А впрочем, ей все равно: что Сантанджело, что Санта. Абсолютно безразлично.

* * *

В Лос-Анджелесе, в своих апартаментах на верхнем этаже «Миража», Джино дождался наконец телефонного звонка с сообщением о том, что Лаки благополучно добралась до пансиона в Швейцарии. Он вздохнул и закурил длинную тонкую «гавану».

Последние десять лет дались ему нелегко. Но ему удалось главное: уберечь детей — пусть даже ценой отказа от частых встреч с ними. Так безопаснее.

За гибелью Марии последовала цепочка новых убийств. Он лично позаботился о Розовом Банане. До сих пор в ушах стоят его вопли, мольбы о пощаде. А эта скотина пощадила его жену?

Джино резко вскочил с кресла. Подошел к окну и выглянул на Стрип. Кругом громоздились отели, заливая бывшую пустыню неоновым светом. Бой был прав: Лас-Вегас оказался золотым дном.

Осторожный стук в дверь. Ред втолкнул человека, который пришел просить о снисхождении. У человека был цветущий вид, но он сильно нервничал.

Совладелец конкурирующего отеля, важная персона для всех остальных, а перед Джино — угодливый раб. Он говорил с заискивающими интонациями. Джино пообещал заняться его проблемой.

Совладелец отеля ушел через запасной выход, ломая руки и таким образом выражая признательность.

Джино знал: благое дело десятикратно окупится. Он с огромным удовольствием оказывал подобные одолжения. Это давало ему ощущение своего могущества. Не то чтобы он испытывал потребность в самоутверждении. У него и так было достаточно власти, чтобы держать в руках политиков, судей и полицейских чинов. Все они — марионетки, готовые плясать, как только он пожелает. В любое время.

Он трижды затянулся и выбросил сигару. Сигары как женщины: как бы ни были дороги, всегда найдутся другие, более шикарные.

За исключением Марии. Единственной и неповторимой. Его покойной жены… Его любви… Его жизни…

* * *

— Лаки Санта? — недоверчиво переспросила белокурая девушка. — Удачливая святая? Ничего себе имечко!

Это было первое знакомство Лаки с Олимпией Станислопулос, пустоголовой коротышкой с поросячьими глазками на круглом лице, каскадом пышных золотистых волос, ослепительно белой кожей и круглыми грудками, бултыхающимися под не особенно чистой тенниской.

Лаки рассвирепела:

— Что-то я не слышала, чтобы кто-нибудь возмущался именами: Ринго Стар, Рип Торн или Рок Хадсон.

— Ух ты! — скалила зубы Олимпия. — Я и не знала, что буду жить вместе с восходящей звездой экрана! Извините, пожалуйста.

Неважное начало. Зато через неделю они стали неразлучными.

Олимпии было шестнадцать с половиной лет. Мятежная дочь греческого судовладельца и его жены-американки. После развода родителей она жила то у одного, то у другой, причем они яростно соперничали в том, кто больше ее избалует. Ее исключили из двух американских интернатов, и наконец отчаявшаяся мать запихнула ее в «Левьер».

— Папуле плевать на мое образование, — откровенничала Олимпия. — Он считает, что я должна выйти замуж за какого-нибудь жирного кота, которого он подберет мне на своей древней родине. А мамуля решила, что я сделаю карьеру. Оба они ни черта не понимают. Все, чего я хочу, это развлекаться. Мальчики, выпивка, травка и прочие удовольствия! Хочешь, будем вместе прожигать жизнь?

Звучит заманчиво! В ее характере всегда присутствовала авантюрная жилка — наконец-то она найдет себе применение!

— Конечно, хочу. Но каким образом? Это же закрытая школа.

Олимпия подмигнула.

— Способы найдутся, — загадочно пробормотала она. — Учись, пока я жива!

Учеба оказалась легкой. В девять тридцать — отбой. В девять тридцать пять Лаки с Олимпией были уже за пределами пансиона.

Очень удобно — прямо перед окном их спальни росло кривое дерево. Прыг с него на влажную от росы траву! Потом маленькая пробежка до сарая, где хранились велосипеды, и десятиминутная езда до ближайшей деревни.

Первым делом они заскочили в летнее кафе и заказали горяченный — пар столбом — кофе, куда добавляли спиртное. Потом Олимпия высмотрела среди посетителей компанию парней-тинэйджеров. Короткая перестрелка взглядов — и воссоединение родственных душ.

