Она вела себя, по мнению Эвана, как женщина, кото­рую воспитывали мужчины, видевшие в ней не особу про­тивоположного пола, а просто еще одного брата, именно так, как она и рассказывала. Никакого страха и никакого смирения она не выказывала. Эван подозревал, что она бу­дет уважать мужчину, только если он того заслуживает, и никогда не станет слепо подчиняться ему. Похоже, что, выйдя за него замуж, Фиона сделала его братьев своими братьями. Ему было несказанно приятно видеть, что его братья, да и все мужчины его клана приняли Фиону не толь­ко потому, что она стала его женой, но и потому, что она им пришлась по душе. Хорошо бы еще отец принял ее.

Решив не думать сейчас на эту тему, Эван встал и на­правился к своей жене. Его все еще мучили сомнения и страхи, однако он решил пока убрать их в самый дальний уголок памяти. Судьба подарила ему прекрасную жену, при одном взгляде на которую кровь закипает у него в жилах. Пора прекратить размышлять о ней и начать наслаждаться ею. А это не означает, что он намеревается скакать с ней, как козел, по большому залу под звуки музыки, которую играют из рук вон плохо. Когда Фиона оказалась рядом, он схватил ее за руку.

– Ой, Эван, ты… – начала было она и удивленно вскрик­нула: подхватив под мышки, Эван забросил ее себе на пле­чо. – Эван, сейчас же отпусти меня! – приказала она, вспыхнув от смущения, когда его братья и остальные гости, не стесняясь в выражениях, принялись высказывать предположения, что он намеревается с ней сейчас сделать. – А как же праздник?

– Отпразднуют без нас, – бросил он, направляясь к двери. – Пора.

– Пора? Что пора?

– Пора заставить тебя кричать.

Глава 11

Фиона и сама не знача, отчего она раскраснелась и по­чувствовала легкое головокружение: то ли оттого, что Эван нес ее головой вниз, словно мешок с овсом, то ли от его заявления, что он собирается заставить ее кричать. Войдя в комнату, он поставил ее на пол, потом вернулся к двери, закрыл ее и запер на ключ. Фиона набрала в себя побольше воздуха, чтобы сказать ему все, что она о нем думает, но в этот момент он повернулся к ней лицом, и все заготовлен­ные слова вылетели у нее из головы, а дыхание перехвати­ло: темно-серые, как грозовая туча, глаза Эвана были почти черными от желания.

– Я рада, что мы избежали обряда укладывания в по­стель, – проговорила она, чувствуя, что нервничает, и не понимая почему.

Подойдя к ней, Эван вытащил из ее волос цветы.

– Я сказал своим братьям, что, если они посмеют даже думать о нем, я их четвертую, – заметил он и провел рукой по ее волосам, наслаждаясь их мягкостью и шелковисто­стью. – Почему ты боишься?

– Вовсе я не боюсь, – ответила Фиона, и голос ее преда­тельски дрогнул. – Может быть, немного нервничаю, и только.

– Но почему? Ты же уже не девушка. На сей раз боли не будет. – И он принялся расшнуровывать ее платье.

– В прошлый раз мне тоже было не слишком больно. – Она вздрогнула, чувствуя, что платье поползло вниз, одна­ко останавливать Эвана не стала. – Не знаю, почему я не­рвничаю. Может быть, оттого, что на сей раз все произой­дет не стихийно, а запланировано. Тогда все произошло так быстро.

– Сегодня будет еще быстрее, – заверил ее Эван и на­чал снимать с себя одежду.

«Он абсолютно прав, – ошеломленно подумала Фиона, глядя, как Эван бросает одежду на пол. – Странно, что он ничего не разорвал». Но уже в следующую секунду все мыс­ли вылетели из головы: Эван стоял перед ней обнаженный.

Фиона взглянула на него, и у нее перехватило дыхание. Ей уже доводилось видеть его полуодетым. Первый paз – когда она ухаживала за ним, второй – когда они впервые занимались любовью, но зрелища, которое предстало перед ней сейчас, она не ожидала. Тело у Эвана оказалось строй­ным, сильным, мускулистым, а кожа – гладкой и смуглой. Почти все оно было покрыто шрамами, большими и ма­ленькими, от только что приобретенного, на ноге, до того, который шел наискось по упругому животу. Фиона огляде­ла всю его фигуру, от широченных плеч до длинных узких ступней, и внезапно глаза ее расширились от ужаса: взгляд уперся в восставшую плоть Эвана, да так и остался там. Как хорошо, что у нее не было времени хорошенько рассмот­реть ее два дня назад, когда Эван уложил ее с собой в по­стель. Она наверняка с ума бы сошла от страха, что он ра­зорвет ее пополам. Внезапно она заметила в опасной бли­зости от гордо восставшего символа мужественности Эвана шрам, да так и ахнула:

– О Господи, Эван! Да тебя чуть не кастрировали!

