– Я пришел к выводу, что так будет честнее , – ответил он коротко.

– Честнее? – переспросила Адриана. – Вы хотите быть честным с вашими поклонниками? С критиками?

– Я хочу быть честным с самим собой. То, что думают о моем творчестве мои поклонники и мои критики – это их личное дело.

Адриана натянуто улыбнулась и спрятала диктофон в сумочку.

– Я слышала, что у вас много планов, господин Мун. В частности, вы хотите открыть собственную школу живописи, в которой будут специальные классы для детей с ограниченными возможностями, а также для детей, родители которых стеснены в средствах. Это на самом деле так?

– Да.

– Это будет первая школа живописи в Треверберге, если я не ошибаюсь?

– Да.

– Мы слышали, что ваш проект будет финансировать мисс Паттерсон… это правда?

– Да.

Эдуард явно не был настроен на интервью – это было понятно по односложным ответам и прохладному тону. Пару секунд Адриана сконфуженно молчала, а потом ей улыбнулась удача: стоявшие рядом с нами гости расступились, пропуская вперед Изольду Паттерсон и Уильяма Барта.

– Легка на помине, – прокомментировала происходящее Мара и добавила язвительно: – Выставка – отличный повод выгулять очередное платье за тысячу евро.

– Господин Мун, – обратилась Изольда к Эдуарду, – похоже, длительный творческий отпуск пошел вам на пользу. Картины чудесны. Я решила приобрести одну, но мы еще не посмотрели все, так что, скорее всего, мне понравится что-нибудь еще.

– Спасибо, мисс Паттерсон. Похвала ценителя живописи приятна вдвойне.

Адриана воспользовалась короткой паузой и заговорила с Изольдой.

– Мы с господином Муном как раз обсуждали будущий проект школы живописи, – сказала она. – Вы будете финансировать его, мисс Паттерсон, если я правильно понимаю. Вы можете коротко рассказать о причинах такого решения?

Я готова была поклясться, что от официального тона этого вопроса у Изольды заныли зубы, но воспитание не позволило ей продемонстрировать подлинные чувства, а поэтому она улыбнулась – совершенно искренне, так, как улыбалась многочисленным журналистам и фотографам – и кивнула.

– Конечно, мисс Гейбл. Я думаю, что лучше вложить деньги в проект школы живописи для детей, которые не имеют возможности учиться в других городах или же в школе имени Уильяма Тревера, чем в проект сто двадцать пятого дворца культуры или тысячной сети отелей. Так и запишите. Слово в слово.

– Когда вы планируете начать реализацию своих планов?

– Не люблю откладывать дела в долгий ящик. Думаю, что мы начнем уже на следующей неделе. Извините. – Изольда повернулась к своему спутнику и протянула ему чековую книжку. – Билл, пожалуйста, купи ту картину с замком. Я буду спокойна только тогда, когда ее упакуют и напишут на ней мой адрес. И не торгуйся: это производит плохое впечатление, когда речь идет о произведениях искусства. Тут выставка, а не аукцион.

Воспользовавшись моментом, Эдуард отошел от Адрианы на безопасное расстояние, и мы последовали за ним.

– Если сама Изольда Паттерсон покупает у меня картины, значит, выставка удалась, – улыбнулся он.

– Да я бы сама не отказалась приобрести парочку. – Мара скользнула взглядом вдоль стены. – Не знаю, что у тебя щелкнуло в голове, но теперь ты рисуешь на порядок лучше, чем раньше! Дурное влияние Кристиана, а?

Эдуард рассмеялся, остановился у одной из картин и сделал нам знак приблизиться.

– Если уж на то пошло, посмотрите: вот одна из его картин. Ни у кого из современных художников нет такого мазка кисти – слишком размашистый и тяжелый. Сразу видно, что это очень опытная рука, и что человек рисует не один год и даже не один десяток лет.

– Что тут делают его картины? – поинтересовалась Мара.

– После отъезда он отдал мне часть полотен и дал свое согласие на то, чтобы их выставить. Если нам удастся их продать, то деньги пойдут на проект школы, а кто-то приобретет великолепную картину.

