Эван осторожно обнял жену за тонкую талию и вновь привлек к себе. От ее слов дрожь прошла по его телу. Фиона и раньше рассказывала ему, что Мензис ее преследовал, что четыре раза ему удалось схватить ее. Но он как-то не задумывался, что ей довелось пережить, какие чувства она испытывала, когда этот мерзавец оставлял на ее нежной коже отметины. Она права. Этот человек – настоящий сума­сшедший, страшный безумец. И хотя Эван был не совсем согласен с Фионой относительно своего отца – все-таки он не вполне нормален, считал Эван, – он твердо знал, что с Мензисом его не сравнить.

Глядя на искаженное болью лицо Фионы, Эван понял, что она все еще переживает оттого, что он лишил ее воз­можности забеременеть. К своему стыду, он почувствовал, что ему это льстит. Фиона хочет родить от него ребенка, и ей неприятно, что он отказал ей в этом. Представив себе, как живот Фионы округляется по мере того, как в нем рас­тет его ребенок, Эван довольно улыбнулся. И в то же время он чувствовал, что не вправе рисковать их будущим, по­скольку в глубине души все-таки сомневался в том, что его отец нормален.

– Фиона, – прошептал он, зарывшись лицом в ее гус­тые растрепанные волосы, – я не мог оставить в тебе свое семя…

Вздохнув, она убрала руки с глаз и взглянула на него:

– Твой отец не сумасшедший, Эван.

– Но он повсюду видит врагов. Настроения его меняют­ся каждую секунду. Он может пребывать в ярости, а уже в следующее мгновение, завидев хорошенькую девушку, дума­ет лишь о том, как бы побыстрее задрать ей юбку. Взрослый мужчина и к тому же глава клана не должен так себя вести.

– Не должен, – согласилась Фиона. – Но это еще не говорит о том, что он сумасшедший. Если он повсюду ви­дит врагов, то только потому, что у него их и в самом деле предостаточно. – Она глубоко вздохнула, стараясь приду­мать довод, который переубедил бы Эвана. – Постарайся хотя бы на мгновение представить отца не взрослым муж­чиной и главой клана, а маленьким мальчиком.

Эван так и сделал и изумился тому, как легко ему это удалось. Он и сам частенько видел в отце черты, свойствен­ные детям.

– Признаюсь, он часто ведет себя так, словно еще не вырос.

– Так оно и есть. Все его слова и поступки говорят о том, что твой отец так и не стал взрослым. Он остался ре­бенком, причем крайне испорченным. Такое впечатление, что в детстве его ничему не учили, а если и учили, то он не усвоил из этих уроков ничего. Если ему чего-то хочется, он должен это получить немедленно, а такое поведение свой­ственно детям. Он не думает ни о последствиях, ни о буду­щем. Когда ему в чем-то отказывают, он приходит в ярость. Он не способен на чем-то сосредоточиться. Все это говорит о том, что твой отец не вырос, он так и остался ребенком. По правде говоря, единственное различие между твоим от­цом и испорченным мальчишкой заключается в том, что твой отец спит с женщинами, которые рожают ему детей, да еще в том, что он в гневе способен причинить кому-то боль и даже убить. – Фиона нахмурилась. – Скажи мне, бывали такие случаи, когда он в ярости сделал кому-то боль­но или убил человека?

Поразмыслив несколько секунд, Эван наконец ответил:

– Он может быть очень кровожаден в бою, однако я не могу припомнить, чтобы он убил кого-то в гневе. Если кто-то ненароком оказывался у него на пути, он мог отшвыр­нуть его с дороги, стукнуть, поставить синяк, но обычно, когда он злится, он клянет всех на чем свет стоит, может что-то сломать, разбить. Несколько раз он приказывал нам поступить жестоко с людьми, с которыми поссорился, но мы, естественно, ничего подобного не делали.

– И, как я понимаю, он не наказывал вас за то, что вы его ослушались?

– Да. Похоже, он просто забывал о том, что отдал нам такой приказ.

– Он когда-нибудь насиловал женщину, если та ему отказывала?

– Нет. Хотя он очень разозлился на тебя за то, что ты научила здешних женщин говорить ему «нет».

– Вот видишь, а я цела и здорова.

Эван захлопал глазами и уставился на жену. Он не мог не признать, что в словах Фионы есть доля истины. Чем больше он думал о своем отце как об испорченном ребенке, тем боль­ше убеждался, что она права. Если отец ведет себя не так, как положено, это еще не значит, что он ненормальный.

– Он не сумасшедший, – прошептал Эван.

– Да, – ответила Фиона, чувствуя жалость к мужу. Бед­няжка, сколько же лет ему пришлось страдать! Какой, долж­но быть, ужас он испытывал, думая, что его отец ненор­мальный.

