— Какие девчонки? — равнодушно отозвался он. — Это школа для мальчиков.

— Подожди, поступишь в колледж, наверстаешь.

Шутки шутками, а былого взаимопонимания и след простыл.

Марко тоже явился на свадьбу, черт бы его побрал! Предатель — окрестила она его в душе и свернула в сторону, чтобы не встречаться.

В Нассау прямо в аэропорту играл оркестр, а «кадиллак» с откидным верхом домчал молодых на Парадиз-Айленд, где их вышел приветствовать управляющий отелем «Принцесса Санта». Очень похожий на Марко. Смуглый, сдержанный, с опасным блеском в глазах. Лаки прохладно поздоровалась с ним. Крейвен проявил больше дружелюбия.

Ничего не скажешь, Парадиз-Айленд произвел на Лаки сильное впечатление. Подходящее название для полоски прибрежной земли, где расположились несколько роскошных отелей. Из окон был виден бесконечный пляж с белым песком, чистейшая бирюзовая вода, пальмы и экзотический кустарник. Лаки не могла дождаться, когда можно будет надеть бикини и разлечься на пляже. Крейвен в клетчатых «бермудах» присоединился к ней. Его худое белое тело, казавшееся еще белее по контрасту с загорелыми руками и ногами, внушало ей ужас.

Как она все это выдержала? Зачем? Чтобы доставить удовольствие Джино? Или у нее просто не было выбора? В шестнадцать лет быть связанной с человеком, которого она даже толком не знала, не говоря уже о любви!

День был ветреным, но Лаки не боялась обгореть: ее смуглая кожа и так уже прокалилась на солнце на юге Франции. Она несколько раз предупреждала Крейвена, чьи лицо и тело начали приобретать специфический розовый оттенок.

— Ерунда, — отмахивался он. — Я еще ни разу не обгорал.

Все когда-нибудь случается в первый раз. В ту ночь Крейвен чуть не орал от боли, когда она накладывала мазь.

— У нас тут зверь, а не солнце, мэм, — сказал, широко улыбаясь, черный юноша в аптеке отеля.

Совершенно верно. Крейвену пришлось целых пять дней проторчать в четырех стенах, и Лаки вместе с ним.

Она терпеливо дожидалась. Она теперь замужняя женщина и хотела трахаться. Может быть, если закрыть глаза, удастся вообразить на месте Крейвена Марко? Законное право трахаться — хоть какая-то компенсация за согласие выйти замуж.

На шестой день медового месяца стало совершенно ясно, что, если она не возьмет дело в свои руки, вообще ничего не будет. Кожа Крейвена зажила. Он, конечно, облез, даже дважды, но рвался снова загорать.

На этот раз, вместо того чтобы надеть, как обычно, верхнюю часть пижамы, Лаки полностью разделась в ванной и так вышла в спальню. Она ничуть не стеснялась, а вот Крейвен перетрусил. Впрочем, его член мигом встал торчком, натянув пижамные брюки.

— Привет, мой сладкий, — пропела Лаки, подражая Мей Уэст. — Хочешь капельку моей сладости?

Он моментально сник. Потребовалось добрых полтора часа, чтобы снова довести его до кондиции. Но к тому времени они так вымотались, что уже ни о чем и не помышляли.

Только через три дня брак наконец состоялся. Лаки рыдала до тех пор, пока не уснула, совершенно обессиленная. Это было ужасно. Самое большое разочарование, какое ей когда-либо доводилось испытать. Несколько торопливых ныряний, кувырок — и баиньки!

Очевидно, Крейвен смотрел на вещи иначе. Он был чрезвычайно горд собой и усвоил многозначительную ухмылку, которая приводила Лаки в бешенство, а также привычку трахаться раз в сутки — перед тем, как почистить зубы. Продолжительность акта не превышала трех минут. Ей так и не удалось приобщить его к «почти». Сосать груди, гладить вульву, погружать член в женский рот и самому ласкать ее губами и языком — на все это был наложен запрет. Крейвен знал, что положено делать мужчине, и не испытывал ни малейшего желания заниматься тем, что он считал извращениями. Ему было безразлично, кончала она или нет, — а кто, черт возьми, мог кончить с этим часовым механизмом вместо мужа?

Четыре года, выброшенных коту под хвост!

— Ваша кока-кола, мэм.

Лаки открыла глаза и села на топчане.

— Доброе утро, — сказал Крейвен. — Как самочувствие?

Она взяла у служителя бокал, бросила еще один быстрый взгляд на солидное уплотнение у него в плавках и с улыбкой поставила закорючку на счете отеля.

