Джеки Коллинз - Бестия. Том 2

* * *

Лаки было немного не по себе в шмотках Олимпии. Юбка была коротковата, белые туфли жали, свитер болтался, как на вешалке.

Они прикатили в деревню и повторили прошлый маршрут. Но теперь Лаки тоже была в центре внимания. О власть одежды и косметики!

Урси — так звали понравившегося ей парня. Ему было восемнадцать лет, и он немного говорил по-английски. После кофе и короткой светской беседы он очень вежливо пригласил ее прогуляться.

Олимпия подмигнула и утвердительно наклонила голову. Великое мгновение! Посмотрим, способна ли ее ученица выполнить «почти»?

Урси довел ее до опушки леса, а затем расстелил на траве свой пиджак. Они молча сели, и он тотчас дал волю рукам.

Лаки ударилась было в панику, но уже в следующее мгновение вспомнила наставления подруги. Она отстранилась и спокойно произнесла:

— Чего спешишь, как на пожар? Успокойся.

Обещание в ее голосе оказало на парня умиротворяющее действие. Он стал целовать ее в губы — мокрые поцелуи взасос, которые показались ей довольно противными. Лаки зажмурилась и в душе понадеялась, что потом привыкнет. Мало-помалу ей стало даже приятно, а когда он начал тискать груди, и совсем хорошо. Олимпия была права: это — самый кайф!

Урси стащил с нее свитер и был явно разочарован слаборазвитыми выпуклостями. Тогда его руки устремились ниже и запутались в застежках юбки.

— Погоди! — резко приказала она. — Сначала я хочу посмотреть на тебя.

Он с величайшим удовольствием расстегнул брюки и извлек свое сокровище.

Лаки бережно взяла его в руку и благоговейно выдохнула:

— Ух ты!

Этот возглас воспламенил Урси до такой степени, что, прежде чем Лаки поняла, что происходит, он сделал в ее руке несколько движений взад и вперед и выбросил победную струю.

Лаки отшатнулась.

— Фу! Испачкал мне юбку!

— Лапочка, — сказал он по-английски. — А ты и правда славная девочка!

Лаки усмехнулась. Она почувствовала свою силу и намеревалась повторить эксперимент.

— Твоя беда в том, что ты по-настоящему так и не почувствовал на своей шкуре, что значит быть черным. У тебя сознание белого человека, — сказала Дайна Мгамба, радикально настроенная жена Зуны Мгамбы. Да, Зуна остепенился. После нескольких лет метаний в разных направлениях на одной демонстрации в защиту прав черных и цветных он встретил Дайну, влюбился и за одну ночь стал другим человеком.

Развалившаяся на кушетке Зизи откровенно зевнула.

Дайна бросила на нее жесткий, колючий взгляд.

— В чем дело, дорогая? Мы тебе мешаем?

— Мне скучно, дорогая, — Зизи утрированно произнесла последнее слово, передразнивая Дайну. Между двумя женщинами не было большой дружбы.

— Кажется, пора по домам, — заметил Джерри Мейерсон, вставая со стула. — Пошли, Киска.

Киской он называл каждую свою очередную подружку, и это было очень удобно, потому что они чуть ли не каждый день менялись, так что одному компьютеру было под силу запомнить их имена. И все они были на одно лицо. Хорошенькие блондиночки, о которых сам Джерри отзывался как о «гремучей смеси в койке».

— Ну что ты, — лишь наполовину искренне отозвался Стивен. — Оставайтесь. Выпейте еще чего-нибудь.

Джерри печально усмехнулся.

— Я бы с удовольствием. Но завтра у меня прямо с утра процесс. Жуткое дело. Твердый орешек. Пожалуй, придется попотеть.

Зизи опять зевнула и почти скатилась с кушетки.

— Доброй ночи, Джерри и все остальные, — она двинулась по направлению к спальне, но на секунду задержалась у двери. — Давай поживее, — это уже Стивену. — У меня прямо горит, не заставляй меня ждать, миленький, — и она захлопнула за собой дверь.

Дайна неодобрительно скривила губы. И хотя она не произнесла ни слова, все поняли, что она подумала.

Стивен знал это выражение: постоянно видел его у мамы на лице.