Олимпия мастерски флиртовала, отбросив назад золотистую гриву и выпятив круглые соблазнительные грудки.

Мальчики восхищенно гуртовались вокруг нее.

— Я непременно должна выучить язык! — сокрушалась Олимпия. — Это же просто тоска — ни словечка не понимать, что они там лопочут.

Зато Лаки понимала. Она бегло говорила по-немецки, по-итальянски и по-французски: хоть на что-то пригодились частные учителя! Она колебалась, передавать ли подруге их нахальные реплики: «Фантастические титьки!»— «Голову на отсечение — она классно трахается!» — «Или сосет!»— «Или и то, и другое!»

Хотя и под градусом, все же Лаки не могла не замечать очевидного, а именно — что она, Лаки, вовсе не наслаждается жизнью, а сидит себе в уголке, пока парни млеют от сногсшибательных титек подруги.

— Я хочу обратно, — прошипела Лаки. — Да и тебе пора.

— Мотай, — уронила Олимпия. — Тебя никто не держит.

В самом деле!

Лаки села на велосипед и отвалила. На полдороге она засомневалась: честно ли она поступила, бросив подругу в беде?

Честно, решила она. Олимпия явно постоит за себя.

Лаки залезла в окно, одетая плюхнулась на кровать и через пять минут уже спала. Она не слышала, как три часа спустя вернулась Олимпия. Ей снился замечательный сон — про Марко.

* * *

— Привет, — нежно проворковала Марабель Блю. — Я умираю, как хочу с вами познакомиться. Тайни только о вас и говорит — все уши прожужжал.

Марабель Блю. Еще одна претендентка на престол знаменитой Монро.

Джино так и вылупился. Да. Это что-то!

Тайни Мартино заржал.

— Я давно мечтаю вас познакомить, но Марабель крутится, как белка в колесе. Так и прыгает из картины в картину. Жизнь в режиме «нон-стоп»! Она на пути к настоящей звездной карьере, — он снова покатился со смеху. — А уж я-то знаю, какое это дерьмо!

Марабель коротко хохотнула. На ней было серое шифоновое платье с бриллиантовыми блестками, которое туже фольги облегало ее фигуру и не скрывало пышной соблазнительной груди.

Джино почувствовал, как что-то шевельнулось там, где в последнее время уже редко что-либо шевелилось. После Марии — никого постоянного. Ни одна женщина не могла привязать его к себе больше чем на неделю: ни с одной ему не хотелось проснуться. Десять лет одиночества.

— Мистер Сантанджело, вы когда-нибудь ходите в кино? — грудным голосом спросила Марабель. Крепкие духи. Пьянящие. Экзотичные. Очень женственные…

Джино пожал плечами.

— Не часто, но хожу. Как называется ваша последняя картина? — «Скверная девчонка», — промурлыкала она.

Голубые глаза. Он всегда питал слабость к голубым глазам…

— «Скверная девчонка»? Неужели?

— Да, — она неожиданно потупилась. — Не правда ли, глупое название? — и вдруг посмотрела на него в упор. Странный, будоражащий взгляд.

Вот это бабенка — все при ней. Секс так и прет из каждой поры. И в то же время в ней есть что-то от маленькой девочки. Это возбуждает.

Джино прочистил горло.

— Да, пожалуй что так.

Интересно, что она о нем думает? Ему пятьдесят девять лет, но выглядит он гораздо моложе. Крепкий, загорелый мужчина. Свои волосы и зубы. Работает, как фанатик. Запросто может сойти за сорокалетнего. Не то чтобы он придавал этому значение. Старение — естественный процесс. А все-таки — кому охота выглядеть стариком?

— Моя следующая картина называется «Женские уловки». Это еще глупее, вы не находите? — она захихикала и прикрыла рот рукой.

Джино обратил внимание, что у нее не слишком ухоженные, трудовые руки с коротко остриженными ногтями. Они плохо гармонировали со всем остальным: роскошным телом, чувственным лицом, слегка завитыми платиновыми волосами.

— Где будут проводиться съемки? — небрежно поинтересовался он.

— В Лос-Анджелесе, — она пробежалась змеиным розовым язычком по блестящим сочным губам. — Почему бы вам не навестить меня на съемочной площадке?

* * *

На другое утро Лаки с трудом продрала глаза и растолкала Олимпию. Они торопливо оделись и едва успели на линейку.

Поговорить удалось только во время перерыва на обед. Девушки взяли свои тарелки с картофельным салатом и устроились на травке.