Потом она повернулась и взглянула на мужа. Ей уже не шестнадцать, а двадцать, и все это время на уме у нее только одно: развод.

— А, цинковый мальчик, — протянула Лаки. Крейвен прекрасно знал, что ее бесит, когда он мажет физиономию цинковой мазью!

— Я плохо спал, — заскулил он. — В комнате всю ночь жужжали комары. Ты слышала?

Крейвен постоянно на что-нибудь жаловался. Точно старик!

— Нет. — И с невинным видом, но довольно игриво добавила: — Накололи тебя, да?

Он как-то странно посмотрел на нее.

— Не накололи, а укололи. Укусили. Ужалили.

— Ах да. — «Накололи», или «прокололи», это то, что получала она сама. Время от времени. Если повезет. Или если не повезет. Это как посмотреть.

Через два месяца после медового месяца Крейвен свел занятия любовью к одному разу в неделю, потом к одному разу в месяц. А потом стал руководствоваться исключительно своим желанием, а оно появлялось крайне редко. Лаки пришлось смириться с тем, что ее муж равнодушен к сексу. Ей было смешно. Джино выдал ее замуж, потому что считал, что у его дочери бешенство матки. Ну так она докажет, что так оно и есть!

Она взяла первого любовника еще до окончания медового месяца. Это был тот самый управляющий отелем, копия Марко. Служащий ее отца. Замечательно! Она сама его соблазнила — под предлогом, что получила письмо от Джино, явилась в его апартаменты на верхнем этаже и вдруг разделась догола и взглядом дала понять, что от него требуется. Он испугался. Страшно выполнить приказ, но еще страшнее отказаться. В любом случае он окажется в проигрыше: ведь она — дочь Джино Сантанджело. Это все очень осложняло.

Лаки не смотрела ни на что. Ей нравился мужик, и она брала его, если только он не артачился — таких было раз-два и обчелся. Конечно, она соблюдала осторожность. Большому Папе незачем знать, что вместо того чтобы помешать ей трахаться направо и налево, брак толкнул ее на эту дорожку.

— Давно здесь лежишь? — полюбопытствовал Крейвен.

— Примерно с час, а что?

— Так просто, — Крейвен кряхтя улегся на соседнем топчане.

Лаки поднялась и, сделав пару шагов, грациозно нырнула в бассейн.

Она отдавала себе отчет в том, что почти каждый самец украдкой наблюдает за ней. В шестнадцать лет она была дикой маргариткой, а в двадцать стала дикой розой. Смуглая кожа, черные глаза. Тонкая и стройная. Груди округлились, придав ей чувственный вид. Она отрастила густые вьющиеся волосы, и теперь они волнами доходили до талии.

Она почти не пользовалась косметикой. Не было необходимости. Немного подвести глаза, подкрасить губы и там-сям нанести чуточку золотистых блесток. Вот и все.

Ее не оставляли мысли о собственной несчастной жизни.

У мистера и миссис Ричмонд была шикарная квартира в Вашингтоне. Лаки разъезжала на ярко-красном «феррари» — свадебный подарок отца. У Крейвена был белый «линкольн-континенталь». Он получал двести тысяч долларов в год плюс проценты за четыре года по вкладу в швейцарском банке. Джино заплатил Крейвену, чтобы тот женился на его дочери. Шантажом вынудил Бетти и Питера Ричмондов дать согласие. Однажды в разгар семейной ссоры Бетти выложила это — без подробностей. Лаки решила: в один прекрасный день она докопается до подоплеки.

Сам факт, что Джино заплатил кому-то, чтобы тот женился на ней, был настолько ужасен, что вначале Лаки отказывалась верить. А потом слетала в Нью-Йорк, чтобы атаковать Джино вопросами.

— Ну и что? — удивился он. — Зато теперь ты член одной из лучших семей всех чертовых пятидесяти штатов. Превосходная сделка. Подумаешь, я просто снабдил его деньгами, чтобы было с чего начать.

Начать — что? Крейвен так и не устроился на работу. Он околачивался возле отца, играл в теннис с матерью, а от Лаки требовалось блистать на приемах, играть в гольф, кататься верхом и принимать участие в любительских соревнованиях по теннису. Обо всем этом помещались подробные репортажи в прессе. Скоро она убедилась: Питер Ричмонд пальцем не шевельнет, если поблизости не крутится фотограф.

Не о такой жизни она мечтала!

Лаки дошла до точки.

— Я хочу работать, — заявила она мужу. — Без этого мой мозг превращается в шарик для пинг-понга.

— Не самая удачная мысль, — буркнул Крейвен.

