Эту часть своего «я» Камми отлично умела скрывать. Если бы Рид не вгляделся в эти глаза, ему, вероятно, и в голову бы не пришло, насколько ранима ее душа. Он припомнил, с каким упорством она отказывалась принять его помощь, как рассказывала о своей семейной жизни. Она говорила язвительно, с иронией, для того чтобы защитить свой внутренний мир, и нарушать его владения не имел права никто.

Больше жизни Риду хотелось войти в этот мир. Но точно так же, как он был уверен в своей смерти, которая заберет его когда-нибудь в свою мрачную бездну, у него не было ни малейшего сомнения в том, что проникнуть в духовный мир Камми ему никогда не удастся.

Интересно, пробирался ли Кит Хаттон за оборонительную линию души своей жены? Или она воздвигла эту стену, чтобы в первую очередь спрятаться от него?

Однако, если оглянуться назад, в прошлое, становилось ясно, что стена эта всегда окружала Камми. Девочки-подростки обычно отличаются нежными сердцами, но Камми была чрезмерно чувствительна. Она могла заплакать ни с того ни с сего, без какой-либо видимой причины, и это был не просто каприз, а проявление душевной боли оттого, что она жила в безжалостном мире среди людей, которые мало ее понимали. Эта девочка легко поддавалась влиянию поэтических образов, она всегда обходила дикие цветы, вместо того чтобы наступать на них, она всегда выхаживала хромых уток и спасала искалеченных собак.

Камми очень мало изменилась с тех пор.

А вот он изменился.

И мысль о том, что она, вероятно, смотрит на него как на одну из своих хромых уток или покалеченного пса, очень не понравилась ему. Если это действительно так, он станет еще опаснее для нее. Он никогда не превратится в частичку ее внутреннего мира, даже если очень захочет. Он несет разрушение — этому его учили.

Вполне возможно, он уже нанес ей самую страшную и глубокую рану. С его помощью — пусть это произошло не намеренно — Камми увидела, что стены ее крепости не так неприступны; что, как бы она ни старалась удержать свои рубежи, их можно перейти. Конечно, нельзя отрицать того, что она сама пригласила его войти в свою дверь, но он мог, должен был отказаться. По крайней мере, у него хватило честности и силы воли, чтобы тихо выйти из этой двери и закрыть ее за собой.

А может, просто сработал инстинкт самосохранения? Сама мысль о том, что он мог бы причинить Камми боль, была ему невыносима. Ни за что на свете он не хотел бы обидеть ее, но жизнь распоряжается по-своему, и порой ее решения бывают жестоки. Ему довелось испытать это на собственной шкуре.

Его жена была очень похожа на Камми, или ему так казалось: те же самые густые темные волосы, те же глаза, хотя у Джоанны они были скорее зелеными, чем карими. Однако то, что он принял за чувственность в той женщине, на которой женился, оказалось застенчивостью. Заботу и нежность она проявляла лишь в качестве упрека, только чтобы заставить его испытать чувство вины за то, что он не уделял ей достаточно внимания. Страсть же ее была всего-навсего подделкой, которая выручала в случае самой крайней необходимости.

Джоанна, сосредоточившись на собственных чувствах и весьма ограниченном представлении о браке, даже не пыталась понять его, Рида. Она была не в состоянии разобраться в том, что же на самом деле произошло тем утром, когда он брился в ванной. Она не захотела поверить, что это было результатом сработавшего животного рефлекса, упрямо настаивая на том, что он совершил умышленный акт насилия. Он не мог любить ее — заявила она, — не мог действительно хотеть жениться, если ему ничего не стоило причинить ей такую боль.

Может быть, она была права, он не знал. Если бы она была способна простить его, они бы до сих пор жили вместе, и Рид попробовал бы сделать все возможное, чтобы их супружество было сносным. Но все вышло по-другому. И когда она ушла, когда развод был оформлен, когда ее вещи перестали загромождать его жизнь, нахлынувшее чувство облегчения привело его в крайнее замешательство. Выходило, не одну Джоанну устраивал суррогат любви и нормальной жизни.

Рид вдруг подумал о том, как бы на месте Джоанны поступила Камми. Ему было любопытно представить ее в этой ситуации, но меньше всего хотелось проверить это на практике. Ответ на такой вопрос мог быть слишком опасным для них обоих.

Невыносимой для него была и мысль о том, что кто-то другой мог представлять для Камми угрозу. Даже если этим другим был ее муж; особенно ее муж.

