— Судя по всему, твой молодой человек не только талантлив, но и весьма недурен собой, — произнес Джаггерс. И вопросительно изогнул брови.

Мерри вспыхнула.

— И после общения с ним ты стала презирать Голливуд и кинематограф?

Она молча кивнула.

— Я понимаю, — покачал головой Джаггерс. — Позволь мне все обдумать.

— Конечно, — обрадованно улыбнулась Мерри.

— Надеюсь, ты не откажешься сыграть Клару?

— Нет, раз вы считаете это нужным.

— Приятно, когда у тебя есть выбор, — пробормотал Джаггерс.

Когда они вышли из ресторана, Джаггерс поинтересовался, где искать ее в течение дня.

— Возможно, у меня появятся кое-какие новости, — пояснил он.

— Не знаю. У меня сегодня занятия. Но я могу каждый час звонить в телефонную службу.

— Может быть, позвонишь мне часа в четыре?

— Хорошо.


Мерри позвонила Джаггерсу ровно в четыре, и секретарша попросила ее приехать через полчаса. У Мерри только что закончилось очередное занятие по дикции и риторике. Поэтому в такси по дороге в контору Джаггерса она отрабатывала постановку дыхания.

— Что ты знаешь про Бассото? — спросил Джаггерс, едва Мерри переступила порог его кабинета.

— Я его люблю, — спокойно ответила Мерри.

— Я спрашиваю не об этом, — напомнил Джаггерс. — Что тебе о нем известно? Сколько ему лет?

— Не знаю, — потупилась Мерри. — Думаю, что двадцать один или двадцать два.

— Двадцать восемь!

— Сколько?

— Двадцать восемь. Он был женат дважды. И у него есть один ребенок.

— О, нет, — всплеснула руками Мерри.

— О, да! И он освобожден от службы в армии.

— Почему?

— Причина, откровенно говоря, не вполне уважительная, хотя и ничего особо страшного здесь нет. У него имеется судимость за незаконное хранение наркотиков. Условный срок. И никаких легальных источников дохода.

— А что это значит?

— Что он, по всей вероятности, существует за счет женщин. Скорее всего — пожилого возраста.

У Мерри точно язык отнялся. С минуту она молча сидела, потом сказала:

— Я вам не верю. Я не верю ни единому вашему слову.

— Тем не менее это правда.

— Но Тони — талантливый актер. И я люблю его. И он меня любит!

— Ты и вправду так думаешь? — Я это знаю!

— Ну, хорошо, — вздохнул Джаггерс. — Возьми этот наушник.

У Джаггерса был установлен телефон европейского типа: третье лицо могло слушать разговор, не принимая в нем участия. Он набрал номер. После двух гудков послышался голос Тони:

— Алло.

— Здравствуйте. Это мистер Бассото?

— Да.

— Говорит Сэмюэль Джаггерс. Мистер Колодин рассказал мне о ваших успехах в драматической школе.

— Да?

— И у меня есть для вас интересное предложение. Может быть, не слишком крупное, но ведь и Рим не сразу строился. Скажите, у вас есть какие-нибудь неотложные дела пли обстоятельства в Нью-Йорке?

— Ни единого, — быстро ответил Тони. Мерри охнула.

Джаггерс прижал палец к губам, призывая ее хранить молчание.

— Прекрасно, — сказал он. — У меня в Голливуде есть друг. Довольно известный продюсер. У него появилась вакансия в фильме «Нечто с планеты Икс». Актер, который должен был играть эту роль, на прошлой неделе сломал ногу, катаясь на прибойных волнах. Ставка — пять сотен в неделю. Кто ваш агент?

— Видите ли, я сотрудничал с Джорджем Валленстайном, но он за полтора года так и не подобрал мне ничего подходящего.

— Хотите, чтобы я переговорил с ним?

— А вы бы не могли представлять меня, сэр? — спросил Тони.

— Я бы с удовольствием, но наша конюшня, увы, переполнена. Впрочем, если Валленстайн вас не удовлетворяет, а мог бы порекомендовать вас своему приятелю.

— Я был бы вам весьма признателен, сэр, — сказал Тони. — А больше пяти сотен из них выбить нельзя?

— Боюсь, что нет. Но, конечно, они оплатят ваши дорожные расходы. А потом сами знаете — все в ваших руках.

— Вы даже не представляете, как много вы для меня сделали, сэр, — сказал Тони.

— Рад оказать вам услугу. Кстати, съемки начинаются уже во вторник. Посыльный доставит вам билет на самолет. Примерно через час. На одиннадцатичасовой рейс сегодня вечером из Айдлуайлда. Вас это устраивает?

