— Ты так не думаешь! — прошептала Фэй. — Я помогала создавать «Клирвью» потому, что тебе это дорого. — Она прищурилась, но не от злобы и обиды, которые раздирали душу, а в попытке разглядеть настоящего Стива.

— А сейчас ты решила собственноручно все разрушить, — процедил Стив.

— Неправда! — Фэй попятилась от мужа, отчаявшись разглядеть то, что сохранилось за благообразным фасадом пастора Стива.

— Неужели?

Фэй сильно обидело и разочарование, большими буквами написанное на лице Стива, и готовность ее осудить.

— Рядом с Шэннон ЛеСад тебе жилось вполне комфортно, — напомнила Фэй. — Она отправила твоих детей в колледж, помогала строить церковь, заработала стартовый капитал для благотворительных проектов. — Фэй смотрела в глаза Стива, по-прежнему надеясь разглядеть мужчину, за которого она вышла замуж. — А как насчет нашего искрометного секса? — Она улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась. — Никогда не удивлялся, почему нам в постели становится все лучше, хотя с возрастом у большинства пар получается наоборот?

Глаза Стива вспыхнули, но лицо ничуть не смягчилось. Губы превратились в тонкую, еще более категоричную, по мнению Фэй, полоску.

— Да, рядом с Шэннон ЛеСад тебе жилось комфортно, а в подробности ты не вникал. — Фэй стиснула зубы, стараясь не зацикливаться на своем разочаровании. — Знаешь, почему я тебе ничего не рассказывала? — спросила Фэй, поняв наконец истинную причину своего многолетнего молчания. — Потому что ты не желал слушать. Не желал слушать ни о чем, что не соответствовало образу супруги пастора, застегнутого на все пуговицы!

Стив не стал ни оправдываться, ни спорить.

— У меня нет времени на пространные рассуждения, — сухо и холодно проговорил он. — Сейчас нужно свести к минимуму негативные последствия. Мои прихожане в смятении, зато репортеры налетели как стервятники и пируют. Нам нужно сделать совместное заявление.

Лишь тогда Фэй поняла, как сильно харизматичный пастор подавил настоящего Стива Труэтта. Муж захотел бы понять ее побуждения и чувства. Он счел бы их важными уже потому, что они важны для нее.

Пастор стремился лишь уладить и загладить то, что могло повредить его репутации и расстроить его прихожан. Одной из проблем, которую следовало срочно уладить, стала она, его супруга.

Глава 42

Все, что не убивает, делает нас сильнее. А после на этом можно построить сюжет.

Тапани Багге

По утрам Тане не хотелось просыпаться. Труднее и труднее становилось вовремя заступать на смену в закусочной «Даунхоум», а ведь, казалось, она генетически приспособлена к этой работе. Да что говорить, сама жизнь стала невыносимо трудной!

Через день после возвращения из Чикаго позвонила Дарби и с сожалением сообщила, что «Маска» расторгает договор. Разумеется, ни об участии в антологии, ни о привилегиях самой продаваемой писательницы речь уже не шла.

— Таня, мне очень жаль, — искренне проговорила Дарби. — Этим летом, перед конференцией в Атланте, я хотела взять тебя на Аппалачскую тропу. А еще… — Дарби откашлялась. Добрейшая душа, она жила в постоянном страхе, что об этом все узнают. — А еще ты одна из самых популярных и самых приятных в общении писательниц «Маски». — Дарби снова откашлялась, и Таня представила, как ее редактор ерошит короткие белокурые волосы. — Я буду скучать.

Таня повесила трубку и осталась один на один с правдой — она больше не профессиональная писательница. Теперь она всего-навсего официантка в закусочной и администратор в прачечной. Таня машинально взяла сотовый. Надо позвонить Кендалл. Или Мэллори. Или Фэй.

Ой, да они же бойкотируют друг друга! Таня закрылась в уборной трейлера и долго рыдала.

К концу недели Танины постоянные клиенты стали косо на нее смотреть. Таня понимала: нужно срочно взять себя в руки, не то всех распутает, но собраться никак не получалось.

— Солнышко, я заказывал бифштекс и яичницу, — осторожно проговорил Джейк Хэрроу.

— Что? — рассеянно переспросила Таня, мысли которой крутились вокруг разоблачения Фэй и слухов об ее отказе извиниться перед прихожанами «Клирвью» и «покаяться». Накануне вечером Таня просматривала сайты книжных клубов и увидела новые сообщения в блоге Мэллори вместе с целой волной читательских откликов. Мнения разделились: половина пишущих прощали Мэллори нежелание откровенно говорить о личной жизни, половина чувствовали себя обманутыми и клялись, что больше не купят ни одной книги Мэллори/ Мариссы.