– Да. – Он встал на колени и принялся снимать с Фионы чулки и туфли. – Восемь лет назад одна женщина вы­дала меня моему злейшему врагу, Хью Грею. Она добро­вольно легла со мной в постель только для того, чтобы за­манить меня в ловушку, обвинить в том, что я ее якобы изнасиловал. Они оба, она и Хью Грей, решили заставить меня заплатить за то, что я посмел испачкать ее чистую белую кожу своими грязными руками. – Эван отшвырнул чулки Фионы в сторону и провел руками по ее длинным стройным ногам, и Фиона почувствовала, как у нее пере­хватило дыхание. – Они нанесли мне рану именно сюда, в это место, чтобы я помнил о том, что они намеревались со мной сделать, и боялся.

– И это им удалось? – спросила Фиона. Эван подхватил ее на руки и понес к кровати.

– Еще как, хотя, мне кажется, я сумел не подать виду, что испугался. – Уложив Фиону на постель, Эван окинул ее тело восхищенным взглядом и принялся расшнуровы­вать изящно расшитую льняную рубашку.

– А почему они тебя не убили?

– Им помешали Грегор, остальные мои братья и другие мужчины из нашего клана. К сожалению, Грею и Хелене удалось сбежать. Тогда важнее было помочь мне, а не пре­следовать их. Я весь истекал кровью. Несколько более мел­ких шрамов и тот, что у меня на лице, я получил именно тогда.

— Они тебя мучили, – прошептала Фиона. В этот мо­мент Эван снял с нее рубашку, и она сжала руки в кулаки, борясь с желанием закрыть грудь. – Это доставляло им удо­вольствие или они хотели получить от тебя какую-то ин­формацию?

– И то, и другое, – ответил Эван и, забравшись в по­стель, притянул Фиону к себе.

Почувствовав прикосновение его горячего тела, Фиона затрепетала. Казалось, жар от него проник в каждую кле­точку ее тела. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо. Они с Эваном созданы друг для друга, мелькнула в голове мысль, но когда он ласково обхватил ее лицо обеими рука­ми и повернул ее голову к себе, у нее возникло такое чув­ство, что ей придется немало потрудиться, чтобы заставить его это понять.

– На сей раз, детка, я сделаю все, чтобы ты испытала неземное блаженство, – заявил Эван и прильнул к ее губам страстным поцелуем.

Когда он наконец оторвался от ее губ, Фиона с трудом перевела дыхание. Она принялась ласкать его спину дрожа­щими руками, а он начал покрывать поцелуями ее шею, потом добрался до груди. Тихий стон сорвался с ее губ, ког­да Эван взял в рот затвердевший ноющий сосок и принялся посасывать его, одновременно лаская другую грудь своими длинными умелыми пальцами. Она попыталась лечь поудоб­нее, объятая желанием полнее ощутить прикосновение его тела к своему, но Эван не позволил ей этого сделать.

Его горячая твердая восставшая плоть впивалась ей в ногу, однако Фиона лежала в таком положении, что поте­реться о нее ногой не могла. Она провела рукой по его бед­ру, стремясь добраться-таки до вожделенной плоти, однако Эван схватил ее за запястье и оттолкнул руку. Фиона не знала, что и думать: Эван явно возражал против ее прикос­новения. Она предприняла вторую попытку, но Эван вновь отшвырнул ее руку и прижал ее к кровати.

– Не нужно, детка, – хрипло прошептал он. – Если ты до меня сейчас дотронешься, я не смогу сделать так, чтобы ты кричала.

От мысли о том, что одного ее прикосновения доста­точно для того, чтобы Эван потерял самообладание, жела­ние Фионы вспыхнуло еще яростнее. Она обняла его обеими руками, он вновь прильнул к ее губам поцелуем, и Фиона почувствовала, что он едва сдерживает страсть. Радост­ное чувство пронзило Фиону: похоже, ей удалось настолько возбудить его, что его сдержанности, которой он так сла­вится, вот-вот придет конец.

В этот момент Эван просунул руку между ее ног, и Фиона, для которой подобная сладостная ласка была в новинку, не­произвольно вздрогнула. Однако уже через несколько мгнове­ний смущения ее как не бывало: длинные пальцы Эвана, похо­же, знали свое дело. Вскоре Фиона раздвинула ноги и выгну­лась всем телом, стремясь утолить быстро растущий голод.

