Сестры смотрели на Пруденс, раскрыв рты.

– А мы тем временем поселимся у двоюродного дедушки, дяди Освальда, увидим все достопримечательности столицы, будем ходить на приемы, красиво одеваться, на... – ну я не знаю куда – на венецианский завтрак. Даже в оперу! И если нам повезет, к тому времени, когда дедушка поправится, одна из нас найдет себе мужа, мне исполнится двадцать один год, и вы сможете жить со мной.

– Приемы и красивые платья, – прошептала Чарити.

– А что такое венецианский завтрак? – спросила Грейс.

– Какая разница, – пожала плечами Хоуп. – Уж определенно это не овсянка.

– Как мне хочется послушать оперу, – восхищенно вздохнула Фейт.

– Но как нам это удастся? У нас нет средств, Пруденс, – сказала практичная Хоуп. – У нас даже не хватит денег, чтобы одна добралась до Лондона.

– Нас спасут мамины украшения, – объяснила Пруденс. – Ее гранатовый браслет поможет нам купить билеты. – Она немного виновато посмотрела на сестер. – Я продала его несколько месяцев назад на этот случай.

– Значит, мы сможем отправиться в Лондон, – выдохнула Чарити.

– Именно так. – Пруденс улыбнулась. – И если одна из вас найдет богатого, красивого, доброго и любящего мужа, надеюсь, она не откажется передать свою часть маминого наследства, чтобы поддержать других, правда?

– Конечно! Это звучит так заманчиво. Ты тоже можешь найти себе красивого мужа, Пруденс, – добавила Хоуп.

– Хоуп! Ты забыла про Филиппа? – Чарити была шокирована предположением младшей сестры.

– Ах да, Филипп, – поправилась Хоуп. – Конечно, Филипп. Когда пришло его последнее письмо, Пруденс?

– Полгода назад, – с достоинством ответила самая старшая из сестер. – Но вы знаете, как медленно идут письма из Индии и как ненадежна почта. Пароход идет несколько месяцев, а если он потонет...

– Да-да. Почта доходит нерегулярно, – согласилась Чарити. – Но когда он...

– Я уверена, что он приедет. И тогда мы поженимся и наконец будем в безопасности, – твердо сказала Пруденс.

Возникло короткое молчание.

– А я от Филиппа не завишу, – объявила Хоуп. – И собираюсь приложить все усилия, чтобы найти себе мужа в Лондоне. Я хочу ходить на балы и носить роскошные наряды, а не ходить в этих домотканых платьях. Я собираюсь танцевать вальс с красивым мужчиной! Я хочу отчаянно влюбиться, как папа и мама.

Сестры молча обдумывали ее страстное желание. Пруденс первая пришла в себя:

– Танцевать вальс, Хоуп? Поскольку ни одна из нас вообще не умеет танцевать, о вальсе не стоит беспокоиться.

– Меня это не волнует. Не знаю, как это случится, но я буду танцевать вальс! – с вызовом заявила Хоуп.

– Наверное, тебе нужно написать в письме, Пруденс, чтобы дядя Освальд нанял нам учителя танцев, – предложила Фейт.

Грейс поморщилась.

– Тогда, глупенькая, он сразу догадается, что письмо подложное. Ты можешь себе представить, чтобы дедушка предложил нечто подобное?

– Дедушка определенно не станет просить дядю Освальда учить нас танцам, Фейт, – улыбнулась Пруденс. – Слушайте дальше.

Она взяла со стола письмо.

– «Брат мой, поскольку музыка и танцы – порождения дьявола, призываю тебя не развращать девочек подобными греховными деяниями. Я воспитал их в самых строгих моральных принципах. Но поскольку они женщины, а значит, глупы, легкомысленны и легко поддаются слабостям, ты должен тщательно следить за ними и не давать им сбиться с пути».

– Что?! – задохнулась Хоуп? – Ты с ума сошла?

Пруденс подмигнула и продолжила чтение:

– «Поэтому, брат, как глава семьи, я запрещаю тебе вывозить моих внучек на балы, рауты, музыкальные вечера и тому подобные греховные увеселения. Я лишь хочу, чтобы ты проследил, чтобы они нашли себе скромных, здравомыслящих мужей с подобающим образом жизни, воспитанных в строгой морали и с хорошим состоянием. Пожилые мужчины предпочтительнее молодых бездельников».

– Но это ужасно! – запричитала Хоуп. – Не нужен мне старый сварливый муж с твердыми принципами. Молодой бездельник звучит гораздо заманчивее. Красивый, очаровательный, молодой!

– И мне – тоже! – согласилась Фейт. – Если ты отправишь это письмо, Пруденс, то с таким же успехом можешь оставить нас здесь страдать от жизни с дедушкой.