— Да, — пылко сказал Тони. — Это шанс, о котором я так давно мечтал.

— Желаю удачи.

— Благодарю вас, сэр. Огромное спасибо!

Тони положил трубку. Джаггерс сделал то же самое.

— Что скажешь? — обратился он к Мерри.

— Вы негодяй! — воскликнула Мерри.

— Почему?

— Вы его заманили.

— Он мог и отказаться. И оскорблений я не заслужил. Тебя провели как последнюю идиотку.

— Но он твердил, что ему плевать на деньги. Он презирает Голливуд и презирает богатство. Он отвергает все, во что верит мой отец.

— Когда богатые люди уверяют, что им плевать па деньги, — они лжецы. Когда то же самое говорят бедняки без гроша за душой — они лжецы вдвойне.

Мерри заплакала.

— Не принимай это близко к сердцу, — сказал Джаггерс. — Я не стану утешать тебя, говоря, что случается и похуже, — вскоре ты и сама успокоишься. Все будет в порядке. Как выразился этот сумасброд Йитс: «Всё нынче продается — что всё, что ничего». Пойдем, мне пора домой. Я посажу тебя в такси. Отправляйся домой и выспись хорошенько.

Выйдя из такси, Мерри поднялась к себе и сделала два телефонных звонка. Сперва она позвонила в винный магазинчик и заказала бутылку семидесятипятиградусного рома «Демерара» с доставкой на дом. Потом набрала номер Тони. Он не ответил. Мальчишка-рассыльный принес ром. Расплатившись и отослав его прочь, Мерри смешала себе коктейль из рома с кока-колой. С пяти до десяти она безвылазно сидела в квартире, пила один коктейль за другим и каждые десять минут звонила Тони.

Тони был дома; Мерри знала, что он дома. Собирается в дорогу, упаковывает вещи. Наконец до нее дошло, почему Тони не снимает трубку — он знает, что звонит она!

В четверть одиннадцатого Мерри сдалась. Тем более что Тони уже наверняка уехал. Мчится в Айдлуайлд, а оттуда в Голливуд, на планету Икс.

Она вылила остатки рома и кока-колы в унитаз и пошла спать. Два дня спустя она читала роль Клары на сцене. Сказался ли на ней роман с Тони или нет — Мерри не знала. Ей было слишком больно думать об этом. Но в ее исполнении появился надрыв, жгучая болезненность и душераздирающая горечь, которая придала недостающий блеск пьесе Уотерса.

И она получила роль Клары.


Глава 10


Против ожиданий Мерри ее жизнь после того, как ей досталась роль Клары, мало переменилась. Разве что теперь, вместо того чтобы ездить в драматическую школу или на занятия по дикции и риторике, она ходила на репетиции. Заметно изменился только характер работы — Мерри приходилось выкладываться без остатка. Впрочем, Мерри была этому только рада. Пусть физически она изматывалась, но зато душа ее отдыхала.

Тяжелая и напряженная повседневная работа отвлекала Мерри от тягостных дум. Впервые почувствовав это, Мерри долго не могла поверить, что это так. Она подозревала, что все дело в новизне и изматывающем ритме. Постепенно же, по мере того как ощущение новизны проходило, а ритм становился все более и более привычным, Мерри освоилась с тем, что жизнь обрела новый смысл. Подчинив все одной цели — становлению карьеры, — Мерри даже стала получать удовольствие от этой бесконечной скачки по полосе с препятствиями. Самое удачное, что Мерри даже не приходилось решать, что делать дальше. За нее это делали другие — режиссер или Джим Уотерс, не говоря уж о Сэме Джаггерсе. У Мерри иногда даже появлялось волшебное ощущение, словно она плывет по течению. Правда, порой ее донимали тревожные мысли — не стала ли она слишком бездушной? Уж слишком легко пережила она потрясение, вызванное внезапным бегством Тони. Впрочем, все ее страхи развеялись во время премьеры. Ее отец специально прилетел из Испании, чтобы присутствовать на премьере. Так, во всяком случае, он сказал. Хотя не упустил возможности попутно прорекламировать своего «Нерона». Днем у него было несколько интервью на телевидении, так что до спектакля повидаться им не удалось, но это оказалось даже к лучшему. Во всяком случае, Мерри удалось выспаться перед премьерой. Отец прислал в ее гримерную огромный букет рот — по меньшей мере, четыре дюжины — в подставке для зонтиков, выполненной в виде слоновьей ноги. В цветах записка: «Розы — знак любви, нога — пожелание удачи. Папа».

