Мэри Бэлоу - Бессердечный

Люк разобьет ее сердце, думала Анна. Он открыто заявил ей, что не верит в любовь, и она могла сама в этом убедиться. Он не позволит сестре вступить в неравный брак. Анна чувствовала, что в глубине душн она горячо поддержала бы Люка в этом. Но ее пугало то, как он обращался с членами своей семьи.

В нем не было любви. И меньше всего – к семье, которая изгнала его десять лет назад по вполне понятным причинам.

Весь этот месяц Люк жил той жизнью, к которой привык. Он старался не задумываться о семейных проблемах, уговаривая себя, что уже решил их. Он сделал семейную жизнь легким, приятным занятием, приносящим только удовольствие, как и собирался. И весь этот месяц он старался не думать о возвращении в Баденское аббатство.

Он написал Генриетте о своей женитьбе, хотя она, возможно, уже узнала об этом от кого-нибудь другого. Он писал ей только о делах, стараясь не касаться ничего личного. Он сообщил ей, что, в связи с обстоятельствами, изменения дома и парка лучше на какое-то время отложить. Таким образом он старался тактично указать ей, что хозяйкой аббатства теперь стала его жена. Генриетта не ответила. Он надеялся, что она не будет больше писать. Надеялся, что ему каким-нибудь образом удастся избежать встречи с ней. Он чувствовал, что теперь пропасть между ними стала еще глубже, хотя она была непреодолимой еще до того, как он женился.

Он написал Колби, приказав повысить содержание Эшли и выплатить ему определенную сумму на следующий месяц. За этот месяц они почти не виделись с братом, но, когда они встречались, Эшли был предельно вежлив с ним и очаровательно галантен с Анной. Увидев однажды на своем столе крупный счет, появившийся там без всяких объяснений, Люк понял, что Эшли простился с той леди, которая так любила дорогие игрушки.

Все эти десять лет Люк не был связан ни с кем из своей семьи, кроме дядюшки. И все же теперь каждый раз, когда ему доводилось видеть Эшли, он испытывал какую-то тяжесть на душе. Возможно... даже сожаление. Люк хорошо помнил маленького сорвиголову, для которого он был героем. Сейчас же это был красивый, подвижный, несколько дикий юноша, жизнь которого только начиналась. Юноша, который еще нуждался в опеке. Люк не был уверен, что может справиться с этим и что хочет этого. Но если не он, то кто же?

Весь этот месяц он не задавал брату никаких вопросов и надеялся, что с его выходками было покончено. Он не желал растрачивать эмоции ни на кого, включая собственного брата.

Правда, исключение сделал только для Дорис. Через несколько дней после свадьбы он явился с визитом к матери специально, чтобы поговорить с ней о той нежелательной связи, о которой она упоминала раньше. Оказалось, художник был приглашен ею самой, чтобы написать портрет Дорис. Во время длительных сеансов позирования всегда присутствовали либо сама герцогиня, либо горничная Дорис. По крайней мере, так думала герцогиня. Позже, когда Дорис заявила, что они с портретистом собираются пожениться, выяснилось, что горничную часто отсылали.

– Он сын трактирщика, – презрительно объяснила герцогиня. – Он не бог весть какой портретист, но утверждает, что прославится через год или два, и Дорис верит в это. Думаю, что сейчас он живет как оборванец.

– И вы говорили с ним? – спросил Люк.

– Говорила с ним? – надменно переспросила его мать. – Помилуй, Лукас, как ты мог подумать такое? Конечно нет. Я просто запретила им видеться. Здесь даже и говорить не о чем.

– Но вы все-таки волнуетесь, мадам? Они продолжают встречаться?

Герцогиня поджала губы.

– Боюсь, между ними есть какая-то связь, – произнесла она наконец. – Дорис такая своевольная, к тому же она второй год уже без присмотра главы семьи.

– Я встречусь с ним, – сказал Люк. – Как его зовут?

– Дэниел Фроули. – В ее устах это имя прозвучало как ругательство.

Дэниел Фроули весьма посредственный художник, решил Люк, побывав в его мастерской и неторопливо осмотрев его работы. Хотя, возможно, ему удается кое-как зарабатывать на жизнь, тщательно выписывая внешние черты своих клиентов, но не умея уловить их духовной сущности. Если он надеется стать вторым Рейнолдсом, то будет глубоко разочарован.

Фроули молчал как рыба в ответ на все расспросы об их отношениях с Дорис. Но Люк, который держался холодно и надменно, был настойчив. Да, они влюблены, наконец заявил художник. Они хотят пожениться. И будут жить его картинами. Он уже получает заказы от высокопоставленных клиентов. От вдовствующей герцогини Гарндонской, например. Скоро он станет модным портретистом и войдет в высший свет, хотя не принадлежит к нему от рождения. К тому же, ведь у леди Дорис есть наследство.