– Терпеть побои и связывания, – печально добавила Грейс.

– Перестань, Грейс, – приказала Пруденс. – Я вам сказала, что вас больше никто не тронет! И никто больше не будет привязывать левую руку Хоуп за спину. А теперь доверьтесь мне и подумайте. Во-первых, – Пруденс стала загибать пальцы, – дядя Освальд много лет живет в Лондоне, значит, ему это нравится. С тех пор как мы поселились в Дерем-Корте, он ни разу тут не был. Значит, здесь ему не нравится.

– А кому здесь понравится? – пробормотала Хоуп.

Улыбнувшись, Пруденс продолжила:

– Во-вторых, от матери Филиппа мы знаем, что дядя Освальд ужасный модник, ездит в оперу и на балы. В-третьих, мы знаем, что он сильно поссорился с дедушкой и что дедушка обозвал его безбожным псом, пустым хлыщом и так далее и тому подобное.

– Старая кухарка говорит, что, когда дедушкин брат был молодым, он был добрым, милым и любил посмеяться, – возразила Чарити.

– Вот именно, – торжествующе сказала Пруденс. – Если дядя Освальд хотя бы наполовину такой, каким я его себе представляю, то дедушкины инструкции приведут его в бешенство, и он окунет нас в бурное море балов, приемов, развлечений и позволит нам познакомиться с множеством молодых людей – назло своему брату и нашему дедушке!

Сестры задумались.

– Если ты права, Пруденс, это будет замечательно, – прошептала Чарити.

– Ничего из этого не выйдет, – хмуро предсказала Грейс, – так всегда бывает.

– Чепуха! – Пруденс обняла маленькую сестренку. – Не будь такой мрачной, милая. Я уверена, что все продумала.

Глава 2

...Ведь если с правого пути случалось и тебе сойти,

А каждый следующий шаг

Ты снова совершал не так...

В. Скотт[2]

– Ты говорила, что, когда мы приедем в Лондон, будем ходить на приемы, – обиженным тоном сказала Хоуп. – На балы, рауты и венецианские завтраки!

– И в оперу! – жалобно добавила Фейт.

– Я помню, – Пруденс поморщилась, – но...

– И еще ты говорила, что я буду танцевать вальс с красивым молодым человеком...

Пруденс снова поморщилась.

– По крайней мере мы берем уроки танцев... – вступилась Чарити.

– Фи! Кого интересуют уроки танцев! Ты еще скажи, что мсье Лефарж молодой красавец, – презрительно фыркнула Хоуп.

Сестры захихикали, вспомнив суетливого и жеманного пожилого француза, которого дядя Освальд пригласил учить сестер Мерридью грациозным па. Но Хоуп этим с толку не сбить.

– Через пять-шесть недель лодыжка у дедушки заживет, он сможет выходить из своей спальни, – гнула свою линию Хоуп. – Как ты думаешь, много ему понадобится времени, чтобы выяснить, что мы сбежали? Одна из нас должна до этого времени найти себе мужа, Пруденс. А пока единственная, кто встретил мужчину – подходящего мужчину, – это ты! И что в этом для тебя хорошего?

– Я предупреждала, что ничего из этого не выйдет, – сказала Грейс и печально вздохнула. – Так всегда бывает.

В гостиной, выделенной юным леди в лондонском доме сэра Освальда Мерридью, повисла тишина.

Пруденс тяжело опустилась в кресло. Действительно, дела их плохи, и все из-за нее.

Дядя Освальд с лихвой оправдал все ее надежды. Как и полагается доброму дядюшке, он был милым и добродушным. Не выразив ни малейшего неудовольствия, пожилой вдовец с радостью принял свалившихся на него без предупреждения пятерых внучатых племянниц в своем большом элегантном доме.

В определенном смысле дядюшка превзошел все их самые оптимистические ожидания. Деревенский вид и манеры внучатых племянниц не сбили его с толку. Он сразу понял, что девушки станут украшением света, и, бросив один взгляд на их домотканые платья, заявил, что их гардероб нужно немедленно обновить.

– У меня нет ни малейших возражений против того, чтобы предоставить вам кров и выводить в свет, но я не желаю, чтобы мои внучатые племянницы – а вы чертовски хорошенькие! – вращались в свете в таких отвратительных платьях. – Он покачал головой. – Завтра я отвезу вас к модистке, перчаточнику, галантерейщику и к остальным.

Девушки, привыкшие к скаредности родного деда, раскрыли рты от изумления и восторга.

Сэр Освальд окинул каждую девушку взглядом заядлого модника.

