Мэри Бэлоу - Беспутный повеса

– Значит, путешествие тебя не привлекает. Если действительно твое счастье – его главная задача, Мэри, тогда все, что тебе нужно сделать, – это просто сказать ему о своем желании.

– Но он настаивает на своем, он настроен на то, что удовольствие должно быть главным в нашей совместной жизни. Я хочу иметь семью, но он говорит, что не станет обременять меня детьми.

– Он настроен на то, чтобы доставлять удовольствие себе и не обременять себя, Мэри, – спокойно пояснил лорд Эдмонд.

– Ох! – Она бросила на него быстрый взгляд и порозовела. – Как вам это удается? Что заставляет меня признаваться вам в таких вещах? Вам, а не кому-нибудь другому?

– Иногда сочувствующее ухо может развязать даже накрепко завязанный язык.

– Сочувствующее! – Она неприязненно посмотрела на него. – Интересно, как вы используете это мое признание. Думаю, поделитесь со всеми и сделаете из меня посмешище. Саймон придет в негодование.

– Я когда-нибудь делал всеобщим достоянием то, что знаю о тебе? – резко спросил он, повернув Мэри к себе и сжав ее плечи. – Уж от этого обвинения избавь меня, Мэри. И разве есть что-то позорное в том, что ты хочешь иметь дом и детей с человеком, за которого собираешься замуж?

– Во всяком случае, – коротко усмехнулась Мэри, – вы должны быть мне благодарны, что каким-либо образом я не спровоцировала вас сделать мне предложение.

Что может быть хуже, чем жизнь с женщиной, имеющей такие низменные стремления?

– У меня есть загородный дом, который я мог бы предложить тебе. Он уединенный и уютный, как тебе и хочется, Мэри. Он понравился бы тебе. Я пренебрегал им много лет, и вот только что прожил в нем несколько недель. Его нужно полностью отремонтировать и заново обставить, ему нужна женская рука, Мэри. Он не такой большой, как Рэндалл-Парк или дом Гудрича, но, могу поручиться, он очень уютный. Это самое маленькое поместье из принадлежавших моему отцу как раз подходящее, чтобы отделаться от меня. Я мог бы предложить его тебе.

– Значит, вы тоже могли бы так от меня отделаться? Что за ерунду вы говорите?! Иногда мне кажется, что вы сами верите своим словам. Неужели вы себя так плохо знаете?

– И ты могла бы принять мое семя, – отпустив ее плечи, лорд Эдмонд нежно провел косточками пальцев по щеке Мэри, как это было однажды ночью. – И у нас могли бы быть общие дети, Мэри.

Мэри открыла рот, собираясь заговорить, но почувствовала, что мышцы лица отказываются ей повиноваться.

– Только вы способны сказать такую непристойность леди, которая даже не помолвлена с вами, – удалось ей произнести в конце концов.

– Это мы могли бы изменить. Если бы только я встретил тебя лет пятнадцать назад. Ты тогда была еще совсем ребенком, верно? Да и я тоже, Мэри. Я был совершеннейшим младенцем до своего двадцать первого дня рождения и стал взрослым на следующий же день. Так пришло совершеннолетие, одарив меня тяжелым бременем последующих лет.

– Вы просто пожинали плоды пьянства.

– Да. – Он убрал руку от ее щеки. – Именно так. В этом ты права. – Опустив руки, лорд Эдмонд резко повернулся и зашагал по тропинке.

– Почему вы не остановились после несчастья? – спросила Мэри, едва поспевая за ним. – Неужели оно не послужило вам уроком?

Внезапно ему захотелось уйти от Мэри, захотелось остаться одному, но он не мог бросить ее здесь. Они были среди деревьев, и им предстояло по узкой тропинке пробраться к беседке Аполлона, где стояла круглая скамейка и откуда открывался вид на озеро.

– Мэри, если бы ты убила брата, ты что, просто шлепнула бы себя по руке и пообещала никогда больше такого не делать? Пообещала бы до конца жизни быть хорошей девочкой? Когда твой брат мертв в двадцать три года? Когда он не оживет, и рассчитывать на это нечего? А для тебя эта единственная ошибка обернулась адской жизнью, ужасом до самой смерти.

– Одна ошибка. Это был единственный раз, когда вы напились допьяна? Или это был единственный раз, повлекший за собой тяжкие последствия?

– Это был единственный раз. – Лорд Эдмонд чувствовал, что готов расплакаться, что-то до боли сжало ему горло и сдавило грудь, и он больно стиснул за спиной руки. – Первый раз. Ты не представляешь себе, Мэри, каким я был. Невинным. Рассудительным. Книжным червем. Моралистом. Я витал в облаках, и они решили в мой день рождения напоить меня. Не Дик, другие – Уоллес, мой отец, друзья. Они добились того, о чем даже не мечтали. Я был еще пьян даже на следующее утро, когда, подняв Дика с земли со сломанной шеей, гладил его по голове, говорил, что все будет хорошо, и ругал за то, что ему пришла в голову такая глупость – пытаться взять это препятствие.