– Он просто старик, сохранивший характер испорчен­ного ребенка.

– Боюсь, что это так. Подумай сам, Эван, если бы твой отец был сумасшедший, его безумие наверняка передалось бы по крайней мере одному из его многочисленных сыно­вей или одному из детей твоего брата. Но ведь этого не произошло?

– Верно. – Эван взъерошил рукой волосы. – Знаешь, я так долго был уверен, что мой отец ненормальный, что сейчас мне трудно убедить себя, что я ошибался.

– Ты и в самом деле ошибался. – Фиона улыбнулась, поймав на себе его хмурый взгляд.

– И не я один.

– Думаю, многие так считали. Наверное, поэтому по замку ходят слухи, что он убил своих жен. Трудно представить себе, что взрослый мужчина может вести себя так, как твой отец. Ведь он большой и сильный, так что никому и в голову не приходило, что в душе он сущий ребенок.

– Значит, запирать его в башню нет никакой нужды. А вот выпороть не помешало бы.

Представив себе, что Эван порет собственного отца, Фиона хихикнула:

– Боюсь, это уже не поможет. Радуйся тому, что он согласился отдать бразды правления в твои руки.

Эван вздохнул:

– Подозреваю, ему просто надоело самому править. А может быть, он устал. Ведь даже мой отец понимает, сколь­ко нужно трудиться хотя бы для того, чтобы устранить все те ошибки, которые он наделал, а он работать не любит. Конечно, быть лэрдом ему нравилось, это льстило его тщес­лавию, и, когда все жители замка продолжали его так назы­вать, зная, что он отошел от дел, он против этого не возра­жал. Правда, сначала ему было не слишком приятно, когда они добавляли слово «старый», но сейчас он перестал брюз­жать по этому поводу.

Фиона медленно провела рукой по его бедру и почув­ствовала, что тело Эвана слегка затрепетало.

– Ну по крайней мере он больше не управляет кланом, наживая тебе новых врагов, – проговорила она, заметив, что глаза Эвана потемнели от страсти. – И, мне кажется, он только что позволил тебе принять Камеронов.

Эвану потребовалось несколько минут, чтобы уяснить смысл ее слов: слишком велико было желание и слишком трудно оказалось его подавить.

– Мне тоже так кажется. Ведь он мне этого не запре­тил, верно? Просто сказал, что сам бы он не стал иметь с ними дела. Союзники… – прошептал он, словно пробуя на вкус это слово и наслаждаясь теми перспективами, которые оно обещает в будущем.

– Сигимор – сильный союзник. Странно, что он и все его родственники рыжие, а твои родные темноволосые.

– Мой отец родился от второй жены, а отец Сигимора – от первой. Мой дед был рыжим. Все жены моего отца были темноволосыми, а все жены его брата – рыжеволосыми либо белокурыми. Мы воздерживались от родственных браков, а они нет. – Он нахмурился, припомнив, что Сигимор – круп­ный, сильный, красивый мужчина. – А ты хорошо знаешь Сигимора?

– Не очень. Мой брат женился на его сестре всего год назад, а я большую часть того времени трусливо пряталась за стенами Дейлкладача.

– Прятаться, когда за тобой охотится сумасшедший, – не трусость.

– Может быть. Но временами я и в самом деле трусила ужасно. После каждого нападения мне требовалось время, чтобы прийти в себя.

– Неудивительно. Я убью его для тебя, – поклялся Эван, понимая, что сделает все возможное, чтобы сдержать свою клятву.

– Спасибо, – прошептала Фиона и слегка улыбнулась. У Эвана перехватило дыхание, когда она начала ласкать его живот. Глядя на ее маленькую бледную руку на смуг­лой, рассеченной шрамом коже, он ощутил такое яростное желание, какого не испытывал никогда в жизни. Даже уме­лые ласки Хелены не вызывали в нем ничего подобного. Нелегко будет наслаждаться ее ласками и не пускать ее в свою душу и свое сердце, но он постарается. Самый безо­пасный способ для этого – вообще никогда с ней не связы­ваться, однако Эван знал, что не сможет отказаться от той страсти, которую они только что испытывали. Он был прав, когда подумал, что стоит ему сделать Фиону своей любов­ницей, и он никогда не сможет от нее уйти.

– Потрогай меня, – приказал он и не удивился тому, что его голос прозвучал хрипло, настолько страстно ему хо­телось ощутить прикосновение ее длинных тонких пальцев.