— Не самая удачная мысль, — заявила Бетти.

— Не самая удачная мысль, — проворчал Питер.

Чего у Ричмондов не отнять — они всегда заодно.

— Дорогая, — проворковала однажды Бетти, — ты никогда не задумывалась о том, чтобы родить ребеночка?

Задумывалась ли она? Да от одной мысли ее бросало в жар.

— Я свободно владею четырьмя иностранными языками. У меня активный склад ума. Нет, Бетти, я не хочу пока иметь детей. Мне нужно настоящее дело, иначе я свихнусь.

Они скрепя сердце позволили ей проводить несколько часов в день в офисе Питера. Она выдержала неделю. Работать на Питера вместе с другими задолизами было еще хуже, чем ничегонеделание.

Лаки пробовала заполнять свои дни покупками, чтением, ездила в гости к подругам, которые, в сущности, были всего лишь приятельницами. Часами гоняла на своем «феррари» туда и обратно по автостраде, просто чтобы убить время. Выжимала предельную скорость, включала на полную мощность стереомагнитофон с записями в стиле «соул». Отдавалась острым ощущениям, бросалась с головой в омут мимолетных связей — ни одна не длилась больше недели. Изредка встречалась с отцом. Он прилетал в Вашингтон или они с Крейвеном летали в Нью-Йорк. Обычно по какому-нибудь поводу: званый обед, презентация… Кругом толпились люди. Пару раз мелькнул Дарио. Брат, с которым они когда-то были так близки, стал таинственным незнакомцем; им было нечего сказать друг другу.

Лаки чувствовала себя в западне. Она вела жизнь, которая была ей противна, но которую навязал Джино.

Так почему она вела ее? На этот вопрос ей самой было трудно ответить. Лаки страстно ненавидела отца. И в то же время стремилась угодить ему.

Его устраивало видеть дочь замужем.

Ее устраивало трахаться со всеми подряд.

Лаки заставила себя выйти из воды и вдруг увидела, что Крейвен, как безумный, машет руками. Она нарочито медленно направилась к их топчанам.

— В чем дело? — и тряхнула мокрыми волосами, обдав его волной брызг.

— Твой отец… Тебя зовут к телефону.

— Что? — у Лаки подпрыгнуло сердце. Она много месяцев не виделась с Джино и не разговаривала с ним по телефону. Неужели он соскучился?

Не подумав даже закутаться в полотенце, она вбежала в одну из стеклянных будок.

— Да?

— Лаки? Привет, детка. Как дела?

Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал небрежно.

— Просто замечательно. А у тебя?

— У меня проблемы. Ничего страшного.

Он говорит с ней о своих проблемах! Первый раз в жизни!

После неловкого молчания:

— Слушай, детка, я хочу, чтобы ты прилетела в Нью-Йорк.

Миллионы вопросов теснились у нее в голове.

— Когда?

— Сегодня, завтра… Я не призываю тебя мчаться сломя голову, но и не оттягивай.

— У меня самый разгар каникул, — нарочито холодно произнесла она.

— Вся твоя жизнь — сплошные чертовы каникулы! — взорвался Джино.

Лаки отбросила притворство и нетерпеливо спросила:

— В чем дело?

— Это не телефонный разговор. Подними свою задницу и валяй в Нью-Йорк. Я бы не просил, если бы это не было важно.

— Вылетим сегодня же вечером.

— Не надо Крейвена. Приезжай одна. Это семейное дело.

Мысль о том, чтобы лететь в Нью-Йорк без Крейвена, наполнила ее сердце ликованием.

— О'кей. — Что все-таки могло приключиться? — Увидимся!

— Давай прямо сейчас, тогда мы сможем вместе поужинать. Дарио тоже приедет.

Вот когда Лаки растерялась. Дарио… Она, Джино, Дарио — вся семья! Может, Джино опасно болен и ему осталось пять минут жизни?

— Ты как? — тихо спросила она. — В порядке?

— Ясное дело. Лучше некуда. Потом расскажу. Когда узнаешь номер рейса, позвони Косте, чтобы организовал встречу в аэропорту.

Длинные гудки в трубке возвестили окончание разговора.

* * *

За несколько минут до этого такой же разговор состоялся у Джино с Дарио. Тот удивился ничуть не меньше сестры.

Джино давно предоставил ему полную свободу.

— Ты должен получить высшее образование, и тогда ты всегда сможешь взять мир за яйца, — любил повторять Джино. Дарио последовал его совету. В семнадцать лет окончил школу, а затем убедил отца позволить ему изучать искусство в Художественном колледже в Сан-Франциско.