Джеки Коллинз - Бестия. Том 2

Теперь, когда они вернулись к Эрику домой, тот липнул к Дарио, точно мясная муха.

Безусловно, Дарио это льстило. В школе внимание одноклассников носило враждебный характер. Дома, если в ту же пору гостила Лаки, она неизменно играла первую скрипку.

— Говорят, твой отец — Джино Сантанджело? — прокашлявшись, произнес Эрик. — Это правда?

Дарио кивнул.

Эрик явно нервничал.

— Просто не знаю… Я, конечно, не думаю, что ты… но все-таки…

Дарио показался себе очень взрослым и умудренным опытом. Этаким светским львом.

— Все в порядке, Эрик. Я не собираюсь ему докладывать.

У того вырвался вздох облегчения.

— Я просто…

— Ты ничего не должен объяснять.

Эрик стиснул его руку — первый физический контакт. Дарио не протестовал. У него бешено билось сердце. Он не был так наивен, чтобы не догадываться о намерениях Эрика. Другое дело — позволит ли он…

— Ты такой красивый, — выдохнул Эрик. — Я заметил с первого взгляда. Только ты появился в классе, я сразу же сказал себе: этот парень не такой, как все. Я угадал?

У него были горячие, потные ладони, но Дарио не испытывал желания освободиться. В нем шевельнулось физическое влечение — как в тот раз, когда он подсматривал за отцом и Марабель Блю. Или шпионил за раздевающейся сестрой. Или когда наблюдал за мальчиками в душе.

— Пожалуй, — небрежно подтвердил он, воображая себя в романтическом ореоле человека, знавшего великую скорбь и страдания. Да ведь, в сущности, так оно и было. Он очень одинок…

Эрик впился в его губы своим жадным ртом, и Дарио не почувствовал отвращения — одно любопытство.

— Кажется, я мог бы полюбить такого, как ты, — приглушенным голосом произнес Эрик.

Дарио позволил целовать себя. И все, что последовало.

Впервые в жизни он чувствовал себя любимым, желанным и абсолютно защищенным.

* * *

Димитрий Станислопулос оказался представительным мужчиной с крючковатым носом, гривой жестких седых волос, бегающими глазами и раздражающей привычкой начинать каждую фразу словами: «Я полагаю…»

Через пятнадцать минут, проведенных в его обществе, Джино был сыт по горло. Они вдвоем допросили экономку в парижской резиденции Димитрия, недалекую угрюмую женщину, плохо говорившую по-английски, а перед лицом этих двух суровых мужчин и вовсе утратившую дар речи.

Димитрий обратился к ней на беглом французском, при этом он яростно размахивал руками, точно ветряная мельница.

Она что-то пробормотала в ответ.

— Идиотка! — возопил Димитрий. — Только и думает о том, как бы ее не уволили.

— Что она сказала? — нетерпеливо спросил Джино.

— Ничего такого, чего бы мы еще не знали. В прошлый понедельник Олимпия взяла машину и сказала, что едет к матери.

— Значит, пять дней назад. Сейчас они могут быть где угодно.

— Я знаю неплохую фирму частных детективов, которые специализируются на розыске угнанных машин. Будем говорить откровенно: на двух интересных девушек в роскошном автомобиле трудно не обратить внимания.

В три часа дня нанятые Димитрием Станислопулосом сыщики нашли автомобиль. Он разбился в результате столкновения с «ситроеном» на узкой горной дороге в окрестностях Канна. В машине обнаружен труп неизвестной женщины.

Джино с Димитрием тотчас вылетели на юг Франции.

Небо заволокли тучи. Подул колючий, холодный ветер.

— Мистраль, — с досадой сказал Уоррис. — Черт возьми, он испортит нам вечеринку.

Олимпия надулась.

— Это еще почему?

— Потому, моя прелесть, что идет гроза и никто не рискнет забираться в горы.

— Какой ужас! А я-то настроилась на фантастическую тусовку! А ты, Лаки? Эй, Лаки!

Та вздрогнула от неожиданности. В мыслях она была далеко отсюда, на Бель Эр. Огромный холодный особняк. Заросший сад. Ее просторная белая комната с телевизором. Коллекция книг и грампластинок. Старые игрушки…

— Махну, пожалуй, домой, — как бы между прочим сказала она.

У Олимпии расширились глаза.

— Что-о?

— Нет, правда.

— Это почему же?

Лаки неопределенно передернула плечами.

— Не знаю. Просто мне так хочется.