На картине были изображены две женщины: блондинка в светлых одеждах и брюнетка в черном. Они стояли лицом к лицу и искренне улыбались друг другу. Блондинка держала руки на виду: они были повернуты ладонями вверх в доверительном жесте. Брюнетка же держала руки за спиной и сжимала в пальцах кинжал с тонким лезвием.

– Безоружный свет и вооруженная тьма, – раздался за нашими спинами незнакомый женский голос, и я обернулась для того, чтобы разглядеть его обладательницу. – Тьма всегда на страже и защищает свет или же просто пользуется его наивностью для достижения своих эгоистичных целей? Я склоняюсь к последнему, а вы?

Светловолосая девушка в темно-синем платье из тяжелого бархата подошла к картине, прикоснулась к раме, осторожно провела по ней пальцем и остановилась в правом нижнем углу холста – как раз в том месте, где знакомым мне готическим почерком был выведен инициал «В».

– Каждый, кто видел его картины, говорит, что он гений, – продолжила девушка. – Они говорят: в этих картинах скрыто что-то мистическое, слишком большое для того, чтобы обычный человек смог постичь их истинный смысл. Интересно, он гений даже среди бессмертных?

Затянувшуюся паузу прервал Эдуард.

– Он на самом деле очень талантливый художник. Самый талантливый из тех, кого мне доводилось встречать. Мало кто понимает его работы, но те, кто понимает, признают, что это – поистине бездонная глубина.

– Я видела ту картину, что ты рисовал с моей фотографии, Эдуард. Очень мило, что ты решил ее выставить. Правда, в компании таких полотен она смотрится немного нелепо, но это ничего. Вижу, Винсент тебя вдохновил?

– Простите, мы знакомы?

Девушка подняла глаза к потолку и задумалась.

– Хороший вопрос, Эдуард. Мне следовало бы ответить «да», но, если тебе так будет удобнее, можешь считать, что сейчас мы познакомились заново. – Она посмотрела на Мару. – Танец мне очень понравился, вакханка. Жаль, что я не смогла принять участие.

– Да кто ты такая, черт побери? – не выдержала Мара. – Это уже не смешно!

– Попробуем угадать? Даю три попытки. – Она перевела взгляд на меня. – Начинай, Лорена.

– Дана? – осторожно предположила я, решив не спрашивать, откуда она знает мое имя.

Девушка сделала скучное лицо.

– Нет. Но то, что ты приняла меня за карателя, не может не льстить. Вторая попытка?

– Анна? – снова заговорил Эдуард. Он буквально выдавил из себя это имя: то ли ему не хотелось его произносить, то ли не хотелось верить в то, что он прав.

– Ты говоришь таким тоном, будто и вовсе не рад меня видеть?

Она отошла от картины, сделала пару шагов в сторону Эдуарда, и он невольно отступил назад.

– Боюсь даже спросить, но… – начал он.

– Если говорить понятным вам языком, то я немного преобразилась . Тебе нравится мое новое тело?

– Ты пришла… за мной?

Анна поморщилась.

– Либо ты думаешь слишком много о себе, Эдуард, либо недооцениваешь меня. Я ведь отпустила тебя, так? Было бы глупо приходить за тем, кому я по доброй воле дала идти. А вот за тобой, – она посмотрела на меня, и я инстинктивно схватилась за серебряный браслет: подарок Винсента остался при мне, – я вполне могла бы прийти. Но ты меня тоже не интересуешь. Равно как и вакханка.

– Тогда зачем ты приехала? – спросил Эдуард. – Поздороваться? Посмотреть картины?

– Да, – кивнула Анна. – Я люблю твои картины, ты ведь знаешь. Теперь они стали еще лучше, приятно видеть твой творческий рост. Я была бы рада остаться, но дела зовут меня… игра скоро начнется, и мне нужно сделать свои ставки.

– Игра? – переспросила я. – Какая еще игра?

– Большая игра, Лорена. Очень большая игра.


Июнь-сентябрь 2012

Тверия-Голанские высоты

Израиль