И она поняла, что последовать его совету самое лучшее, что можно сейчас сделать. Но промолчала.

Слуга вернулся с горячей водой, льняными полосами, корпией и порошком. Его отношение к незнакомке было вполне почтительным.

— Это все, милорд?

— Да, благодарю, Роберт. Да, скажите миссис Хэтчингс, что мы ужинаем в семь. И предупредите, что мисс… Уоррингтон понадобится горячая ванна позже.

И главное, пусть приготовят красную комнату для мисс Уоррингтон, и как можно скорее. — Он повернулся к Клариссе. — Надеюсь, вы поняли и сами, но предупреждаю: не делайте ситуацию еще более напряженной, для вашего же собственного блага.

Игнорируя ее возглас возмущения, он откинулся на подушку и закрыл глаза.

Кит проснулся и увидел, что один. Его рука была перевязана. В камине тлели угли, шторы задернуты, неизвестно, сколько времени он проспал. Он сел, позвонил и потребовал у явившегося слуги наполнить ванну, потом отдал несколько коротких приказаний относительно завтрашнего дня, направляясь через холл к лестнице. Кит отдохнул, и к нему снова вернулось хорошее настроение, когда он вспомнил, что Кларисса спит сейчас в комнате, соседней с его спальней. Он не мог припомнить такого сильного желания обладать женщиной, которое было похоже на наваждение. Наконец он избавится от него сегодня, а уже послезавтра забудет о ней, пусть она уходит из его жизни.

Кларисса безмятежно спала на огромной с пологом, высокой, на четырех столбиках, кровати, утонув в перине, на голландских простынях, приятно согретая легчайшим пуховым одеялом такого же цвета, как полог кровати. Проснувшись, она почувствовала себя отдохнувшей. Комната была большая, освещенная пылавшим огнем в камине. Кровать стояла напротив огромного, во всю стену, окна, из которого, вероятно, было видно море. Ей казалось, что сквозь сон она слышит шум волн.

Мебель обычная для спальни, в углу небольшое красивое бюро, на каминной полке коллекция фарфоровых безделушек. Роскошный турецкий ковер с толстым ворсом был теплым под босыми ногами, на столике она увидела красивый букет цветов.

Все дышало комфортом и отличным вкусом, но без показной роскоши, которую можно было ожидать от такого богатого человека. Видимо, его любовницы, лошади, карты предназначались для поддержания экстравагантного образа светского волокиты, а дома это был другой человек.

В дверь тихонько постучали, вошла служанка:

— Если позволите, мэм, почти шесть часов вечера. Не желаете принять ванну?

Кларисса кивнула, и вскоре перед горевшим камином была поставлена медная ванна, которую наполнили горячей водой, отгородив ширмой от возможного сквозняка. Большие полотенца были развешаны на трубах отопления. В воду добавили розовое масло.

Она никогда еще не принимала ванну в такой роскоши и с наслаждением погрузилась в душистую горячую воду, расслабленно вытянулась, чувствуя, как уходит усталость. Одежда как по волшебству преобразилась — белье было выстирано, измятое платье вычищено и отглажено. На туалетном столике она увидела набор щеток. Она собрала волосы в красивую прическу и, осмотрев себя в зеркале, с удовлетворением кивнула. Она была готова спуститься вниз и предстать перед ним, хотя пока понятия не имела, как станет себя вести. Доверившись своему инстинкту сохранения и надеясь на благоразумие лорда, который, может быть, успел обдумать ее историю, к тому же ранен. Она последовала за служанкой, высоко подняв голову, ее зеленые глаза блестели.

Ее провели в небольшую столовую на первом этаже. Комната была ярко освещена и обставлена с утонченным вкусом. Стол накрыт на две персоны, на скатерти из Дамаска сверкало серебро, на стенах картины более современные, чем в холле и на лестнице, скорее всего, приобретения самого Кита, а не его предшественников. Она узнала одного из знаменитых современных художников, видела его картины на выставке в Королевской академии. Морской пейзаж. И еще пейзажи, натюрморты новой школы натуралистов.

Он стоял у огня в вечернем костюме, в галстуке с бриллиантовой булавкой, черные волосы зачесаны назад. Кажется, у него было прекрасное настроение, но она сразу отметила его сатанинскую усмешку, кривившую губы.

— Вижу, мои слуги позаботились о вас. Они сделали все, как вы хотели?

— Даже зубная щетка была, благодарю. Я чувствую себя гораздо лучше.