Остановившись, Мэри смотрела на лорда Эдмонда широко раскрытыми глазами.

– Ты смотришь так, словно увидела привидение. Не хочешь ли снова взять меня под руку?

– О, не знаю. Хотя я, возможно, начала догадываться. Значит, это правда? Вы действительно были другим до того несчастного случая? Вы учились в университете? Собирались стать священником?

– Шутка века, верно? – усмехнулся лорд Эдмонд.

– И вы так и не смогли простить себя? – Мэри с трудом перевела дыхание.

– За убийство? – Он пожал плечами. – Это было давным-давно, Мэри, и я такой, какой есть. Вероятно, это к лучшему, что ты так презираешь меня. Если бы я хоть немного тебе нравился, ты постаралась бы переделать меня. Женщины этим славятся, верно? Но мне уже тридцать шесть лет, меня поздно переделывать.

– Это не было убийством. Остальные тоже виноваты, включая и самого Дика. Ваша тетя была права, объясняя мне некоторые вещи, – это была просто ужасная случайность.

– Погладь меня по головке, Мэри, и мне сразу станет легче, – криво усмехнулся он. – Где же, черт возьми, все остальные?

Добравшись до беседки, они обнаружили, что там никого нет, но откуда-то доносились голоса.

– Они впереди, – сказала Мэри. – Вы специально устроили все так, чтобы мы тащились сзади.

– Вот как. Может, я планировал украсть у тебя поцелуй?

– Возможно.

– Я, вероятно, и так уже навлек на себя гнев твоего суженого, – сказал лорд Эдмонд, первым усаживаясь на каменную скамейку внутри беседки, – так что, по-моему, имею полное право оправдать его возмущение. Если ты соизволишь подойти чуть ближе, Мэри, я отважусь на этот поцелуй.

– Значит, я все-таки была права? Вы себя ненавидите.

– Пропади все пропадом. – Потянувшись, лорд Эдмонд крепко схватил Мэри за руку. – К чему этот разговор? Что из того, если я не в восторге от себя? Во всяком случае, таким образом я поддерживаю единодушное мнение общества.

Мэри очень удивила лорда Эдмонда тем, что вдруг, даже не пытаясь выдернуть свою руку, вплотную придвинулась по скамье к нему.

– Мне очень жаль Дика и больно за те страдания, которые вы перенесли после его смерти. Я раскаиваюсь во всех отвратительных и бесчувственных словах, которые говорила по поводу того, что случилось. Но ад не может длиться вечно, если только человек сам не обрек себя на это. Ваш брат любил вас?

– Дик? Он заслуженно был всеобщим любимцем. У него не было ни одной плохой черты. Как ты думаешь, почему он поскакал за мной? Ведь больше никто этого не сделал. Они все со смехом наблюдали за мной, и только Дик бросился спасать меня, глупый.

– Он бросился спасать вас, так разве он приговорил бы вас пятнадцать лет, а может быть, и всю жизнь жить в аду?

– Довольно, Мэри. – Лорд Эдмонд резко поднялся на ноги. – Кто говорил про ад? Я? Иногда я склонен чересчур все драматизировать. Разве ты не замечала этого за мной? Знаешь, многие отдали бы правую руку в обмен на тот ад, в котором я живу. – Он протянул Мэри руку, приглашая ее встать.

– Да, самые глупые.

– Он тебя целует? – неожиданно спросил лорд Эдмонд. – А ты отвечаешь ему, как отвечала мне?

– Нет, – она покачала головой, – пожалуйста, не нужно.

– Что не нужно? Задавать вопросы или целовать тебя?

Но Мэри не стала противиться, когда он привлек ее к себе. Ее грудь прижалась к его сюртуку, руки, чуть сжатые в кулаки, уперлись ему в плечи, и, закрыв глаза, Мэри подняла к нему лицо.

Лорд Эдмонд поцеловал ее глаза, легко, как перышком проведя по ним губами, потом коснулся губами ее губ, упиваясь их нежностью и теплотой и в то же время ненавидя себя за любовь к этой женщине. А когда Мэри, открыв глаза, взглянула на него с выражением полной беззащитности перед ним, он понял, что в это мгновение она принадлежит ему. Искушение было слишком велико.

– Итак, Мэри, что ты ответишь на мой вопрос? Он тебя целует? Он пробуждает в тебе страсть? Он спит с тобой?

– Прошу вас, не смотрите так на меня. Лорд Эдмонд не знал, как именно он смотрит на Мэри, но знал, что поборол искушение.

– Не смейтесь, – сказала Мэри, – но иногда мне кажется, что за вашим взглядом прячется кто-то – кто-то удивительный, кто мог бы мне понравиться. Но, наверное, я ошибаюсь? Возможно, он был, был когда-то давно, а теперь его больше нет. Мне хотелось бы, чтобы у меня этого не было.

– Этого?

– Этого влечения, – пояснила Мэри, – этого страстного желания, чтобы вы поцеловали меня по-настоящему, а не так сдержанно, как это было только что. – Она резко отодвинулась от него и расправила ленты шляпы. – Где же все? Мы будем их догонять?

– Хорошая мысль и очень смахивает на приглашение, Мэри. Ты очень быстро можешь вернуться на землю и потом горько сожалеть об отсутствии у меня сдержанности. Если ты меня хочешь, то это произойдет. Только скажи слово, и мы все устроим. Но я люблю проводить время с любовницами в цивилизованной обстановке.

– В алой комнате? – с презрительной усмешкой уточнила Мэри. – Вы сказали «любовница»? О женитьбе уже не идет речи?

– Зачем жениться на тебе, Мэри, если ты вполне доступна и без церковного благословения?

Она внезапно шарахнулась от него и торопливо направилась по дорожке к следующей беседке, имитировавшей превратившуюся в руины башенку. Мисс Уиггинс с опаской стояла на самом верху, вцепившись в руку Эндрю Шелбурна, а остальные либо наблюдали за ними, либо смотрели на озеро, которое было совсем близко.

– Я на много лет потерял вас из виду, – обратился к лорду Эдмонду преподобный Сэмюел Ормсби, – с тех самых пор, как вас совершенно несправедливо отчислили из Оксфорда.

– Едва ли это было несправедливо, – откликнулся лорд Эдмонд. – Если помните, я оскорбил такую почитаемую личность, как глава колледжа.

– Все знали, что в то время вы были вне себя от горя из-за трагедии с вашим братом и смертельной болезни матери. Несколько человек написали петицию в вашу защиту, но, видимо, это не помогло. Чем вы занимались все это время?

– Может быть, лучше сначала вы расскажете о себе? – предложил лорд Эдмонд.

Обернувшись, чтобы взглянуть на Мэри, он увидел, что она присоединилась к группе гостей, отправившейся дальше вдоль берега озера на поиски большого павильона, спрятавшегося среди деревьев.

На следующее утро нескольких любознательных гостей, в основном дам, леди Элинор пригласила прогуляться по оранжереям. «Правда, сейчас, летом, когда сады пестрят цветами, не так уж тянет в оранжереи, – сказала она, – зато в зимние холода, когда в саду все голо, бывает так приятно побродить по теплым зданиям и насладиться красотой живой природы».

Мэри, чуть отстав от других гостей, которые, выйдя из последней оранжереи, направились в розарий, остановила хозяйку поместья.

– Мадам, можно мне кое о чем спросить вас?

– О чем, Мэри, дорогая? – Улыбнувшись, леди Элинор закрыла дверь.

– Мне нужно знать… – Мэри водила пальцем по бархатистому листку герани. – Понимаете, в моих сведениях есть некоторые пробелы… Конечно, это меня не касается, но… Мне нужно знать, – беспомощно закончила она.

– Ну, конечно, дорогая. – И, взяв Мэри под руку, леди Элинор пошла с ней обратно по проходу оранжереи. – Иногда мы не в силах устроить свою жизнь так, как нам хотелось бы, я права? Мы стремимся обеспечить себе счастье, строя радужные планы, но жизнь не всегда благосклонна к нам. С одной стороны, ты все как следует спланировала и надеешься на успех, а с другой – задаешь себе вопрос, как это получается, что ты не чувствуешь себя счастливой. Разумеется, тебе следует многое выяснить.

– Вы все знаете?

– Для меня это было совершенно очевидно с первого раза, когда я увидела вас вместе. Совсем недавно я невольно подслушала, как одна леди сказала про вас: «Странная пара», и держу пари, она не единственная, кто так говорит. Но для того, кто давно знает и любит Эдмонда, вы не такая уж и странная пара.

– Я хотела бы совсем его не знать, – призналась Мэри, – я борюсь с его настойчивостью и со своими собственными чувствами.

– Я удивилась бы, если бы было иначе. Среди всех украшающих ныне ряды высшего света Эдмонд, вероятно, пользуется самой дурной репутацией. Ему еще везет, что его все-таки принимают в обществе. Уверена, что только титул и богатство спасают его от остракизма. Ни одна леди, будучи в здравом уме, не влюбится в него.