

Сегодня утром мисс Пруденс познакомилась с небритым шалопаем, но днем ей предстоит встретиться с безукоризненно светским человеком.

У него нет ни малейшего намерения преследовать ее. Он не тратит время на невинных девушек, а супружество не входит в его планы. Но... ему нужно понять, был ли этот поцелуй счастливой случайностью или нет, узнать, сможет ли он снова забыться от новых ощущений.

Кроме того, ради Эдуарда он должен выяснить, что за игру она ведет.

Его первой мыслью при встрече с ней – на самом деле второй, первой мыслью было «какое прелестное лицо» – было, что это какой-то заговор, чтобы поймать в ловушку его кузена. Он ожидал чего-то подобного после того, как о его кузене упомянули в газете. Молодой, богатый, холостой герцог, недавно приехавший в Лондон, был соблазном не только для мамаш, у которых дочки на выданье, или амбициозных дядюшек.

Но Пруденс несколько раз повторила, что разрывает помолвку. Даже когда легкомысленность Гидеона грозила его собственной голове петлей брака, она отвела эту опасность.

Почему он это сделал? Он тщательно все продумал и не нашел ответа. Должно быть, это от выпитого бренди. Он не мог найти другой причины для своей вспышки безумия. Бренди никогда прежде не доводило его до флирта, грозящего браком.

Слава Богу, Пруденс решительно отвергла его.

Хотя, когда он целовал ее, это была совершенно другая история... Ее нерешительный, удивленный инстинктивный ответ подействовал не только возбуждающе, но и задел какую-то струну в глубине его души.

Ее реакция была так непосредственна, что поразила его. Пруденс была в его власти. Его! Но он никогда не был собственником.

Как это случилось? Как он мог это допустить? Его брови сошлись на переносице. Нужно предупредить Эдуарда относительно бренди. Оно явно производит странный эффект.

Он должен быть благодарен мисс Пруденс Мерридью.

Гидеон не мог представить, чтобы кто-нибудь из его знакомых незамужних леди упустил возможность поймать в ловушку если не его самого, то его состояние. Во всяком случае, число отвергших его женщин было поразительно мало, и это было приятно. Хотя мисс Пруденс Мерридью безоговорочно отвергла его. Несколько раз. Размахивая этим чертовым ридикюлем, как маленькая амазонка, чтобы подтвердить свою точку зрения.

Теперь ему пришло в голову, что ее сумка была чем-то вроде брошенной перчатки. Каррадайсы никогда не уклонялись от вызова.

Гидеон ждал в холле, когда подадут фаэтон. Дворецкий осторожно тронул его за локоть:

– Простите, милорд. На конюшне сказали, что у вашего фаэтона треснуло колесо, так что его придется чинить.

– Черт возьми!

В этот момент в дверях появился герцог. На его лице блуждало странное выражение.

– Эдуард, у моего фаэтона треснуло колесо, а я как раз собирался выехать. Можно взять твою коляску?

Герцог не ответил. С задумчивым видом он позволил Бартлетту снять с себя сюртук.

– Очнись, кузен! Я задал тебе вопрос. – Гидеон критически осмотрел себя в зеркале. – Думаю, тебе сегодня коляска не понадобится. Можно взять ее?

– Хм... конечно, – кивнул Эдуард. – Но коляску перекрашивают. Я пользуюсь ландо моей матери. Скажите Хокинсу, Бартлетт.

Дворецкий, поклонившись, отправил с поручением лакея.

– Ландо! Эта тяжеловесная колымага! Нет, я неблагодарный. Пусть будет ландо. – Гидеон критически взглянул на свое отражение. – Что с тобой, Эдуард? У тебя такой странный вид, – заботливо сказал он, поправляя уголки туго накрахмаленного воротничка. – Где ты был?

– Э-э... ездил с визитом.

– Да? – весело сказал Гидеон, расправляя галстук. – Храбрый мальчик. А я думал, ты боишься. – Он резко повернулся и, прищурившись, посмотрел на кузена. – К кому ты ездил? – спросил он другим тоном.

Эдуард немного смутился.

– Я спешу, Гидеон. Мне нужно снова уехать.

– К кому?

Эдуард вдруг обнаружил на своем сюртуке пушинку и принялся тщательно снимать ее. Когда он снова поднял глаза, его лицо залила краска.

Гидеон нахмурился, его терзали самые мрачные подозрения.

– Ты ездил с визитом к мисс Пруденс Мерридью, так? Эдуард надменно поднял брови.

– Если девушке стало дурно в моем доме, вежливость требует поинтересоваться ее здоровьем.

– Не демонстрируй мне фамильную надменность, Эдуард. На меня это не действует. А что до ее недомогания, ты прекрасно знаешь, что оно было притворным. Не говори мне чепухи. Ты решил тайно опередить меня!