Как и всегда, она быстро вошла в курс дела, колонки цифр призывали ее заняться ими. В уме она уже предавалась любимым математическим играм и быстро справлялась с делами, которые отняли бы у ее мужа долгие часы. Ее муж. Только теперь она начала думать о нем как о муже. Ей было приятно сознавать себя замужней дамой. С момента как был заключен их брак, Джастин показал себя сильным и способным ее поддерживать, именно таким мужем, о каком может мечтать женщина. И если все будет продолжаться так, то возможно, как ей пророчила Китт, все будет хорошо. Эриел принялась за новую колонку цифр и тут услышала шелест шелка и подняла глаза на дверь. К ней плыла Барбара Таунсенд с самодовольной улыбкой на губах.

– Похоже, он в конце концов нашел вам применение.

Поставив гусиное перо в серебряный держатель, Эриел встала.

– Что вы, собственно, имеете в виду?

Улыбка Барбары стала шире.

– О, моя дражайшая сестрица, вы ведь замужем менее двух недель, а ваш молодой супруг умчался в Лондон. Похоже, что ваши таланты проявляются не в спальне.

Кровь бросилась в лицо Эриел.

– Мой муж был вынужден уехать в Лондон по безотлагательным делам. Он вернется через пару дней.

– Вернется? – Густая черная бровь Барбары многозначительно изогнулась. Она пожала плечами: – Впрочем, может, и вернется. Покутит день-другой в обществе Клэйтона Харкорта. Тот способен обеспечить ему желанное разнообразие хотя бы на недельку.

Кровь отхлынула от лица Эриел.

– Я вам не верю. Вы хотите осложнить жизнь Джастина, и это единственная ваша цель. Почему вы его так ненавидите? Что он вам сделал?

– Что он сделал? Он родился, и в этом его вина. Этот человек – бастард, незаконнорожденный, сын одной из многих шлюх моего похотливого отца. Само существование Джастина было оскорблением для моей матери и для меня. И вдобавок он украл у моего сына все права – титул и состояние. Не он, а Томас должен был стать графом Гревиллом.

– Возможно, когда-нибудь и станет.

– Вы хотите сказать, что не носите ребенка моего так называемого брата?

– Пока еще не ношу, но надеюсь когда-нибудь родить его.

Зловещая улыбка не сходила с лица Барбары.

– Это, я полагаю, могло бы случиться, если бы он не сеял свое семя во всех притонах Лондона.

– Он там по делу.

Барбара рассмеялась:

– Конечно, вы не так наивны, чтобы верить этому. Джастин никогда не удовольствуется одной женщиной. Он постоянно прыгал из постели в постель и искал наслаждения везде. Он точно такой же, как Клэйтон Харкорт. Харкорту нужно не менее дюжины разных женщин, чтобы удовлетворить свою похоть. Мой же брат предпочитает по одной единовременно. Конечно, теперь, когда он женат, я думаю, он станет скромнее.

– Это неправда.

– Вам следует к этому привыкнуть, моя девочка. Они все одинаковы. Так уж устроен мир.

Эриел не ответила. Ее руки дрожали. Лицо ее как будто окаменело. Конечно, Барбара просто хотела посеять раздор между ней и Джастином. Но Эриел смотрела в эти безжалостные серые глаза Гревиллов и видела, что Барбара Таунсенд убеждена в том, что говорит. Она не сомневалась, что Джастин неверен Эриел, а если сестра так в этом уверена, то, Господи, наверное, так и есть. На нее накатила волна тошноты. Эриел упала на свой стул.

– Вы бледны. Вам бы не помешала чашка чаю, – сказала Барбара сладким голосом. – Я прикажу Перкинсу принести вам хорошего крепкого чаю.

С этими словами она вышла из кабинета, покачивая бедрами.

Эриел смотрела ей вслед, не в силах отвести взгляда и продолжая ощущать тошноту. Ей хотелось доверять Джастину, как прежде, но, Господи, это было так трудно! Со дня их свадьбы он только раз пришел к ней в постель. Ей казалось, что он хочет ее, и все же он оставил ее и уехал в Лондон. Она так и не могла забыть жестокие слова, которые он сказал ей в то утро в кабинете своего лондонского дома. «Прошлой ночью Клэйтон и я… мы встретились с довольно занятными собеседницами». – «Вы ведь не имеете в виду… Вы ведь говорите не о женщинах?» – «Прошу прощения, дорогая, но вы должны были предвидеть, что рано или поздно это случится. Право же, вы были хороши в постели, но у мужчин переменчивые вкусы. Они любят разнообразие». Эриел содрогнулась. «У мужчин переменчивые вкусы». Она знала, что это правда. Покойный граф был живым подтверждением этого. Двумя днями позже, когда Джастин еще не вернулся и она не могла с ним поговорить, то все еще думала, что Барбара, должно быть, права. Эриел не могла уснуть, не могла ничем заниматься. Вместе с мечтами и надеждами у нее пропал аппетит.