– Леди Дорис Кендрик – впечатлительная романтичная девушка, – сказал Люк, без приглашения усевшись на жесткий бугристый диван и достав из табакерки щепотку табака. – Перспектива голодать в мансарде еще с не признанным молодым художником, без сомнения, кажется ей неотразимо привлекательной. Но она привыкла совсем к другой жизни, Фроули. И она уже не изменится, даже если я разрешил бы ей попробовать. Через несколько месяцев она почувствует себя глубоко несчастной.

– Я знаю, – ответил художник, враждебно разглядывая Люка и не скрывая презрения, которое вызывал у него парижский лоск его гостя. – Но я не уверен, что смогу устроить свою жизнь без нее, ваша светлость.

– Ах, – мягко сказал Люк. Он поднял брови, посмотрев на собеседника сверху вниз из-под полуприкрытых век. – Понятно. Сколько?

Фроули облизал губы. Его глаза забегали по комнате.

– Пять тысяч фунтов, – быстро ответил он.

– Но наследство леди Дорис гораздо больше, – сказал Люк. – Вы можете просить больше, Фроули. Десять тысяч, может быть даже двадцать?

Художник безуспешно старался скрыть свое разочарование.

– Я не жадный, – твердо сказал он. – Но мне трудно расстаться с ней. Я люблю ее.

– В таком случае вы можете назначить большую цену за свою любовь, – любезно предложил Люк, встав и неторопливо подойдя к гораздо более высокому и крупному мужчине. – Это не имеет значения. Мой ответ будет одинаковым, попросите ли вы пять, десять, двадцать или пятьдесят тысяч. Вот он.

В следующую секунду Дэниел Фроули уже лежал на полу. Его лицо было искажено гримасой боли. Он поднял руку, запоздало пытаясь прикрыть челюсть.

Люк, нахмурившись, разглядывал свои ободранные пальцы.

– Думаю, с этого момента вы будете держаться подальше от леди Дорис Кендрик? – сказал он тем же любезным тоном, что и несколько секунд раньше.

Художник ничего не ответил. Он молча лежал на полу до тех пор, пока Люк не ушел.

А потом Люк пошел к Дорис и попросил у матери позволения поговорить с ней наедине.

– Что ты сделал? – переспросила Дорис, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Запретил ему видеться с тобой, – ответил Люк.

– Вот как? – Она говорила тихо, но ее грудь тяжело вздымалась. – Вот как? И все потому, что он бедный художник и его отец не был джентльменом? Потому что он не достиг еще богатства и славы? Значит, я должна выйти замуж за человека с состоянием и положением в обществе, неважно, смогу ли я любить его и быть с ним счастлива? Так, Люк?

– Дорогая моя, – сказал Люк, холодно глядя на нее, – допусти хотя бы на минуту, что я опытнее и мудрее тебя и наша мать тоже. Поверь, что мы лучше знаем, кто может сделать тебя счастливой, а кто – нет. Дэниел Фроули не может.

Она продолжала тяжело дышать, глаза ее сверкали. Со скрытым вздохом Люк приготовился мириться с женской истерикой, чего обычно старался избегать любым путем. Люк не знал, как вести себя в таких ситуациях. Ведь женщинам было позволено кусаться, царапаться, размахивать кулаками и ругаться самыми ужасными словами, но стоило мужчине выругаться или ответить хотя бы легким шлепком – его называли убийцей. И весь мир – и женщины и мужчины – будут против него.

Но Дорис повела себя не так, как он ожидал. Ее глаза вдруг наполнились слезами.

– И ты тоже, Люк? – сказала она почти шепотом. – И ты тоже не можешь понять, что я личность со своими собственными чувствами и мечтами. Из-за того, что я дочь и сестра герцога, ты должен следить за тем, чтобы мой брак не затронул честь семьи? Мои чувства никого не волнуют. Вы распоряжаетесь моей жизнью, как будто я вещь, а не человек, который дышит, думает и чувствует.

Он немедленно осознал свою ошибку. Точнее, ошибки. Ему стоило поговорить с сестрой до того, как он навестит Фроули. Попытаться убедить ее в том, что эта связь не принесет ей длительного счастья. И этот разговор с ней надо было провести по-другому. Он пощадил ее чувства и не стал рассказывать о согласии – даже готовности – Фроули обменять ее на деньги. Но теперь уже было поздно. В любом случае теперь она не поверит ему, даже если он расскажет ей обо всем. Никогда раньше Люку не приходилось разговаривать с младшей сестрой как с человеком, который подчинен ему. Но сейчас то, что для него было ясно как день, было совсем неясно для нее.

