Я повернулась и почти бегом бросилась в хозяйскую спальню.

Повышенные голоса доносились из коридора, но я не могла точно услышать, о чем они спорили. Я решила, что это не очень красиво. Что они часто ссорились, хотя и были сливками общества, как крем на торте.

Кстати о креме…

Мне нужно было кое-что купить.

Замороженный крем способен исправить все. Целая туба замороженного крема.

Я проглотила слезы при этой мысли и выхватила оба чемодана из шкафа. Открыла и положила на кровать, принявшись яростно укладывать свои жалкие пожитки.

Я даже не стала тратить время на то, чтобы все вещи уложить правильно, как привыкла. Просто побросала их, надеясь, что как-нибудь смогу закрыть чемодан.

Уволена.

Меня уволили.

У меня дрожали руки, когда я вытащила туфли и бросила их в сумку. А потом я уже не могла сдерживать слезы. Черт, я не хотела показаться таким слабаком. Плакать из-за потерянной работы. Но, боже, это была работа, которая мне очень нравилась, и я хорошо с ней справлялась. И она давала мне возможность писать, когда я хотела, а также путешествовать. Эта работа помогла мне выбраться из Чарльстона и оторваться от семьи. Это была идеальная работа, которую я так хотела и так ждала, чтобы писать.

Теперь ее не будет.

И я почувствовала, как что-то оборвалось у меня внутри.

Внезапно я оказалась на коленях перед кроватью, чемоданы были разложены передо мной. Слезы рекой катились по щекам. Рыдания сотрясали все тело. Руки вцепились в пододеяльник.

Мне хотелось закричать, кричать и кричать. Но я не могла этого себе позволить, мэр все еще была в коридоре. Я не доставлю ей такого удовольствия.

Конец света еще не наступил. Это я точно знала. Я рационально понимала, что могу решить, что мне делать дальше. Но будущее казалось таким мрачным. Я только что упала с обрыва на краю мира, и меня несло вниз по спирали. Ужас был не в приземлении, а в свободном падении. В том, что я не знала, где приземлюсь в конечном результате.

И прямо сейчас я кувыркалась и конца этому не было видно.

Внезапно я почувствовала, как кто-то обхватил меня за талию, и тихий голос произнес на ухо:

— Шшшш.

Он заключил меня в объятия и крепко прижал к себе, а слезы продолжали литься. Он целовал мои волосы и гладил меня по спине, покачивая взад-вперед.

— Все будет хорошо, — успокаивающе бормотал он.

— Ты не... знаешь этого, — сказала я сквозь всхлипывания.

— Знаю. Я знаю, что так и будет. Все будет хорошо.

— Я ... потеряла работу. Я потеряла... все.

Он снова поцеловал меня в волосы.

— Я знаю. Мне так жаль, Нат.

— Мне даже... некуда податься.

— Ты можешь остаться со мной, — спокойно сказал он.

— А твоя мама не будет... злиться? — Спросила я, пытаясь вдохнуть полной грудью, так как почувствовала, что начинаю задыхаться.

— Мне наплевать, что она будет или не будет. — Он отстранился, чтобы заглянуть в мое красное, опухшее лицо. Вытер мои слезы и поцеловал меня в губы. — Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Мы сможем все решить вместе.


IV. НЕКОТОРЫЕ ВЕЩИ ЛУЧШЕ ОСТАВИТЬ НЕВЫСКАЗАННЫМИ


34. Натали


У меня было два чемодана с моим именем.

Именем, которое теперь ничего не значило.

Абсолютно ничего.

За эти годы оно имело определенное значение — дочь военного, пловчиха, завоевывающая призы, звездная студентка университета, наблюдатель за элитными домами, теперь мое имя не имело никакой ценности. Потому что мне пришлось снять не только все предыдущие звания, но и это тоже. Поскольку мое имя жестоко сорвали. Оставив меня голой, не стесняясь дав понять, кем я вообще была.

Единственное звание, которое я хотела себе оставить — писатель и известный автор был для меня такой далекой мечтой, что напоминал мираж. А мираж ведь что-то совсем не настоящее. Просто мечта глупой девчонки, которая уцепилась за нее, чтобы уцелеть, когда все вокруг рушилось. И даже сейчас, стоя голой, надеясь все же укрыться своим званием писатель, как плащом, мне казалось это неправдоподобно.

Я ввалилась в квартиру Пенна в Верхнем Ист-Сайде, толкая перед собой один из чемоданов. Он нес другой, держа Тотла за поводок. По дороге к нему домой мы почти не разговаривали. Он включил музыку одного из своих плейлистов на телефоне, я находилась в задумчивости, глядя в окно.