Когда следующей ночью под проливным дождем Джастин прибыл в Гревилл-Холл в мокрой, липнущей к телу одежде, в плаще, с которого стекала вода, она вместо того чтобы выбежать в холл ему навстречу, как намеревалась вначале, осталась в комнате наверху. Она не хотела его видеть, боялась того, что могла бы прочесть в его глазах, в его лице. Она опасалась, что показала себя еще большей дурой, чем прежде, и, если это окажется так, она знала, что второй раз ей не оправиться.

Джастин сорвал с плеч плащ и передал Перкинсу, который унес его, насквозь промокший и сочащийся влагой, в холл. Он оглядывал холл в надежде увидеть там ожидающую его Эриел, но вместо жены, которую он так страстно желал увидеть, навстречу ему выбежал Томас.

– Дядя Джастин!

Ребенок высоко подпрыгнул. Джастин поймал его, поднял и держал теперь на расстоянии вытянутой руки.

– О Господи! Ты стал тяжелее, пока меня не было.

Томас восторженно смеялся, пока Джастин бережно опускал его на пол.

– Ты привез мне подарок?

Джастин вопросительно поднял бровь:

– А ты был паинькой?

Улыбка мальчика потускнела.

– Мама сказала, что я вел себя плохо. Она отправила меня спать без ужина. – Он снова улыбнулся. – Но тетя Эриел тайком прокралась ко мне и принесла кусок баранины и яблочный пирог. Только не говори маме.

Джастин сжал плечико малыша:

– Твоя тайна умрет вместе со мной.

Он сунул руку в карман и извлек оттуда маленький деревянный кораблик, привезенный им из Лондона для племянника. Он был изготовлен из восточного тикового дерева и оснащен миниатюрными полотняными парусами, а покрашенный в черный цвет шнур играл роль оснастки.

– Какой красивый! – сказал Томас, с благоговением принимая подарок.

– Не какой, а какая красивая шхуна! Все корабли в английском языке женского рода. И имя у нее женское – «Мирабель». Видишь? Ее название написано на корме золотыми буквами.

Ребенок провел пальчиками по буквам.

– Это и правда очень красивое имя. – Мальчик засмеялся, прижимая кораблик к груди. – Спасибо, дядя Джастин.

– Не стоит благодарности. – Он снова оглянулся, ища глазами Эриел. – Где твоя тетя? Ты видел ее?

– Она наверху, в своей комнате. Думаю, она неважно себя чувствует.

Джастин нахмурился. Он взъерошил темные волосы малыша и направился к лестнице, торопливо поднялся по ступенькам и оказался в холле верхнего этажа. Постучал, тотчас открыл дверь и вошел.

Эриел сидела перед камином. Ее пальцы поглаживали только что сделанный ею шов на ткани. При появлении мужа она повернула голову.

– Эриел, дорогая, ты здорова? Томас сказал, что ты чувствуешь себя неважно.

Он сделал шаг к ней и хотел было поднять ее с софы и обнять, но что-то его остановило. Эриел тщательно собрала шитье и отложила в сторону. Ему она показалась бледной.

– Со мной все в порядке. Я не… Я не слышала, как ты вошел.

Почему он усомнился в правдивости ее слов? И если она солгала, то почему?

– Я несся сюда, как ураган, надеялся попасть домой скорее, но мне пришлось присутствовать на одной деловой встрече. К тому же для меня не подготовили бумаг в банке, которые я должен был подписать. Я мог бы вернуться в Лондон, но мне не хотелось повторять это путешествие снова.

Эриел встала с софы и улыбнулась ему, но это была не та улыбка, которую он рисовал в своем воображении. И глаза Эриел оставались печальными.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Я немного устала – только и всего. Боюсь, у меня начинается мигрень. Я хотела лечь пораньше… если ты, конечно, не возражаешь.

Конечно, он был против. Он надеялся – что было, разумеется, безумием, – что она скучала по нему, что, когда он вернется, она его встретит, в ней не будет этой постоянной настороженности, и он сможет прийти к ней в постель. Но этому не суждено было случиться, и если она и в самом деле была больна, значит, нуждалась в отдыхе и уходе.

Джастин с трудом заставил себя улыбнуться:

– Отдохни. Утром ты почувствуешь себя лучше.

Но и утром жена показалась ему какой-то другой, и его беспокойство продолжало расти. Большую часть дня она избегала его, а вечером, за ужином, казалась далекой, настолько занятой своими мыслями, что он оставил ее и ушел в кабинет. Он не мог даже предположить, что могло случиться за время его отсутствия и так отдалить ее от него, больше, чем прежде. «Дай ей больше времени», – говорил он себе. Но его грызло беспокойство. Ему казалось, что и та слабая привязанность, которую она питала к нему, теперь окончательно исчезла.