Поросячьи глаза Олимпии превратились в щелки.

— Это невозможно.

— Почему?

— Невозможно — и все. Мы вместе отправились в путешествие и должны вместе вернуться.

— Не обязательно! — огрызнулась Лаки.

— Но утром ты обещала остаться.

— Ничего я не обещала. Я хочу домой.

— Эгоистка!

Ха! Это она-то эгоистка? Олимпия все утро провела в спальне с Уоррисом. Сейчас два часа дня, и они только что вышли. Лаки осточертело быть третьей лишней!

— Слушай, — твердо заявила она, — я ухожу, и ты не можешь мне помешать.

Уоррис лениво прислушивался к разговору. Он вдруг впервые осознал, что Лаки очень красива. До сих пор он ни разу толком на нее не взглянул. Но под шапкой черных, как смоль, волос таилась дикая цыганская красота. Подумать только — он столько времени прожил с ней в одном доме — и не разглядел ее своеобразия. Куда до нее Олимпии — та всего-навсего смазлива. Конечно, титьки… да длинные золотистые волосы… А все остальное — ширпотреб. Такие встречаются на каждом шагу. О Лаки этого не скажешь.

— У меня от твоих слов разболелась голова, — буркнула Олимпия. — Пойду прилягу. А ты, Уоррис, растолкуй ей, что если она сейчас вернется домой, ее живо упрячут в какую-нибудь дурацкую школу, — и она гордо хлопнула дверью.

Оставшись одни в полутемной от бушующего за стенами виллы урагана, Лаки с Уоррисом молча уставились друг на друга.

— Что это ты надумала уезжать? — спросил Уоррис.

— Так просто, — упрямо ответила она. — И никто меня не удержит.

Уоррис встал и потянулся.

— Вернется Пиппа — отвезу тебя в аэропорт. Если не передумаешь. Но как же ты без денег?

— Там, на месте, и решу, — Лаки с подозрением воззрилась на него. — Ты правда отвезешь меня?

Он сделал несколько шагов навстречу.

— Ясное дело. Почему бы и нет?

Лаки сидела на ковре, вытянув перед собой длинные загорелые ноги. На ней были шорты и вязаная кофточка.

Уоррис навис над ней и протянул руки.

— Поднимайся. Подумаем вместе, как выйти из положения.

Она ухватилась за него, и он рывком поднял ее на ноги.

— Как?

— Пока не знаю. Что-нибудь придумаем.

Вместо того чтобы отпустить Лаки, Уоррис привлек ее к себе, и не успела она понять, что происходит, как он впился в ее губы жгучим поцелуем.

— Эй! — Лаки попыталась вырваться. — Ну-ка оставь это!

— С какой стати? — он зашарил руками по всему ее телу. — Я видел, как ты смотрела на нас с Олимпией. Думаешь, не знаю, что ты сходишь по мне с ума?

— Мразь!

— Послушаем, что ты скажешь после того, как я тебя проткну!

Лаки изловчилась и что было силы поддала ему коленом в пах. Уоррис сложился пополам.

— Сука!

Девушка внимательно следила за ним. Ей хотелось смеяться, но это только разъярило бы его: кто знает, чего можно ожидать от этого подонка.

Все еще скрюченный, Уоррис рухнул на диван.

— Валяй в аэропорт на своих двоих! На меня не рассчитывай! Мать твою! Чем скорее ты слиняешь, тем лучше для всех.

— Как это «на своих двоих»?

— А вот так!

Глаза Лаки наполнились слезами. Как только ее угораздило попасть в такую переделку? Она тут в ловушке, вместе с Олимпией и этим ужасным человеком. Если бы не он, они бы чудесно провели время. Он все испортил. Лаки посмотрела на дверь и стала ломать голову: что бы такое предпринять? Начался дождь: целые потоки воды низвергались с небес. Как ей хотелось снова стать маленькой девочкой, чтобы кто-то заботился и решал за нее!

— Не волнуйся, — злобно прошипела она. — Как-нибудь доберусь. Пусть только кончится дождь — ноги моей здесь не будет!

Она оставила Уорриса лежать на диване и пошла собирать немногочисленные шмотки, привезенные с собой.

Да пошел он!.. И Олимпия — туда же! Лаки уходит, и никто не сможет ей помешать!

* * *

Во время полета в голове у Джино теснились страшные мысли. Что если в той машине была Лаки? Вдруг это она разбилась насмерть — его маленькая девочка?