Ну конечно, ей требуется охранник. Тот, кто с расстояния, с большого расстояния наблюдал бы за всем происходящим вокруг этого дома. Тот, кто не дал бы ее в обиду.

В данный момент лучшего занятия для себя он и придумать не мог.

Рид огляделся: Кита Хаттона нигде не было видно, что нисколько не удивило его. Еще раньше, когда он выходил под дождем за сумочкой и пистолетом Камми, ни ее мужа, ни его «Лендровера» поблизости не было.

Разумеется, Рид не сказал ей об этом. Он сказал бы ей, обязательно сказал, если бы был уверен, что для Камми это имеет какое-то значение. К тому же Рид был убежден, что ничто не заставит его действовать вопреки собственным правилам, однако к фронтальной атаке был не готов.

Сегодняшняя капитуляция не вызвала в нем чувства гордости, но в то же время он совершенно не жалел, что сдался.

Не прошло и получаса после возвращения Рида в «Форт», как он уже бродил по мокрому лесу, словно привидение, вдоль и поперек прочесывая те несколько миль, которые отделяли старый бревенчатый дом от дома Гринли. С деревьев стекали дождевые капли, а ручьи и речушки, которые он обычно переходил вброд, стали необыкновенно полноводными. Это блуждание по ночному лесу доставляло ему удовольствие — Рид знал здесь каждый холм и овраг, каждый поваленный дуб и высокую сосну с десяти лет, с того самого времени, когда начал замечать Камиллу Гринли.

Ну разве не глупо было украдкой подбираться к ее дому, чтобы, спрятавшись за деревом, напряженно следить за окнами и дверью в надежде увидеть хотя бы ее промелькнувшую тень? Девять долгих лет он провел тут в дозоре, девять лет — и за все это время она ни разу не удостоила его даже взглядом, будто бы его и не существовало вовсе.

А однажды он заметил ее в окне спальни, одетую в пижаму с оборочками, и потом несколько недель жил этим воспоминанием. Сейчас, когда память воскресила этот образ, он не мог сдержать улыбку.

Многое может проститься мальчишке, по уши влюбленному в самую хорошенькую девочку в школе. Взрослому же мужчине снисхождения ждать не приходится. Ему следует быть исключительно осторожным.

Занятый своими мыслями, Рид не заметил, как подошел в «Вечнозеленому». Дом был безжизненно-тихим и в мутном тумане ночи, которая из черной превратилась в мглисто-серую, казался каким-то призрачным на фоне тусклого света фонарей, освещавших его с другой стороны. Все его окна спали.

Взгляд Рида остановился на темном квадрате стекла, за которым находилась голубая спальня. Ему представилась Камми, обнаженная, уютно-теплая, лежащая в той же позе, в какой он оставил ее. И в ту же секунду в сердце забилась боль. Усилием воли он подавил эту боль точно так же, как делал и раньше; выключил ее, словно электрическую лампочку, так же безжалостно, как последние двенадцать, а может быть и больше, лет выключал каждое нежное чувство, трогавшее его душу.

Что она почувствует, догда проснется и поймет, что он ушел? Наверное, разозлится или обидится, решив, что он предал ее, обманул. А может, наоборот, вздохнет с облегчением. Вполне возможно, она даже обрадуется… Риду вдруг нестерпимо захотелось узнать, увидеть своими собственными глазами, как она все-таки отреагирует.

Возле самого дома, там, где сгущался мрак, задвигалось какое-то неясное пятно. Обратившись в зрение и слух так, что зазвенело в ушах, Рид стал напряженно всматриваться во мглу. Пятно передвигалось как-то неестественно: это не было похоже ни на игру света, ни на тень качавшегося на ветру дерева, ни на вздрагивающий куст, потревоженный порхающей вокруг птицей.

Темное пятно было человеком. И этот человек пытался открыть окно.

Грудь Рида сотряслась от беззвучного рыка. Все его тело мгновенно пришло в боевую готовность.

Осторожно отделившись от дерева, возле которого он стоял, Рид вошел в широкий круг перехвата. Бесшумно двигаясь в направлении дома, он чувствовал, что в нем вздымается волна ярости. Как Кит посмел прийти сюда? Почему он пытается вломиться в дом Камми? Какое он имеет право постоянно крутиться вокруг нее?

Право мужа, которым он будет пользоваться еще несколько недель. Это была досадная мысль. Неприятная и назойливая.