Слезы высохли. Головокружительное чувство давящей тревоги осталось. И что-то еще сжимало горло и удерживало меня на расстоянии.

Я бросила чемодан в гостиной, сняла куртку и упала лицом вниз на диван.

— Моя жизнь кончена.

Металлические маркеры на ошейнике Тотла звякнули, когда он бросился через комнату и прыгнул мне на спину. Потом подполз ближе и лизнул меня в лицо.

— Да, да, знаю. Я буду любить тебя. — Я прижимала его к себе, пока он не плюхнулся на диван и не начал пыхтеть.

Пенн стоял, положив руки на спинку стула.

— Твоя жизнь не кончена.

— А ощущается, что именно так.

— Мы можем все исправить.

— Мы? — Спросила я, изогнув брови. Я отпустила Тотла и села. — Невозможно уже исправить, Пенн. Все кончено. У меня нет работы. Мне негде жить. У меня ничего нет.

— Мы можем попытаться уговорить мою мать изменить решение.

Я фыркнула.

— Твоя мать никогда не изменит свое решение по поводу меня.

— Ну, может не по поводу твоей работы, но мы могли бы попросить ее не звонить в агентство. Тогда они тебе смогут предложить другую работу в другом месте, — с надеждой сказал он.

Для реалиста Пенн был настроен невероятно оптимистично.

— Скорее всего она уже позвонила. Все кончено. — Во мне кипела ярость. — Все, над чем я трудилась последние полтора года, просто исчезло. Пуф!

— Я знаю. Извини. Я не ожидал, что такое может случиться.

— Конечно, не ожидал. Почему твоя мать вообще приехала в летний коттедж?

Он нахмурился, будто этот вопрос не приходил ему в голову. Ярость отразилась на его лице, а затем исчезла.

— Даже не знаю. Вообще-то она не собиралась.

— Как ты думаешь, если бы она собиралась, я позволила бы тебе остаться хотя бы на сегодня? — Рявкнула я.

— Эй, я пытаюсь помочь. Я хочу во всем разобраться. Подумай, как нам спасти положение.

— Мы не можем ничего спасти, Пенн. У меня нет рычагов, на которые я могла бы нажать, чтобы исправить уже случившееся. И ты ничем мне не поможешь, — сказала я ему. — Это не та проблема, которую можно решить деньгами.

Его глаза округлились.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Как бы ты ни старался избавиться от своих корней, ты останешься с ними, с теми деньгами, которыми так привык пользоваться, чтобы решить любую проблему. Ты можешь удалиться из Верхнего Ист-Сайда, но ты не сможешь удалить Верхний Ист-Сайд из себя. — Я обвела руками его комнату в качестве доказательства, позволяя своему гневу выйти наружу.

— Это не имеет никакого отношения к делу.

Я вскочила на ноги.

— Это имеет самое непосредственное отношение к делу! Ты хочешь все исправить. Ты хочешь, чтобы стало лучше. Но ты не можешь, ты не можешь сделать лучше.

— Натали…

— Деньги решают все твои проблемы, Пенн. Но деньги являются единственной причиной для меня.

Я схватила первое, что попалось под руку, это оказалась подставка, и швырнула ее в стену. Прежде чем упасть на пол, она с грохотом стукнулась об стену.

— Это жестокие... бессердечные деньги, — сказала я, голос стал тихим, дребезжащим от ярости. — Меня считают прислугой, белой швалью, проектом. Мне насрать, но я не такая, как ты. Я не одна из вас. Как ты уже сказал... мне здесь не место.

— Твое место рядом со мной.

— Да неужели? — Спросила я с широко раскрытыми глазами. — Похоже, больше никто из твоего окружения так не считает.

— Мне все равно что думают другие. — Он шагнул вперед и взял меня за руки. — Меня беспокоит только твое мнение, я переживаю за тебя.

Я высвободила руки и с трудом прошлась по комнате.

— Конечно, ты переживаешь о нас. Потому что тебе никогда не приходилось задумываться, что все это означает для другого человека. Что сказала твоя мать? Опять трахаешься с прислугой, Пенн? Опять?

Он вздохнул.

— Да. Такое было раньше.

— Да? До того как ты решил найти счастье и стать полностью просветленным?!

Он стиснул зубы.

— Ты же знаешь, что я изменился.

— Правда, неужели так и изменился?

— Да. Конечно, сейчас все по-другому. У нас все по-другому, Натали.