Он перебирал в памяти подробности их последнего свидания. Квартира в Нью-Йорке. Роскошно сервированный стол. Он сам — косящий глазами на телеэкран, пока она лепечет что-то о своей ненависти к школе. Он не слушал — а надо бы! На следующее утро он затолкал ее в черный лимузин; даже не подумал лично проводить ее. Но как еще он мог себя вести? Обнять и расцеловать, закрыв глаза на то, что ее застали голой в постели с парнем? В пятнадцать лет, черт побери! Всего пятнадцать лет!

Димитрий Станислопулос также хранил угрюмое молчание, поражаясь в душе: за какие грехи Бог наградил его дочерью, с которой больше хлопот, чем со всеми его бывшими женами вместе взятыми?

Наконец частный самолет приземлился в аэропорту Ниццы. Прямо на летном поле их ждал лимузин. Дождь лил как из ведра, дул сильный ветер. Джино сверился с хронометром. Семь часов вечера. В желудке урчало. Но разве что-нибудь полезет в рот в такое время?

С тяжелым сердцем он забрался в автомобиль. Неужели эта извилистая горная дорога приведет их в морг?

* * *

Лаки не знала, что делать. Она упаковала вещи, села и стала ждать Пиппу, которая наверняка приедет, как только кончится дождь. Но вот уже семь часов вечера, а он и не думает прекращаться. И Пиппы нет как нет.

Ранее, в четыре часа, вышла Олимпия и занялась приготовлениями к вечеринке. Она поснимала чехлы с мебели и достала бокалы. Они с Лаки демонстративно не разговаривали друг с другом.

Уоррис храпел на диване, и это раздражало обеих девушек.

В шесть Олимпия зажгла по всему дому свечи, разбудила Уорриса и спросила:

— Ну и где черти носят твою подругу?

Уоррис был не в духе: боль в мошонке все еще давала себя знать.

— Никуда не денется, — буркнул он.

— Наверное, балдеет там на всю катушку.

— Я сказал, приедет! — он поднялся и увлек Олимпию в спальню. За ними громко захлопнулась дверь.

Лаки посмотрела в окно, за которым сверкали молнии и вовсю хлестал ливень. На душе было тоскливо. Настоящая западня.

И вдруг показались огни приближающегося автомобиля. Ура! Если Пиппа не захочет ее отвезти, она сама сядет за руль. И дело с концом!

Лаки схватила свою дорожную сумку, рывком распахнула входную дверь и выбежала на улицу.

Дождь тотчас заключил ее в объятия: она промокла до нитки, но продолжала бежать к машине.

Поздно она заметила, что это не «мерседес» и сидит там не Пиппа, а ее отец. Черт побери! Джино Сантанджело собственной персоной!

Зизи обожала бегать на танцульки. Стивен предпочитал оставаться дома и слушать свою любимую музыку: джаз, легкий рок, но главное — «соул». Он мог часами сидеть, наслаждаясь гигантскими дисками Айзека Хейза, Мервина Гея, Ареты Франклин.

Зизи отдавала предпочтение резкой, пронзительной музыке в стиле «диско» и латиноамериканским мелодиям. Они постоянно ссорились. «Ну, что ты ставишь всякую дрянь? — возмущалась она. — Ни ритма, ни огня. Пошли на дискотеку!»

Ее излюбленным местом был бар «Испанский Гарлем» — вечно переполненное заведение, где Зизи оказывалась в центре внимания. Стивен смотрел, как она виляет бедрами на танцевальном пятачке в паре с каким-нибудь дебилом, и горел на медленном огне. Они были год как женаты, но он все еще не мог ничего поделать с ревностью.

Зизи это приводило в восторг. Она намеренно дразнила его, наслаждаясь теми моментами, когда Стивен терял самообладание.

— Она тебя погубит, — сказал как-то Джерри за обедом. — Что это за адвокат, если он шляется по злачным местам и чуть что лезет драться? Кончится тем, что тебя самого призовут к ответу. Как бы ты повел себя на месте судей?

— Ты прав. Но что делать, Джерри? Она проникла мне в кровь. Я люблю ее.

— Любишь? Ты что, смеешься? Просто она взяла тебя за яйца и жмет что есть силы.

Стивен с отсутствующим видом поковырял салат.

— Ты видишься с Кэрри?

— Естественно. Можешь себе представить, каково ей.

— Вся беда в том, что мама уж слишком правильная. Будь ее воля, я бы женился на двадцатилетней черной девственнице с университетским дипломом, степенью бакалавра домоводства и из хорошей семьи.