Нахмурившись, Рид продолжал свое наступление, хотя кое-что удивляло. У него не оставалось тени сомнения в том, что Кит уехал сразу же после того, как увидел их поцелуй на крыльце. Рид мог поклясться, что слышал, как уносился прочь «Лендровер». То, что Кит решил ретироваться, вполне понятно. Но зачем он снова, словно вор, прокрался к дому и пытается в него проникнуть? Что ему нужно от Камми?

Поведением Кита руководило не только отчаяние раскаявшегося мужа, это ясно. И чтобы выяснить, что за всем этим скрывается, нельзя спугнуть его, нужно поймать за руку.

Мужчина скрылся за углом дома, направляясь к задней двери. Рид рванулся вперед.

Одно из окон осветилось слабым светом ночника, который через секунду погас. Значит, Камми проснулась, разбуженная подозрительным скребущимся звуком. Возможно, даже заметила промелькнувшую тень.

Внезапно оглушительный выстрел «магнума» разорвал тишину. Его звук с треском раскололся в воздухе, умчался в лес и вернулся оттуда гулким эхом.

Мужчина злобно чертыхнулся, и послышался тяжелый звук удаляющихся шагов.


Рид обогнул дом и встал как вкопанный, увидев стоявшую на заднем крыльце фигуру Камми, завернутую в длинный белый капот. Она прижимала к себе пистолет, темный силуэт которого отчетливо вырисовывался на светлой ткани халата.

Гнев, смешанный с восхищением, охватил Рида. Она смогла защитить себя без его помощи, но при этом так безрассудно вышла из дома, не подумав о том, что подвергает себя опасности. Ей удалось прогнать грабителя, однако тем самым она помешала Риду поймать его.

Конечно, можно постараться настичь этого человека, который, по всей видимости, ушел не так уж далеко. Но для этого пришлось бы заскочить в лес и продираться сквозь деревья и кусты на виду у Камми. А это был риск, который он не мог себе позволить.

Минутой позже шанс был упущен. Где-то на дороге взревел мотор, и машина с визгом понеслась прочь.

Странно, но судя по звуку, это был не «Лендровер». Рид в недоумении свел брови. Одно из двух: либо он сходил с ума, либо над его слухом подшутил утренний туман.

Камми повернулась и вошла в дом. На кухне зажегся свет. Рид подошел поближе, чтобы видеть, что творится за кухонным окном. Камми ходила взад и вперед между шкафчиками и раковиной. В окне двигались ее голова и плечи. Вот она остановилась, прижала ладонь к виску, потерла его, потом запустила пальцы в волосы и откинула их с лица.

Ее лицо было неестественно бледным, под глазами залегли тени. Ярко-розовые губы выглядели слегка припухшими, а тяжелые веки отекшими. У нее был такой помятый взъерошенный вид, как после тревожной бессонной ночи.

— Прости, — прошептал Рид. Застыв на месте, он заставил себя подавить безумное желание ворваться в дом, подхватить ее на руки и утешить.

Никогда еще не была она так красива.

В свежую прохладу утреннего воздуха просачивался аромат только что сваренного кофе. Бледно-розовое сияние восхода начинало окрашивать небо над лесом. Очень скоро рассветет, и все вокруг станет видно, в том числе и Рида. С Камми все будет в порядке, иначе и быть не может.

Ну что ж, пора уходить. И на этот раз тоже.


Запыхавшаяся и отнюдь не настроенная принимать гостей, Камми сбегала по лестнице, чтобы открыть дверь. Персфон была в прачечной и не слышала стука. Камми же наверху упаковывала вещи для поездки в Новый Орлеан. Через час ей нужно было выезжать из дома. И вот кто-то уже в третий раз настойчиво стучит в дверь.

На пороге стояла высокая стройная женщина с ничем не примечательным, довольно бесцветным лицом, которое можно было бы оживить с помощью небольшого количества косметики, что сделало бы ее, по меньшей мере, привлекательной. У нее были красивые светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, как носили в семидесятых годах. Старые поношенные джинсы вылиняли почти добела. Полы широкой мужской рубашки не были заправлены в брюки и свободно свешивались ей на живот. Вне всяких сомнений, женщина была беременна.

Камми видела ее прежде лишь издалека, но узнать подружку Кита не составляло особого труда. Удивленная столь неожиданным посещением, она спросила:

— Да?

Губы женщины растянулись в нервной улыбке.

— Вы Камми… миссис Хаттон, не так ли? Кит всегда говорил, что вы просто великолепны. Меня зовут Иви Прентис.