– Такие нежные создания и в таком виде! Чарити, дорогая моя, ты настоящий бриллиант, просто неземное создание! Эти золотистые волосы, эти глаза! И близнецы хороши. Даю слово, я научусь вас различать, но вы просто изумительны. А маленькая Грейс, когда чуть подрастет, затмит своих сестер. Какое удовольствие увидеть вас одетыми так, как того требует ваша красота!

Он удовлетворенно потирал руки.

– Найти вам мужей не составит никакого труда. Думаю, не будет преувеличением, если какой-нибудь герцог проявит интерес... да, именно герцог. С вашей внешностью в этом не стоит сомневаться. – Сэр Освальд порхал около внучатых племянниц, сияя лучезарной улыбкой. – Не припоминаю, чтобы четыре девушки неземной красоты одновременно появились в Лондоне. И все – из одной семьи, из моей семьи! – Он взволнованно всплеснул руками. – Это будет сенсация! Свет еще не подозревает, какое его ждет потрясение!

Когда он перевел взгляд на Пруденс, его улыбка медленно поблекла. Поджав губы и нахмурившись, он задумчиво разглядывал ее. И чем дольше сэр Освальд смотрел на нее, тем отчетливее Пруденс понимала, что ей не сравниться с сестрами.

Ее волосы были того же цвета, что и у Грейс, но имели неприятную особенность – они пушились и вились во влажную погоду. Их не сравнить с сияющими, шелковистыми золотыми локонами сестер. Цвет лица, может быть, и был столь же нежным, как у сестер, но его портили пять-шесть крошечных веснушек, поскольку Пруденс часто не заботилась о том, чтобы в солнечную погоду надеть шляпу. Глаза у нее были скучного серого цвета, когда у остальных в семье – самых разных оттенков сияющего голубого.

Она почувствовала, как ярко-голубые глаза дяди Освальда задержались на ее носе, типичном для Мерридью, и заметила, что его рот сжался в совсем тонкую линию. У него самого нос точно такой же формы, дерзко подумала Пруденс, ее нос не такой длинный. Хотя ей пришлось признать, что на мужском лице он выглядит гораздо лучше.

В Дерем-Корте было очень мало зеркал, ведь тщеславие – ужасный грех. А поскольку их почти никто не навещал и им было запрещено выходить, а Филипп уехал несколько лет назад, Пруденс не слишком задумывалась о своей внешности.

Но, правду сказать, для нее было шоком прочитать в дядюшкиных глазах, что она невзрачная травинка в пышном букете божественных красавиц. Но Пруденс твердо сказала себе, что у нее есть дела поважнее.

– Если вы действительно уверены, что одна из моих сестер удачно выйдет замуж до конца сезона, это будет замечательно, дядя Освальд! Это... – Пруденс с облегчением взглянула на сестер. – Именно на это мы и надеялись!

Взволнованная тем, что ее смелый план окажется успешным, Пруденс совершенно забыла о себе и, вскочив с кресла, обняла дядюшку.

– Спасибо, спасибо, дорогой дядя Освальд! Вы так добры, так великодушны. – Ее голос сорвался. – Не могу передать, как вы нас осчастливили. – Она поцеловала его в щеку.

Вспыхнув, сэр Освальд широко улыбнулся и смущенно залепетал, что ее утверждения об исключительной доброте и великодушии – чепуха. Это они сделали одинокого старика счастливым! В конце концов, для чего существуют дядюшки?

Оправившись от изумления и увидев, что дядюшка не только позволяет Пруденс обнимать и целовать его, но, кажется, даже приветствует такое поведение, сестры бросились наперебой обнимать пожилого джентльмена и застенчиво целовать в щеку и лысеющую макушку.

Но когда сестры снова уселись в кресла и нерешительно занялись чаем и булочками с тмином, дядя Освальд, нахмурившись, долго рассматривал Пруденс.

Пруденс, глупышка, не сообразила по его взгляду, что она, как говорится, ложка дегтя в бочке меда.

Ее заставила это понять портниха, шившая мантильи. Снимая мерки с девушек, элегантная француженка не переставая болтала:

– Какие у мадемуазель прекрасные фигуры, какие вы изящные, грациозные, поистине как молодые газели! – Когда взгляд портнихи упал на Пруденс, ее губы тут же сжались в знакомую линию. Она на мгновение нахмурилась, а потом с галльской прямотой заявила: – С вами, мадемуазель, будет потруднее. Вы не газель, вы похожи на маленького пони. Но я не отчаиваюсь. Я любую женщину могу сделать элегантной!

Пруденс готова была возмутиться. Она ела не больше сестер, даже гораздо меньше, чем Фейт и Хоуп. Так что это несправедливо, что они стройные и походят на эльфов, а она, видите ли, на... пони.