— Как насчет того, чтобы собраться всем вместе на следующей неделе? — с наигранным энтузиазмом предложил он, отдавая себе отчет в том, что, как бы он ни старался, Зизи и Дайна никогда не поладят между собой. — Сначала сходим в кино, например, на новый фильм Полански «Тупик»…

— Вот-вот, парень, — пробормотала Дайна, — это как раз то место, где ты очутился.

Зуна бросил на жену сердитый взгляд, но она была не из тех, кому можно заткнуть рот.

— А впрочем, мы бы все равно не смогли. Едем в Алабаму на марш протеста. Вы, конечно, не составите компанию?

Стивен покачал головой. В последние годы он много сделал для движения за гражданские права. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году на это уходило почти все время. Он ездил в Бирмингем, когда там начались беспорядки, закончившиеся арестом Мартина Лютера Кинга. Принимал участие в Марше двухсот тысяч за свободу. Чувствовал внутреннюю потребность в этой работе — хотя, возможно, и не так глубоко, как средний негр, с пеленок терпящий лишения и издевательства, особенно на Юге.

Кэрри удалось наконец убедить его в том, что он гораздо больше сделает для черной расы в качестве толкового, уважаемого адвоката. Зизи — хотя и по другим причинам — была с ней солидарна. Нечего болтаться по стране и устраивать марши, демонстрации, сидячие забастовки.

Дайна восприняла это как личное оскорбление. Прежде она, Зуна и Стивен выступали как одна команда: вместе работали, страдали, боролись за социальные перемены. А теперь они — просто приятели, встречающиеся за столом и занимающиеся, по выражению Дайны, «дурацким трепом».

— Нет, — сказал Стивен, — я не еду.

Дайна удержалась от обидных слов.

Гости попрощались и разошлись. Стивен отнес на кухню грязную посуду и вытряхнул пепельницы. Зизи же не станет этим заниматься. Живя с ним, она ни разу палец о палец не ударила.

Что только он в ней нашел?

Начавшаяся эрекция напомнила — что…

Он бросил мыть посуду и пошел в спальню.

Зизи развалилась на постели с киножурналом в руках. Голая, если не считать золотого ножного браслета и шести золотых обручей на каждом запястье. Она обладала выразительным телом танцовщицы. Будучи маленького роста — пять футов два дюйма, — Зизи имела идеальную, пропорциональную фигуру. Наполовину черная, наполовину пуэрториканка, она обесцвечивала волосы — эффект был поразителен. Ей было двадцать девять лет — на три года больше, чем Стивену.

— Почему ты так грубо обращаешься с Дайной? — миролюбиво спросил Стивен.

Зизи широко раздвинула ноги.

— Кончай трепаться и продемонстрируй мне пресловутое черное движение, — потребовала она.

* * *

— Мама, я собираюсь жениться, — волнуясь, как подросток, сказал Стивен.

Кэрри ставила цветы в вазу и даже не обернулась.

— Ты слышала? — он отогнал пчелу, крутившуюся по роскошной, утонувшей в цветах и зелени квартире матери.

— Что ж, — не отрываясь от букета и растягивая слова, произнесла Кэрри, — такому красивому парню простительно быть идиотом.

Стивен вздрогнул. Мама несправедлива. Она плохо знает Зизи.

— Почему ты против моей женитьбы?

Кэрри наконец повернулась и посмотрела на сына в упор.

— Тебе двадцать шесть лет, я не могу тебе этого запретить. Если ты хочешь прожить жизнь с такой девушкой…

— Что значит «с такой девушкой»?

— Мне что — обязательно нужно говорить по буквам или так поймешь?

— Черт! — взорвался он. — Ты консерваторша и ханжа!

В ее глазах вспыхнули опасные огоньки.

— Следи за собой, Стивен. Я, знаешь ли, твоя мать!

— Да, так твою!..

Она залепила ему звонкую пощечину.

— Это она тебя научила не уважать меня? Ругаться, как последний гарлемский сутенер?

Он попятился к двери.

— Что ты знаешь о Гарлеме и сутенерах? Живешь в воображаемом мире, где сплошь леди и джентльмены. Я люблю Зизи и женюсь на ней, что бы ты ни говорила!

Дарио Сантанджело терпеливо ожидал приезда сестры на летние каникулы. Ему нужно было так много ей рассказать! Мисс Командирша уволилась, теперь у них женщина постарше и больше похожая на нормальную экономку. Уже хорошо! Некому за ним шпионить. Он не мог дождаться конца каникул, чтобы поступить в школу. Ему почти четырнадцать, и он, так же как Лаки, ощущал потребность в компании своих сверстников.