– Разве Анна не поговорила с тобой? – спросила Дорис. Поговорила. Анна сказала ему, что Дорис влюблена со всей горячностью юности и что объект ее привязанности, видимо, не соответствует ей по положению в обществе. Но это настоящая привязанность, добавила она. Молодые люди могут заблуждаться в своих чувствах, но они не становятся от этого менее пылкими. И они точно так же могут чувствовать боль, как и взрослые – иногда даже сильнее. Она попросила его быть помягче с сестрой.

Люк не знал, что значит быть помягче. Он не думал, что должен быть мягким. Жизнь груба и преподносит жестокие уроки. Он выучил их и не стал от этого слабее.

– Мне жаль Анну, что она стала твоей женой, – очень тихо сказала Дорис. – Эшли тоже сказал так – самой Анне.

– Однажды ты поймешь, что я делаю это только тебе на благо, – ответил ей Люк.

– Интересно, верите ли вы сами этим словам? Как бы там ни было, я никогда в жизни не ожидала услышать от тебя такое. Только не от тебя, Люк.

– Ты должна пообещать мне, что больше не увидишься с Фроули.

– Или что? Что ты сделаешь со мной, если я откажусь, Люк? Или, если я нарушу это обещание, перекинешь меня через колено и выпорешь?

– Я не бросаюсь пустыми угрозами, Дорис. Я хочу, чтобы ты поняла, что очень пожалеешь, если ослушаешься меня.

– Значит, это не пустая угроза? – Она на мгновение опустила глаза, а потом опять вскинула их. – Что они сделали с тобой, Люк, в твоем Париже? Если ты снимешь свою рубашку, увижу ли я шрам на твоей груди, там, где они вынули твое сердце?

И она выбежала из комнаты, так и не пообещав исполнить его требование.

Люк вздохнул. Он снова подумал о том, как было бы хорошо, если бы Джордж не умер или оставил бы после себя наследника. Как хорошо было бы остаться в Париже, позволив его семье самой решать свои проблемы. Ои чувствовал бессильную злость на судьбу, которая навязала ему обязанности, к которым он не стремился. Он был счастлив в той жизни, которую сам для себя создал.

Но проходили недели, и стало казаться, что все уладилось. Мать верила, что Дорис подчинилась его приказу и не видится больше с Фроули. Дорис теперь никогда не смотрела ему прямо в глаза и вообще старалась не разговаривать с ним. Но она не выглядела как человек, который страдает от потерянной любви. Она танцевала на балах и кокетничала с мужчинами на приемах и концертах. У нее был большой круг поклонников, и многие из них могли бы составить хорошую партию.

Возможно, летом, еще до того как им нужно будет возвращаться домой, она влюбится в кого-нибудь. Она достаточно молода, чтобы суметь забыть. Хотя эта мысль невольно заставила Люка вспомнить о том, как тяжело ему самому было забыть. Это был год ада...

С каждым днем Люк понимал, что все меньше и меньше жалеет о своей женитьбе. Анна была интересным и остроумным собеседником, обворожительной и любезной спутницей на балах и приемах, а кроме того, страстной и отзывчивой любовницей. Иногда он любил ее днем, объясняя ей и себе, что хочет дать им возможность отдохнуть ночью. Она была смущена и несколько скована, когда это случилось в первый раз, не найдя ни темноты, ни одежды, которые скрыли бы ее. Но ему недолго пришлось уговаривать – больше руками, губами и собственным телом, нежели словами, – чтобы она поверяла в свою красоту и привлекательность.

И, как ни странно, даже в те ночи, когда они не занимались любовью, Люк спал в ее постели, как будто это была его собственная. Они не прикасались друг к другу, но ему нравилось слышать ее тихое дыхание и чувствовать тепло и запах ее тела. И он спал лучше, чем когда бы то ни было. Это стало еще одним приятным открытием его супружеской жизни.

Да, она доставляла ему наслаждение, и он не сомневался, что она тоже получает удовольствие. Удовольствие от их сексуальной и светской жизни. Они были участниками почти всех интересных событий этого сезона. И сами устраивали приемы. Они не раз приглашали своих знакомых на обед, а один раз устроили вечер с картами и танцами. И всегда Анна освещала эти приемы своим искрящимся весельем, как и на ее первом балу. Ею восхищались. Люк знал, что мужчины завидуют ему. Он поймал себя на том, что, когда они были в обществе, он смотрит на нее гораздо чаще, чем другие мужья на своих жен. Ему нравилось наблюдать за ней и знать, что она тоже смотрит на него. Он гадал, получает ли она такое же удовольствие от его внешности, как он – от ее.