Декабрь принес пронизывающие ветры и ледяной дождь. Хотя погода и была немилосердной, Эриел редко видела мужа. Со времени его поездки в Лондон она старалась избегать его. И как ни печально, кажется, его это ничуть не беспокоило. Она приходила в ужас, все больше убеждаясь в правоте Барбары и подозревая, что он ездил в Лондон повидаться с другой женщиной. То доверие, которое она питала к нему прежде, почти полностью иссякло.

И все же иногда их бросало друг к другу. например, когда Барбара устроила званый вечер. Она назвала его рождественским суаре, и он должен был ознаменовать собой начало сезона. Барбара пообещала, что не будет ничего слишком экстравагантного, ничего из ряда вон выходящего. Просто она пригласит нескольких близких друзей.

Сначала было запротестовал Джастин, но Барбара проявила упорство.

– Приглашения были разосланы несколько недель назад. Мне и в голову не приходило, что ты станешь возражать. Мы в Гревилл-Холле ежегодно даем прием по случаю Рождества. Собственно говоря, это рождественская традиция. – Она многозначительно улыбнулась. – Но где тебе знать об этом? Верно?

Джастин стиснул зубы и промолчал.

– Возможно, это хорошо, – сказал он Эриел, когда Барбара ушла. – Рано или поздно нам придется снова зажить светской жизнью. Этот малый прием в здешнем доме может стать хорошим способом возобновить старые связи.

Принимая во внимание то, как складывались их отношения, это сообщение не порадовало Эриел, но она понимала правоту слов мужа: рано или поздно им придется общаться с этими людьми.

– Вероятно, ты прав. Этот вечер состоится всего через несколько дней. Если приглашения уже разосланы, у нас нет выбора.

– Я тоже кое-кого приглашу, людей, на чью поддержку я могу рассчитывать.

Званый вечер приближался, но Эриел это не волновало. Джастин так и не приходил к ней в постель. Конечно, если бы он больше ни с кем не спал, он уже предъявил бы на нее права. Наступила ночь бала, и напряжение между ними теперь казалось почти осязаемым. Эриел в этот вечер одевалась тщательно. Из своих туалетов она выбрала платье из золототканой парчи с высоким лифом. Это было изысканное произведение портняжного искусства, расшитое по низко вырезанному корсажу ослепительно сверкающими бриллиантами. Низкий вырез позволял видеть ее прекрасную грудь. Это было платье, вызывающее вожделение у мужчин, и выбрано оно было, чтобы поднять ее дух.

Вечер был в разгаре, когда она спустилась вниз по лестнице. Нервы ее были напряжены, а голова слегка кружилась. Она была удивлена, заметив, что муж ждет ее. Когда он поднял на нее глаза и оглядел ее туалет и забранные наверх бледно-золотые волосы, на лице его засияла одна из его редких, но так красивших его пленительных улыбок, и напряжение чуть отпустило ее. Она спустилась по лестнице с меньшим трепетом и даже заставила себя улыбаться.

– Ты выглядишь прелестно, – сказал он, целуя тыльную сторону ее руки. – Мне будут завидовать все присутствующие здесь мужчины.

Румянец удовольствия окрасил ее щеки, хотя она была убеждена, что завидовать будут ей. Высокий и элегантный, в темно-серых панталонах и фраке цвета бургундского вина, с алмазной булавкой в галстуке, сверкавшей и переливавшейся, он выглядел строгим и не допускающим вольностей, но невыразимо прекрасным.

Джастин с улыбкой предложил ей руку, они прошли через холл и проследовали в гостиную.

Хотя Барбара и уверяла их, что вечер будет скромным и камерным, на деле он оказался образцом великосветского приема. На хорах играл оркестр, мебель сдвинули, чтобы освободить пространство для танцев. Гостиная была отдана во власть игроков в карты. Всю ночь к услугам гостей был великолепный буфет. Дом был роскошно убран в кремовые и серебряные тона, и гирлянды из вечнозеленых растений окутывали каменные потолки, а белые роскошные цветы в серебряных вазах распространяли тонкий аромат. С галереи доносилась музыка и смешивалась с голосами из гостиной. Эриел снова охватил страх. Принимая во внимание скандал с Хорвиком и поспешную женитьбу графа Гревилла на женщине сомнительной репутации, Эриел понимала, какой прием ожидает их в обществе. По мере того как они приближались к гостиной, пальцы Эриел, лежавшие на рукаве фрака Джастина, дрожали все сильнее. Ей казалось, что она слышит насмешливый шепот и ловит язвительные взгляды. Лицо Джастина оставалось любезным, но на щеке подрагивал мускул. Эриел отчаянно искала дружеское лицо в толпе гостей и очень жалела, что среди них нет Кассандры, но, увы, отец ее подруги, обеспокоенный своеволием дочери и ее склонностью навлекать на себя неприятности, запретил ей появляться на этом празднике. И на этот раз Китт пришлось подчиниться ему. Вместо нее Эриел встретила улыбающегося Клэйтона Харкорта, отвесившего ей изысканный поклон и склонившегося над ее рукой.