Сам он появился в зале за полчаса до занавеса, чтобы поцеловать ее и вместе попозировать перед фоторепортерами. Лучшей рекламы для них обоих трудно было и пожелать. Лишь после премьеры Мерри догадалась, что отец заехал к ней лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Он прилетел в Нью-Йорк только для того, чтобы сделать рекламу своему новому фильму, и привез с собой свою новую пассию — девятнадцатилетнюю Нони Грин, сыгравшую в этом фильме его дочь. И вот, словно прочитанную в далеком детстве давно забытую книгу, Мерри вдруг явственно вспомнила Карлотту, Мелиссу и свои собственные ощущения — полную ненужность и одиночество. И конечно, ревность. И даже ненависть к этим женщинам, отнявшим у нее отца и оттеснившим ее на второй план. В этот вечер, однако, она была в центре внимания, а отец со своей нелепой юной кривлякой остался за кадром. Да, это был ее вечер. Сидя в «Сарди» и ожидая, пока принесут газеты, Мерри даже целых секунд пятнадцать посочувствовала этой девчонке. Нони, кажется. И попыталась представить, как на самом деле могут звать эту обезьянку. Однако тут принесли газеты, и Мерри жадно впилась в рецензии. Отклики, все, как один, были хвалебные. Просто замечательные. Она добилась своего! Наконец-то! Мерри была настолько счастлива, что не обратила бы внимания, появись в эту минуту в зале ее отец даже с целым гаремом Нони и ей подобных.

На следующий день ее ждало новое испытание — отец пригласил ее отобедать втроем, с ним и с Нони в «Павильоне». И Мерри за обедом была — само обаяние. Ей было слишком хорошо, чтобы омрачать настроение по пустякам. А на следующий день Мередит и Нони улетели в Голливуд. Джаггерс, встретившись с Мерри, признался, что это он удержал Мередита от встречи с Мерри перед премьерой, поскольку опасался, что Мерри может расстроиться. Вот он и устроил Мередиту интервью па телевидении в дневное время.

— Спасибо за заботу, — сказала Мерри. — Хотя вы вполне могли этого и не делать.

— Вот как?

— Да. Я бы отнеслась к этому совершенно спокойно. Удивительно, правда? Ну, совершенно спокойно.

— Я так и думал, но не хотел рисковать. Ничто не должно было выбить тебя из колеи.

— Как замечательно чувствовать себя сильной, — задумчиво произнесла Мерри. — Уверенной в себе. Способной вынести любые невзгоды.

— Да, это верно, но ты только не слишком увлекайся. Работа у нас довольно хаотичная. Взлеты и падения случаются с кем угодно. Вот если выдержишь все это с высоко задранной головой, тогда ты и впрямь сильная.

— Да, пожалуй, вы правы.

Они беседовали, сидя в кабинете Джаггерса. Он пригласил Мерри заехать к нему. С того памятного дня, когда Джаггерс поговорил по телефону с Тони, Мерри впервые переступила порог его кабинета. Она даже подумала, что, возможно, Джаггерс сознательно, из чувства такта вел и устраивал ее дела так, чтобы ей не приходилось приезжать сюда. Да, пожалуй, это так и есть, решила Мерри. В проницательности ему, конечно, не откажешь. К тому же он добрый. Так что подобный поступок вполне в его стиле.

— Как ты ощущаешь себя теперь? — поинтересовался Джаггерс. — Тоже сильной?

— Да, вполне.

— Отлично. Тогда у меня для тебя кое-какие новости.

— Не слишком скверные, надеюсь?

— Нет, наоборот. Но и для хороших новостей порой нужны силы.

— Давайте проверим.

Речь шла о комедии, которую ставил Гарри Кляйнзингер.

— Ты знаешь, кто такой Кляйнзингер? — спросил Джаггерс.

— Режиссер. Из Голливуда. Он… Все его фильмы я, конечно, не назову, но снимал он, по-моему, со времен Адама.

— Совершенно верно. Но самое главное — женщины от его картин просто умирают. И никто не может так выгодно снимать актрис, как он. Поэтому я и делаю на него ставку. Сценария я не читал. Он еще не закончен, но это не имеет значения. Кляйнзингер сделает из тебя конфетку. А мы только этого и добиваемся.

Условия ему удалось выбить самые выгодные. Джаггерс пояснил:

— Ты получишь сто тысяч долларов и один процент от чистой прибыли. Правда, никакой прибыли у них не будет. Ее почти никогда не бывает.

— Почему? Как это может быть?