Я покачала головой и попыталась осознать его слова и все, что произошло, но не могла. Я чувствовала себя такой беспомощной. Такой совершенно никчемной и бесполезной. Я все поставила на карту, но кто-то разбил все мои надежды и мечты вдребезги.

— Почему ты хочешь со мной поругаться? — спросил он.

— Потому что это моя вина. Мне не следовало позволять тебе оставаться тогда. Я должна была сделать все по-другому. Надо было тебя прогнать тогда.

— И чтобы с нами было тогда сейчас?

— Меня бы взяли на другую работу!

— Разве это важнее, чем мы? — потребовал он ответа. — Тебе сейчас не нужна ни работа, ни жилье. Ты можешь остаться здесь со мной.

— Я не нуждаюсь в твоей благотворительности, — прошипела я.

— Натали, это не благотворительность!

— Ты понятия не имеешь, каково это — ничего не иметь. — Я стиснула зубы. — Если бы ты сам зарабатывал себе на жизнь, то знал бы, что такое проявление благотворительности.

— Хорошо, ты права, — сказал он, поднимая руки. — Я никогда не был в такой ситуации, как ты. Но я предлагаю тебе помощь, потому что переживаю и забочусь о тебе. Я хочу все исправить, сделать как можно лучше. И если я должен использовать свои возможности и ресурсы, чтобы все исправить, то не вижу в этом ничего плохого.

Я схватила куртку и натянула ее на себя.

— Да, это не плохо. Просто здорово, — проворчала я, направляясь обратно к лифту.

— Натали, куда ты собралась?

— Мне нужно пройтись, подышать свежим воздухом. Мне нужно подумать одной.

Он протянул руку, останавливая.

— Прошу тебя, не уходи от меня.

Я выдернула руку из его ладони.

— Я сейчас не в состоянии нормально мыслить, если останусь, то наговорю много чего, о чем потом буду сожалеть. Тебе лучше просто... отпустить меня… пройтись.

— Хорошо, — тихо произнес он. — Я собираюсь попытаться со всем разобраться.

— Принимайся за работу и твори свою магию. — Я вошла в лифт.

— У нас все получится, — попытался он уверить меня.

Когда двери между нами закрылись, я поймала себя на мысли, что была не уверена, говорил ли он о моей работе или… о нас.


35. Натали


Я шагала куда глаза глядят по Центральному парку. Так как я шла совершенно бесцельно, не обращая внимания по сторонам, то заблудилась, но мне удалось наткнуться на лодочный сарай. Я схватила хот-дог и бутылку воды, прежде чем побрела обратно к озеру. Впереди показался фонтан Бетесды, и я вспомнила, как мы шли сюда с Мелани и Эми. И как изменилась моя жизнь в тот день! Ведь именно тогда, мы начали с Пенном… заниматься сексом. Я заранее знала тогда и говорила об этом Эми, что уеду из Нью-Йорка с разбитым сердцем. Чем больше я думала об этом, тем больше мне очень и очень не хотелось, чтобы такое случилось.

Моя ярость кончилась, когда я поднималась по ступенькам, ведущим к торговому центру. Я прошла мимо скамеек в парке, которые снимали в дюжине фильмов, а затем повернула к дому Пенна. Я была неправа. Это было очевидно. Я очень злилась. И была так расстроена тем, что он жил вместе со мной в пляжном домике, если бы его не было, все сложилось бы с его матерью по-другому. Я не хотела, чтобы он оставался со мной, но он все равно бы остался. Я могла бы тогда подыскать себе другую работу. Выбрать другое место для написания романа. Скорее всего, оно было бы не таким прекрасным, но был бы вариантом.

Вместо этого я осталась. И он остался. И ни один из нас не задумался о последствиях. Я бы не променяла наше совместно проведенное время, но у нас было всего три дня! И это было неправильно, что у нас осталось так мало времени.

Я сунула руки в карманы куртки и наконец вышла из Центрального парка. Ноги устали, но голова и душа были измучены переживаниями и мыслями. Сегодня произошли настоящие американские горки. Мне нужно было поговорить с Пенном и решить, что делать дальше.

Я была не готова отказываться от него.

Но я понятия не имела, что делать с работой и где, черт возьми, мне жить. Это была пугающая перспектива в таком городе, как Нью-Йорк.

Я была рада, что прошлась, несмотря на то, что мы с Пенном ранее спорили. Прохладная погода и время, проведенное в парке, успокоили меня. Мне было не лучше. Я не знала, когда оправлюсь после такого увольнения. Но, по крайней мере, я была работоспособной.