— И выглядите тоже. Просто очаровательно, если точнее.

— Как вы, милорд? Как ваша рука? Вы не стали надевать перевязь.

— Не хочу вас расстраивать, но мне она не нужна. А теперь к столу, вы голодны, наверное, как и я. — Он подвинул ей стул, усадил, и почти сразу двери распахнулись, и был подан ужин.

Еда была восхитительной. Устрицы, вальдшнеп на вертеле, нежный бульон, артишоки, а на десерт — взбитые сливки и фруктовое желе. Все это сопровождалось великолепным бургундским. Оба ели с аппетитом и мало разговаривали, касаясь лишь общих тем. Им было хорошо и уютно в обществе друг друга, они имели сходное мнение о многих вещах, о политике, кроме того, их связывала любовь к Шекспиру.

Она расспросила о его детстве в Торнвуде и рассказала немного о своем, когда еще был жив отец. О его внезапных появлениях после многодневного отсутствия. Иногда с подарками, смехом, веселой возней с Клэрри.

— Теперь я знаю, что он был игроком. Такие дни были редки, чаше он проигрывал. Иногда возвращался с полными карманами денег, а иногда мрачный и пьяный, отталкивал меня, осыпал всех руганью.

Она помолчала, вспоминая те дни. Папа в вечернем костюме, даже если это было утро, а он всегда возвращался утром, в парике, съехавшем на сторону, от него несло перегаром. Мама, такая молодая и красивая, дергала его за рукав с одной стороны, пока Кларисса цеплялась за него с другой, но он лишь хотел спать и сердился, что завтрак не подан. Мама, передав Клариссу слугам, толкала его наверх, он кричал, размахивал руками, но повиновался.

Она вдруг увидела, что Кит внимательно наблюдает за ней, моргнула и улыбнулась:

— Я так давно не вспоминала об этом, простите, я не хотела придавать разговору грустный оттенок.

Он пожал плечами:

— Значит, дорогой папа был игрок. И это объясняет бедность семьи?

— Да, он оставил нас почти совсем нищими. А к тому времени его семья отвернулась от него, они не хотели видеть маму. За исключением моей тети — сестры отца. Это она платила за мое обучение, она сделала бы это и для Амалии, но та сама не хотела учиться, она с раннего возраста была легкомысленной.

— Так что вы были в семье главной опорой.

— Да, наверное. — Она удивилась его заключению.

— Из вашего рассказа можно сделать вывод, что на вашу мать тоже нельзя положиться.

Она рассмеялась:

— Вы правы. Ее способ экономии — покупать только самое лучшее, например, дорогие восковые свечи, а вместо платы по счетам делать новые заказы.

— Мои собственные воспоминания о родителях мало отличаются от ваших. Разница в финансовом положении.

— Трудно в это поверить.

— Мой отец тоже играл и исчезал на долгое время. И кажется, моя мать была так же легкомысленна, как ваша. Мой отец волочился за всеми юбками, а мать сорила деньгами, обращаясь ко мне, когда ее кошелек пустел.

Горечь невольно проскользнула в его голосе, и она поняла, что в семье он тоже стал опорой. И вероятно, не получал ни любви, ни признательности взамен. Кажется, и он был удивлен схожестью их судеб. Она подумала, что надо поменять тему, потому что уже знала его реакцию на ее жесты сочувствия.

После ужина они перешли в гостиную. Он налил себе бренди и стоял у камина. Она очень хотела продлить эти минуты, но понимала, что пора что-то предпринять.

— Уже поздно. Я, пожалуй, пойду спать. Завтра рано утром ехать в Лондон. Спасибо за вечер.

Он поставил стакан и иронически приподнял бровь:

— Отлично, я присоединюсь к вам, только допью бренди.

— Присоединитесь ко мне?

— В вашей спальне или вы предпочитаете мою?

— Но я думала…

— И что, моя прекрасная Кларисса, вы думали?

— Но я думала, что, услышав от меня правду, после наших откровенных разговоров, вы поняли, что я не могу этого сделать. Думала, что вы поняли меня…

— И что я забуду о вашем долге?

— Да.

— Разве я это говорил?

— Нет, но…

— Вы подумали, что я забуду после трогательного рассказа о себе и сказки о вашем желании спасти сестру?

— Нет, вы же не думаете, что я специально рассказывала о семье, чтобы вас разжалобить. Я думала, что мы стали друзьями.