— Ты почему сбежала? — лениво осведомилась Олимпия. — Пропустила самый кайф.

— Какой кайф?

— Ну — тискаться, ласкаться, щупаться… М-м-м!.. — Олимпия блаженно прикрыла глаза и расплылась в улыбке. — Это было что-то!

Лаки была потрясена.

— Как — со всеми?

— Конечно же, нет, дурашка! Я выбрала того, кто мне больше всех понравился, — она вдруг приняла озабоченный вид. — Неужели тебе ни один не понравился?

Лаки закусила нижнюю губу. Вообще-то она положила глаз на одного парня, но он даже не взглянул в ее сторону. Все они пялились на Олимпию.

И вообще, что она, Лаки, знает о мальчиках, сексе и всем таком прочем? Ровным счетом ничего. Ну, знает, конечно, техническую сторону: что куда и тому подобное. Но если говорить об опыте, то его кот наплакал. Ноль без палочки. Она даже ни разу не целовалась.

— Ну? — напомнила о себе Олимпия.

— Ах да… Э… Прямо не знаю…

— Ты когда-нибудь этим занималась?

— Я свободна…

— Трахалась с парнем?

— А ты?

— Почти, — загадочно ответила подруга. — «Почти» — самый кайф и есть, — она затолкала в рот ложку салата. — Если хочешь, я тебя научу.

Лаки кивнула. Она понятия не имела, что значит «почти», но была заинтригована.

Олимпия выдавала информацию урывками, наспех и зачастую в самое неподходящее время и в самых неподходящих местах. Ей вдруг приходила в голову мысль, и она должна была немедленно ее высказать. Например, прошептать на занятиях по домоводству:

— Начинать нужно с поцелуев. Тяни поцелуй как можно дольше, чтобы самой насладиться. Парням только дай волю: они норовят воткнуть и вынуть — и все удовольствие!

На лекции:

— Лезут за пазуху — пусть! Это самый кайф! Кстати, где твои титьки?

День на размышления, а затем:

— Лучший способ увеличить грудь — это дать потрудиться над ней какому-нибудь парню. Откуда, ты думаешь, у меня такие мячики?

Через неделю — горячее:

— Если парень скажет, что хочет просто полежать рядышком, ничего не делая, — не верь! Брешет!

— Захочет целовать тебя там — пусть целует!

И наконец:

— Сосать — может быть приятно. Только не позволяй ему кончать тебе в рот. Это хуже лука: потом несколько дней не избавишься от привкуса.

Основательно подковав Лаки в теории секса, Олимпия взялась за ее внешний вид.

— Да ты, оказывается, сногсшибательная девчонка! — воскликнула она после того, как Лаки зачесала волосы назад.

Та посмотрела на себя в зеркало и почувствовала легкое возбуждение. Она и впрямь классно выглядела: лет на восемнадцать-девятнадцать. Что бы сказал Марко, увидев ее такой?

— Пожалуй, пора нам сгонять в деревню, — сказала Олимпия и подмигнула. — Посмотрим, как ты усвоила мои уроки.

* * *

Вскоре Джино Сантанджело сделался частым гостем на съемочной площадке нового фильма Марабель Блю. Он приезжал в блестящем черном «кадиллаке» (поговаривали, будто изнутри он обшит сталью, а затемненные стекла пуленепробиваемы); в сопровождении двух телохранителей выходил из машины и, заняв свое постоянное место в студии, наблюдал за работой мисс Блю.

Захватывающее зрелище! Она могла дубль за дублем садиться в лужу, но зато уж когда у нее получалось, это было настоящее чудо!

Марабель Блю. Урожденная Мери Белмонт. Ей было шестнадцать лет, когда она впервые появилась в Голливуде после победы на конкурсе юных талантов. Год жила впроголодь. Потом поумнела — пустила в ход отпущенное природой. Вышла замуж за ветерана Голливуда, известного каскадера. Его наука и поддержка спасли ее от превращения в очередную голливудскую проститутку.

И вдруг, словно метеорит, вспыхнула ее слава. Муж был отодвинут в тень: Марабель поняла, что он вредит ее имиджу. Она — свободная женщина. Ей было всего двадцать лет.

Джино лег с ней после второго свидания. Она оправдала его надежды.

Его самочувствие улучшилось. Он трахает бабенку, по которой сходят с ума мужики всего мира!

Марабель Блю!

Он не любил ее, но сделал своей постоянной подругой.