Слабый стон сорвался с ее губ, когда Эван устроился у нее между ног. Фиона крепко обхватила его ногами, и он медленно вошел в нее. Он принялся осторожно двигаться, словно боясь причинить ей боль, и желание Фионы стало еще острее. Она принялась ласкать руками его ягодины, однако Эван, недовольно зарычав, пригвоздил ее руки к кровати и прильнул ртом к ее соску. Фиона почувствовала, как страсть вспыхнула в ней еще более яростным огнем.

Казалось, она не в силах больше выносить его осторож­ные, размеренные проникновения, но стоило ей об этом подумать, как Эван отпустил ее руки. Не отрываясь от ее груди, он просунул руку между их телами и принялся лас­кать Фиону. Фиона не поняла, какой части тела он касает­ся, однако в следующее мгновение ей уже не было до этого дела. Ее подхватила такая яростная волна страсти, что она содрогнулась всем телом, выкрикивая его имя. Наконец-то она попала в рай, к которому в прошлый раз Эван лишь подвел ее, да так и оставил на пороге. И в этот момент она вдруг почувствовала, что Эван выходит из нее. Она прильнула к нему, пытаясь удержать его в себе, но не смогла. Эван глухо застонал и, прижавшись к ее груди, содрогнулся всем телом, и неземное блаженство, которое Фиоиа только что испытала, сменилось чувством потери.

Когда наконец она пришла в себя и поняла, что он сде­лан, холод пронзил ее сердце, изгоняя тепло желания: Эван вышел из нее, не оставив в ней своего семени. Фиона по­чувствовала, что ее переполняют боль и обида, однако ре­шительно приказала себе не делать поспешных выводов. Эван, выпустив ее из своих объятий, улегся с ней рядом, и она внимательно взглянула на него, но не смогла найти от­вет на свои вопросы. Выражение его лица ничего ей не ска­зало. Он выглядел удовлетворенным и несколько самодо­вольным. Встретившись с ней взглядом, он нахмурился, и Фиона испугалась, что по ее лицу Эван догадался о чув­ствах, которые она испытывает.

– Почему? – спросила она, моля Бога, чтобы его объяс­нения оказалось достаточно, чтобы унять ее боль.

– Что – почему? – осторожно поинтересовался Эван.

– Почему ты вышел из меня?

Эван чертыхнулся про себя. Нужно быть круглым дура­ком, чтобы решить, что Фиона этого не заметит.

– Я не хочу иметь детей, – буркнул он и чертыхнулся уже вслух, видя, как лицо Фионы исказилось от боли. Он попытался заключить ее в объятия, но она решительно вы­свободилась.

– Почему? – повторила она, стараясь оставаться спо­койной.

– Фнона, ты уже достаточно долго живешь в замке, что­бы понимать, что представляет собой мой отец, – начал Эван, тщательно подбирая нужные слова.

— А какое отношение имеет твой отец к тому, что ты не хочешь сделать мне ребенка? Два дня назад ты об этом не задумывался.

– Тогда я вел себя крайне беспечно. Остается лишь на­деяться, что мое семя не пустило корни. Во мне кровь су­масшедшего, – признался Эван.

– Какого сумасшедшего? О чем ты говоришь?

– О моем отце. То, как он себя ведет, какие поступки совершает, говорит о том…

– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – переби­ла его Фиона.

– Да.

– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто из­балованный ребенок! – выпалила Фиона.

– Ты не понимаешь…

– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схва­тив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждо­му шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось ис­пытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на жи­воте, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощуща­ла холод безумия в каждом слове, которое он произносил, внимательно рассматривая меня, словно добычу, которую только что поймал, и прикидывая, где бы оставить следу­ющую отметку, а после изнасиловать меня. Я целых два года имела дело с сумасшедшим, так что не надо мне гово­рить, что я не смогу распознать безумие. Твой отец не су­масшедший, – продолжала Фиона. – Он испорченный, эгоистичный человек, невероятно самодовольный, но не безумец. Его поступки продиктованы не навязчивой иде­ей, а лишь его настроением. Твоему отцу наплевать на всех и вся, кроме себя самого и своих желаний.

Фиона вновь легла на спину и прикрыла глаза рукой, пытаясь сдержать непрошеные слезы. То, что Эван не стал оставлять в ней свое семя только потому, что считал, будто в нем течет кровь сумасшедшего, немного ее успокоило во всяком случае, не она тому причина, – однако она по­нимала, что ей потребуется некоторое время, чтобы пере­стать чувствовать боль.