— Друзьями? — Его удивление было искренним. — Не будьте смешны. Какая может быть дружба между мужчиной и женщиной? Это была прелюдия — духовная близость перед физической. Сегодня мы станем любовниками. А завтра незнакомыми людьми. И хватит разговоров, ваша история не заставила забыть, кто вы есть на самом деле — лгунья, притворщица и шантажистка.

— Прошу, Кит, умоляю, неужели вы так и не поверили мне? Я не такая, как вы говорите. Я была просто наивна, но не причинила вам вреда. Нам с вами нравилось общество друг друга, мы разделили вместе приятные моменты и даже опасность. Я никогда не делала попыток шантажа и даже сделаю вид, что не узнаю вас при встрече. Прошу, отпустите меня.

Он почти поддался на ее мольбу. Она права, хотя поступила необдуманно и заслужила наказания. И он действительно получил впервые громадное удовольствие от общества женщины. Она была непредсказуема, умна, смела; правда, дружба — неподходящее определение для их отношений, скорее духовное родство. Он задумался, и она поняла, что ее судьба повисла на волоске, чаша весов чуть качнулась в ее пользу.

Но он уже вспомнил остальное, и чаша неумолимо пошла вниз. Она лгала ему с самого начала. И несмотря на ее сопротивление, он чувствовал, что она заманивает его в ловушку. Ее поцелуи, такие страстные, сводили его с ума, он еще никогда не испытывал подобного влечения ни к одной женщине. В том, что и она хотела его так же сильно, он не сомневался, так что невинность тут кажется ни при чем. Сегодня все получат желаемое, каждый свое. И ничто его не остановит.

Окончательное решение она прочла в его глазах, он был безжалостен. Кларисса повернулась и вышла из комнаты.

Оказавшись одна в своей спальне, она села, глядя на огонь, и глубоко задумалась. Она была странно спокойна, сдавшись, вернее, покорившись судьбе. Она прекращает борьбу. Она играла, сделала ставку — и проиграла, теперь надо платить. Цена — ее невинность.

Кларисса даже испытала облегчение, потому что ее судьба больше не зависела от нее.

Вздохнув, она протянула внезапно озябшие пальцы к огню. Не надо себя обманывать. В душе она была рада такому концу. Он получит ее тело, он победитель.

А она получит его. «Не надо себя обманывать, ты хочешь этого так же сильно, как и он». Она всегда старалась быть честной сама с собой. Она с самого начала шла на это. И пусть сегодня ее ждет первый опыт в отношениях с мужчиной, но именно его она бы выбрала из всех. Она не пожалеет о потере невинности, потому что никогда и никто не будет так ей желанен, как Кит, ей нужен он, и она сохранит память об этой ночи навсегда.

И дрожь, пробежавшая по ее телу, уже не имела отношения к холоду. Решительно тряхнув головой, она встала, чтобы подготовиться к его приходу. Он не станет соблазнителем, а она жертвой, потому что встретит его на своих условиях, будет так же требовательна в страсти, даже если не имеет любовного опыта.

Когда он открыл дверь ее комнаты, представшая перед ним картина заставила его замереть на месте. Она стояла спиной к огню, в одной сорочке, сияли ее голые плечи и грудь, чуть прикрытая кружевом. Темно-каштановые, подобранные высоко в греческую прическу волосы с искусно выпущенными на шею локонами, изумрудно-зеленые глаза, горевшие от волнения естественным румянцем щеки. Она была сейчас так потрясающе хороша, что у лорда перехватило дыхание.

— Входите же, милорд. — Она протянула ему руку, голос был низким и вибрировал. Лишь высоко вздымавшаяся грудь выдавала ее состояние.

Ее поза, ее уверенный тон, прямой взгляд проницательных зеленых глаз показывали, что она вполне осознает свою красоту и то впечатление, которое она производит. Никакого сопротивления, удивительная и притягательная смесь уверенности в себе и в мужчине, который пришел получить ее тело, как она обещала. Он медленно подошел, взял протянутую руку, дотронулся губами до запястья, потом стал покрывать его легкими быстрыми поцелуями, чувствуя, как бьется ее пульс, часто-часто, как крылья пойманной бабочки. Она стояла неподвижно, позволяя ему свободу действий, потом положила вторую руку на его склоненную голову, пальцы сами собой стали перебирать волосы на его затылке, и со вздохом, легким, как дуновение, показавшим, что она отбросила последние сомнения, все посторонние мысли о последствиях своего поступка, Кларисса прошептала: