Но вернуть лодку на причал — это уже совсем другая история.

На второй день мы заказали мою любимую пиццу, расселись в библиотеке и весь день писали. Моя новая книга просто вытекала из меня, как сквозь решето, появившееся в мозгу. Я все еще не давала ему прочесть ни страницы. Но книга была заявлена и представлена издателям. И в любой день могла прийти новость, что какое-то издательство хочет ее купить. Судя по опыту, обычно проходили месяцы, прежде чем все издатели тут же отказывали. Я особо не тешила себя надеждой.

На третий день была суббота, и Пенн настойчиво приглашал меня на настоящее свидание.

— Я хочу тебя побаловать, — сказал он с очаровательной улыбкой, при виде которой я не могла отказать.

Я оделась в самое лучшее, при том скудном гардеробе, что у меня был с собой. Он не возражал, что на мне было платье, которое он видел уже дюжину раз. Его глаза загорелись, и я поняла, что он подумывает, стоит ли нам вообще выходить из дома.

— Пошли, — сказала я со смехом, подталкивая его к двери.

Он открыл дверцу машины и помог мне забраться внутрь, направившись в Ист-Хэмптон. Он выбрал шикарный ресторан морепродуктов с видом на океан. Цены были астрономическими, но он сказал мне на них не смотреть.

Но я не могла, живя всю жизнь не богато, я не могла шиковать, поэтому выбирала что подешевле. Он заказал еще кое-что сверх моего заказа, бросив на меня понимающий взгляд, который сообщил, что он прекрасно понимал мой выбор. И он был прав, еда была лучшей, что я когда-либо пробовала в своей жизни.

Пианист играл классическую музыку на рояле. В конце вечера Пенн протянул мне руку, и точно так же, как в тот прекрасный вечер в Париже, вывел меня на маленькую танцплощадку и закружил в танце. Я чувствовала себя принцессой в своем дешевом платье и туфлях на высоких каблуках. Но ощущала себя такой красивой и прекрасной, никогда себя такой не чувствовала, даже когда Кэтрин играла со мной и наряжала в дорогие дизайнерские наряды.

И все благодаря его глазам, которые смотрели на меня так, словно я была самой красивой женщиной на земле.

На четвертый день мы поздно проснулись. Очень поздно. Мы заснули почти под утро, приняв ванну с пеной и используя большую часть поверхностей дома совсем не по назначению.

После завтрака Пенн схватил флисовый плед, блокнот и потрепанный экземпляр «Великого Гэтсби», настояв пойти на пляж. Я взяла свой блокнот и с интересом последовала за ним.

Я положила голову ему на колени. Морской бриз целовал мне кожу. Волны плескались о берег. Пенн читал мне о великой любви Дейзи и Гэтсби. Невероятный роман Фицджеральда из уст Пенна был подобен сексу.

На пятый день мне пришлось иметь дело с декораторами, поскольку они подходили к финишу, готовя дом для вечеринки мэра в субботу, которая совпадала с моим последним рабочим днем. Я была в оцепенении от счастья, даже когда мы стояли на краю пропасти. Отметка, половины пройденного пути. Теперь нам оставалось еще меньше дней быть вместе.

Я заснула в его руках, с «Версаль», играющим тихо фоном, он не разбудил меня. Просто гладил меня по волосам, пока фильм не закончился, потом отнес меня в постель.

День шестой был день выборов.

Пенн проголосовал досрочно, а я — заочно в Южной Каролине. Итак, мы сидели в гостиной и вполуха слушали результаты выборов. Я особо не увлекалась политикой, за исключением тех случаев, когда некоторые вопросы касались лично меня и были вопросом жизни и смерти. Пенн вырос с матерью политиком, Ларк уже много лет работала в аппарате мэра. Интерес Пена ко всей этой заварухе был глубже, чем мой, и мне было интересно услышать его версию.

Мы открыли бутылку шампанского, когда объявили, что президент Вудхаус победил на выборах.

На следующий день после выборов я проснулась, переплетя руки и ноги с Пенном. В голове стучало от шампанского, которое мы выпили накануне. Я долго принимала горячий душ и сушила волосы еще до того, как Пенн решил вынырнуть из постели.

— Доброе утро, — сказал он, целуя меня в щеку, затем исчез в душе.

Я натянула штаны для йоги и толстовку, прежде чем заварить кофе. Пенн с благодарностью взял чашку и тут же осушил ее, несмотря на то, что она была обжигающе горячей.

— Ты сошел с ума.

Он усмехнулся.

— Из-за тебя…возможно.

Я прикончила свой кофе, совершенно не обжегшись, потом он надел на Тотла поводок и потащил меня на нашу ежедневную прогулку по пляжу. Мы шли держась за руки. Тотл подпрыгивал, вбирая в себя все, что видел и слышал вокруг. Нюхал и мочился на все подряд. Маленький сгусток энергии чуть не выдернул кисть у Пенна, когда попытался поймать птицу на пляже.

Он был бодр, и мы поспешили обратно в дом, стараясь не отставать от щенка, чтобы быстрее согреться в тепле. Пенн снял ошейник с Тотла и впустил его внутрь. Пенн обнял меня за талию и притянул к себе. Мой холодный нос задел его такой же холодный нос. Наши губы встретились.

Я уже пыталась просунуть свои холодные руки под его куртку. Он со смехом сопротивлялся, не хотел, чтобы я морозила его тело своими холодными руками.

Как вдруг позади нас раздался голос, отчего мы удивленно повернули головы в ту сторону. В коттедже кроме нас не было никого, когда мы уходили на прогулку. Декоратор должен был прийти только после обеда.

И тут у меня отвисла челюсть.

А вместе с челюстью и желудок кувырнулся.

— Что здесь происходит? — Спросила мэр Кенсингтон.


33. Натали


Мы с Пэнном отскочили друг от друга, словно обжегшись.

— Мама, — потрясенно произнес Пенн. — Что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю?! — Переспросила Лесли Кенсингтон, расправив плечи и посмотрев на сына, который был на полфута выше ее. И смотрела она на него, явно представляя определенную власть. — Думаю, вопрос не в том, что я здесь делаю, а что ты делаешь здесь? Разве ты не должен читать лекцию или чем ты там занимаешься в университете?

Он стиснул зубы.

— Я сейчас нахожусь в творческом отпуске, чтобы закончить свою книгу.

— И ты решил, что траханье лучше поможет тебе использовать свой творческий отпуск?

Я поморщилась от такого заявления. Возможно со стороны именно так все и выглядело для матери Пенна. Я вообще не думала о ней. Она была моим боссом, и я не думала, что может произойти, если она узнает о нас. В основном потому, что я никогда не встречалась с ней раньше. Мы даже ни разу не общались.

— Здесь происходит совсем не то, что ты думаешь, — сказал Пенн, защищаясь.

— О, ты не трахаешься с помощницей... опять?

— С Натали все не так, как ты думаешь.

Она в смятении покачала головой.

— Что я сделала не так с тобой и твоим братом? — Затем она взглянула на меня, будто вспомнила, что в комнате находится кто-то еще столь незначительный. — А ты…

— Извините, мэр Кенсингтон. Я не знала, что Пенн будет жить в этом доме, пока я должна буду находиться здесь. Теперь я понимаю, что должна была сообщить вам эту информацию, — сказала я неохотно.

— Ну, я уверена, почему ты мне ничего не сообщила. Видя, как он лапал тебя.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки.

— Вообще-то мы были знакомы уже несколько лет назад. Это был не каприз.

Но по ее взгляду я поняла, что она думает иначе. И выражение гнева и отвращения на ее лице заставило меня убедиться в этом окончательно. Я была мусором. Грязью под ногами. Просто прислугой. И она никогда не согласится, что я была для ее сына чем-то большим, чем просто капризом.

— Я не хотел, чтобы ты узнала обо мне и Натали таким образом.

— А как ты хотел, чтобы я узнала? — спросила мэр. — Я что должна была застать тебя трахающимся в постели?

— Мы пара. Мы встречаемся.

Мэр Кенсингтон даже откинула голову назад и рассмеялась.

— Я никогда не слышала ничего более абсурдного.

— Вспомнил, почему не сообщил тебе, — сказал Пенн. — Почему я тебе ничего не рассказываю? И почему ты даже не часть моей жизни.

— И все же ты пользуешься моими деньгами и домом, не задумываясь.

— Мне не нужны твои деньги, и я остался здесь, чтобы быть подальше от тебя.

— Только не начинай старую песню, — сказала она со вздохом. — Может нам стоит поговорить о твоей рутине бедного маленького богатого мальчика?

Мне захотелось прижаться спиной к стене и исчезнуть. Неудивительно, что Пенн никогда не обсуждал со мной свою маму. Увидев Корта и услышав их историю, я не знала, чего можно ожидать от его матери, но это... это было просто жестоко.

А она была очень популярна в Нью-Йорке. Она работала судьей, затем законодателем штата в течение многих лет, прежде чем стать мэром два года назад. Ее рейтинг зашкаливал. Она была жестким противником преступности и отличным лидером. Я не знала, что подумают жители Нью-Йорка, если увидят ее сейчас.

— Говори о чем хочешь, — сказал Пенн. — Но Натали вовсе не мимолетный каприз. Она не просто какая-то девушка, которая работает на тебя.

— Она белая шваль из ниоткуда, — выплюнула мэр.

Я съежилась от этих полных ненависти слов.

Я ненавидела, когда обо мне так говорили, но эти слова с ее стороны были правдивы.

Глаза Пенн округлились от ужаса.

— Ты не имеешь права так с ней разговаривать.

— Я говорю правду, и даже не сомневаюсь, она солгала тебе кто она есть на самом деле.

— Да что с тобой такое? — крикнул он.

— Я проверила всю ее подноготную прежде, чем нанять. Мы провели тщательную проверку. Она бедная девушка из Чарльстона. Ее отец военный, а мать держит какой-то магазин волшебства. — Мэр содрогнулась.

— Натали никогда мне ни в чем не лгала. Я все это знаю про нее.

— Ну, единственная причина, по которой она вообще находится в этом доме — это ее рекомендации. Ты заслуживаешь кого-то получше.

— Кого? Светскую девушку? Безмозглую, мелкую идиотку, которую волнует только то, что у меня имеется известная фамилия и определенная сумма денег? Я не знаю, как тебе более ясно объяснить, я никогда не был заинтересован в ком-то подобном. Так что то, чего я заслуживаю по твоему мнению, для меня не имеет значения.

— Не каждая женщина высшего класса — безмозглая идиотка. Тебе просто нравится тусить со всякими…

У меня отвисла челюсть.

— Вы не имеете права оскорблять меня!

— Говорить правду по твоему оскорбить тебя?

Она так посмотрела на меня, и я поняла, что ничего хорошего не жди. Большую часть разговора я молчала. Слишком потрясенная, не зная, как реагировать на оскорбления матери Пенна. Но я не могла больше позволять ей продолжать в том же духе.

— Мама, мы можем поговорить об этом наедине? — Спросил Пенн.

— Нам больше нечего сказать друг другу, — решительно заявила она. Похоже, она поняла, что ничего не добьется с ним. Вероятно, они спорили на эту тему ни один раз. Проигрышная ситуация в самом лучшем виде. — И тебе тоже. — Она ткнула в меня пальцем. — Ты нарушила условия контракта.

— Что? — Ахнула я.

— Ты спала с моим сыном!

— Мама, ты же знаешь, что это не имеет никакого отношения к работе Натали, — прямо заявил Пенн. — Ты расстроена только из-за меня. Давай поговорим об этом спокойно и разумно.

— В тебе больше нет ничего разумного, Пенн. Ты не мой сотрудник, но она нанятый персонал. Так что держись от нее подальше.

— Уверяю вас, что я выполнила всю работу по контракту. Я все время жила здесь. Я присутствовала на всех посещениях дизайнеров и подрядчиков. Я уложилась в срок. Декоратор должен быть здесь через несколько часов, чтобы обсудить окончательные планы веранды. Вам может не нравиться, что я была с Пенном, но свою работу я выполнила.

Мэр прищурилась, проницательно оглядывая меня.

— Собирай свои вещички и убирайся из моего дома.

— Но…

— Ты уволена, — решительно заявила она.

— Мама, зачем так? — Разозлившись, спросил Пенн.

Она не сводила с меня глаз.

— Сию минуту.

Я сглотнула, с трудом сдерживая слезы. Уволена. Меня... уволили. О боже мой. О боже мой. О боже мой. Я не знала, что делать, что думать. Я только и могла стоять и смотреть с ужасом на мэра, пока ее слова снова и снова крутились у меня в голове.

— Ты не получишь от меня никаких рекомендаций. Кроме того, я свяжусь с агентством и попрошу, чтобы тебя удалили из базы. Уверена, что другие хотели бы узнать, какого человека они нанимают.

При этих словах у меня на глаза навернулись слезы. Резкие, ужасные слова. Не просто лишить меня этой работы. Отрезать от... перспективы работы.

— Ты не должна так поступать, — сказал Пенн. — У Натали еще осталось несколько дней до завершения контракта.

— Разве ты недостаточно уже сделал? — сказала его мать с холодными, яростными глазами.

Я не стала дожидаться его ответа. Я ничего не могла поделать. Спорить было бессмысленно, поскольку и так ясно, что мэр приняла решение. Она не стала бы таким успешным адвокатом, судьей и политиком, если бы меняла свои решения. Все было кончено. Меня уволили. Теперь оставалось только собрать вещи и уехать.