Он дотронулся до прыща у себя на подбородке. Лаки — его лучший друг. Без нее просто невыносимо.

* * *

Лаки пристально вглядывалась в толпу встречающих. Наконец она увидела Марко и разволновалась.

— Господи! Как я ему понравлюсь — в таком виде?

Три месяца назад она покинула Лос-Анджелес четырнадцатилетней девчонкой, а возвращалась пятнадцатилетней загадочной юной женщиной.

Марко смотрел сквозь нее. Лаки дотронулась до его руки и весело спросила:

— Узнаешь?

Он вздрогнул.

— Лаки?

— Она самая!

— Боже правый! — это вырвалось прежде, чем он успел сдержаться. Джино хватит удар при встрече с его маленькой лапочкой-дочкой. Куда девалось буйство курчавых волос — его заменила очень короткая стрижка, сидевшая на голове наподобие причудливой шляпки. Невообразимый макияж! Не лицо, а застывшая маска клоуна. Длиннущие искусственные ресницы — и сверху, и снизу. Пурпурные тени. И белая перламутровая помада. Одежда была под стать гриму. Черно-белое с геометрическим рисунком мини-платье едва прикрывало зад. И в довершение всего — белые лакированные сапожки.

— Ну? — Лаки подбоченилась и храбро заглянула ему в глаза. — Как я тебе нравлюсь?

— Э… ты очень изменилась.

— Да уж!

— О…

— Чистая правда! Меня теперь можно назвать искушенной женщиной, — она подмигнула. — Понимаешь, что я имею в виду?

Боже милосердный! Джино не переживет!

Он подозвал носильщика.

— Идем к машине.

Марко вот уже шесть с половиной лет состоял при Джино. Работа пришлась ему по душе. До этого кем только он не был: водителем такси, телохранителем, лесорубом в Канаде — называйте любую профессию. Шесть месяцев войны в Корее сделали из него психа. Если у тебя на глазах убивают двоих твоих товарищей, начинаешь смотреть на все другими глазами. «Поезжай к Джино, — посоветовала мама Би. — Он всегда питал к тебе слабость. Он подыщет для тебя подходящую работу».

Она оказалась права. Джино страшно обрадовался.

— Будешь при мне. Смотри и постигай науку. Мне нужны преданные друзья — такие, на кого я мог бы положиться на сто процентов.

И вот пролетело шесть с половиной лет. За это время он ни дня не скучал. И многому научился.

* * *

— Ну, ты прямо страшилище! — воскликнул Дарио.

— Спасибо, — Лаки убила его взглядом. — Замечательное приветствие!

Дарио громко рыгнул.

— Хочешь послушать новый альбом «Битлз»?

— Нет, — и она важно прошествовала в дом. За ней плелся Дарио. Она действительно ужасно выглядела. Он решил поскорее выложить ей свою великую новость — чтобы сгладить неприятное впечатление.

Они поднялись наверх.

— Ты не отвечала на мои письма, — обиженно сказал Дарио.

Лаки зевнула и села на кровать.

— Не было времени.

Он плотно притворил дверь.

— Я кое-что знаю… Ты не поверишь.

— Да? — равнодушно откликнулась она, думая: как случилось, что Марко немедленно не объяснился ей в любви?

— Это касается папы.

— Да? — на этот раз она была заинтригована. За три месяца она только и получила от Джино, что телефонный звонок в день рождения и дорогой стереомагнитофон, который был доставлен в пансион и тотчас конфискован.

— У него новая подруга.

— Кто?

— Кинозвезда.

— Кто, чертов крысенок?

— Не смей обзываться!

— КТО?

— Марабель Блю.

— Издеваешься?

— Истинная правда.

— Боже правый! — Лаки достала из сумочки сигарету и нервно сунула в рот.

Дарио был потрясен.

— Ты давно куришь?

Лаки затянулась и выпустила из ноздрей дым.

— Всю жизнь.

— Лгунья!

— Давай рассказывай про отца и его подругу. Откуда ты знаешь?

— Это все знают.

— А я вот — нет.

— Даже в газетах писали.

— Когда?

— Постоянно пишут.

— Это еще ни о чем не говорит.

— Он приводит ее сюда, — Дарио сделал паузу, предвкушая свой триумф. — Я видел, как они трахались.