Фиона обхватила рукой восставшую плоть Эвана, Она оказалась горячей, твердой и одновременно шелковисто-нежной на ощупь. Полузакрытые глаза Эвана не отрываясь смотрели на ее руку. Скулы окрасил слабый румянец, дыха­ние было слегка прерывистым. «Сколько же страсти в этом мужчине, – мелькнуло в голове Фионы, – и в то же время он держит ее в узде». Ей хотелось сделать все, что она мо­жет, чтобы избавить его от этой сдержанности хотя бы в постели. Скользнув рукой чуть ниже, она погладила его и в следующую секунду оказалась на спине.

– Я заставил тебя кричать, но потом все испортил, – склонившись над ней, прошептал Эван, пытаясь хоть не­много обуздать вспыхнувшее желание.

– Ну, я бы не сказала, что ты все испортил. Разве что настроение, когда я поняла, что ты сделал, но и то совсем чуть-чуть.

– Ты ни в чем не виновата, – начал было Эван, однако Фиона прижила руку к его губам, призывая к молчанию.

– Я знаю. Я хочу родить от тебя ребенка, если Господь будет столь милосерден, что наградит им нас с тобой. Прав­да, я не хотела бы рожать по ребенку каждый год, как ка­кая-нибудь овца, но леди Молди рассказала, как можно этого избежать.

– Значит, мне не потребуется выходить из тебя раньше времени?

В голосе Эвана звучал такой откровенный восторг, что Фиона улыбнулась.

– Да. При моем способе этого не потребуется.

– Отлично, тогда давай им воспользуемся, но если он будет нас подводить, я стану практиковать свой. Слишком много я видел женщин, которые умерли оттого, что постоянно рожали детей. Я не хочу, чтобы тебя постигла такая судьба. – Он поцеловал ее и, оторвавшись от ее губ, с радо­стью заметил, что глаза ее затуманились страстью, – А те­перь я снова заставлю тебя кричать.

– А может быть, я тебя заставлю, – возразила Фиона.

– Конечно, заставишь, я в этом не сомневаюсь, причем от удовольствия.

Прежде чем Фиока успела отреагировать на его шутли­вое замечание, он вновь прильнул губами к ее губам. И она окунулась в пучину страсти, которую он в ней вызвал. Вскоре Фиона содрогнулась всем телом в сладостном экстазе и гром­ко выкрикнула его имя. Удовольствие ее стало еще более острым, когда она почувствовала, что Эван вошел в нее еще глубже и, оросив ее лоно своим семенем, глухо простонал:

– Фиона…

– Я думала, ты будешь кричать громче, – прошептала она несколько секунд спустя, свернувшись рядом с ним калачиком и положив голову ему на грудь.

– По сравнению с твоим криком это был всего лишь шепот, – ответил Эван.

Он ухмыльнулся, когда Фиона тихонько хмыкнула и мгновенно погрузилась в сон. Эван не мог не почувствовать гордости оттого, что сумел настолько ее вымотать и заста­вил ее кричать. Какое наслаждение – услышать ее крик и почувствовать, как она содрогается в экстазе!

То, что он сумел доставить Фионе удовольствие, несколь­ко удивило его, и в то же время он больше не сомневался в том, что она его действительно испытала. За долгие годы ему не раз доводилось наблюдать, как женщины, с которы­ми он был близок – деревенские девки, да и Хелена, лишь изображают страсть, а на самом деле не испытывают никаких чувств. Фиона же получила истинное удовольствие от его ласк, он знал это наверняка. Это было заметно по тому, как она двигалась, по выражению ее лица, по сладостным стонам, которые она издавала, по тому, как она прильнула к нему всем телом, когда достигла высшей сте­пени наслаждения. Это он вызвал в ней такую страсть, и этим можно было гордиться.

Эван рассеянно зарылся рукой в густые шелковистые волосы жены, наслаждаясь прикосновением ее нежного стройного тела, вбирая в себя ее тепло. Наконец-то он ус­лышал, как женщина выкрикивает в экстазе его имя, и он жаждал услышать этот крик еще и еще. Пусть он некраси­вый, огромный, смуглый, весь покрытый шрамами, но он сумел заставить маленькую очаровательную Фиону кричать. «Одного этого достаточно, чтобы гордиться собой», – по­думал Эван, поцеловав Фиону в макушку.

На душе было легко и радостно. Наверное, еще и пото­му, что он больше не боялся, что в жилах его течет кровь сумасшедшего. Конечно, неприятно, что его отец по сути своей ребенок, а не взрослый мужчина, но это гораздо луч­ше, чем если бы он был сумасшедшим. Фиона открыла ему глаза на его отца, и за это он был ей искренне благодарен. Видит Бог, он, Эван, не собирался жениться, однако, по­быв мужем Фионы всего одну ночь, он был рад, что женил­ся на ней.