— Я, конечно, не спец, — продолжал Джейк, — но, думаю, на тарелке у меня хэш из солонины. Щедро политый кленовым сиропом! — обиженно добавил он.

— Черт! — выругалась Таня, взглянув на тарелку Джейка. — Простите, я немного… — К ее ужасу, глаза заволокло слезами.

— А я, э-э-э, кофе заказывал. — Водитель-дальнобойщик, сидевший рядом с Джейком, растянул губы в извиняющейся улыбке, хотя извиняться следовало Тане. — По-моему, это кола. — Он скорчил выразительную гримасу и пододвинул стакан к Тане. — Причем диетическая.

— Господи, простите! Я… — Таня потянулась за тарелкой и стаканом, но их перехватила возникшая словно из-под земли Белль.

— Таня, сходи на кухню и приведи себя в порядок! — велела она, одним взглядом добавив: «И поживее». — Я позабочусь, чтобы Джейк и Грэм получили то, что любят. — Белль вручила Тане тарелку со стаканом и обратилась к завсегдатаям: — Сейчас мы все уладим. Позавтракаете за мой счет!

Таня услышала, как Джейк с Грэмом отказываются, но оба были явно довольны и удивлены щедростью Белль. Поговаривали, что в середине семидесятых она подарила клиенту пластинку жвачки, но Белль от этих слухов всегда открещивалась.

Таня выскребла хэш в помойное ведро, поставила тарелку со стаканом в лохань для мытья посуды, устроилась на табуретке возле черного хода на кухню и стала гадать, почему чувствует себя такой усталой и подавленной, если больше не просиживает до рассвета за ноутбуком и каждую ночь спит по целых семь часов.

Подошел Бретт и прислонился к высокому металлическому стеллажу с консервами в больших банках. «Верх» — прочла Таня на банке, маячившей над его макушкой. Всю неделю Таня избегала или подчеркнуто игнорировала Бретта, но сегодня сил вообще ни на что не хватало.

— Выглядишь так, будто тебя взрывом оглушило, — проговорил он.

— Кто, я? — переспросила Таня. Ну вот, ослабила самоконтроль и сразу попала в дурацкое положение. Если Бретт ее пожалеет, она и пошевелиться не сможет!

— Ты, черт подери! — Бретт скрестил руки на мускулистой груди. — Всю неделю ходишь как в трансе, будто не понимаешь, кто ты и откуда. — Он внимательно смотрел на нее — старался заглянуть в душу. — Что случилось?

— Ничего, кроме того что я опозорилась на национальном телевидении, потеряла подруг и работу, да еще разозлила Труди, объявив на весь мир, что она алкоголичка и никудышная мать.

— Рода действительно получилась не слишком симпатичной, — отметил Бретт, в очередной раз удивив Таню.

— Ты… прочел «Брань на вороте»? — Таня подняла глаза на Бретта. Не иначе он шутит. — Когда?

— Как только мама сообщила, что один из героев — я.

— Ну давай! — простонала Таня. — Подколи меня, подай в суд, заяви, что я не имею права предавать огласке события твоей жизни и использовать их в художественном произведении. — «Каков наглец! — подумала Таня. — Лыбится, когда моя жизнь летит под откос».

— Когда тебя называют «диким красавцем», мысли подать в суд почему-то не возникает. Я, конечно, краснел, читая про свои сексуальные подвиги, но… — Бретт пожал плечами. — Наверное, это цена славы.

— Смотри не лопни от гордости! — посоветовала Таня. Она злилась, но, как всегда с Бреттом, чувствовала любопытство вперемешку с возбуждением. — Хотя, пожалуй, тут я сама виновата.

Бретт захохотал и показался Тане еще красивее. Господи, ну почему он так хорош собой?!

— Жаль, что «Маска» расторгла договор: твои главы в «Брани на вороте» просто великолепны. Впрочем, уверен, ты легко найдешь другое издательство. Тебе обязательно надо заниматься литературным творчеством! — Бретт снова пожал плечами, на этот раз давая понять, что иначе и быть не может.

— Сейчас в издательском бизнесе я персона нон грата. «Маска» расторгла договор, значит, мне придется либо больше вкалывать на этих двух работах, либо искать третий источник дохода. Поэтому писать у меня не получится, даже если очень захочу. — Таня умолчала о том, что без советов и помощи подруг писать будет мучительно трудно. Вероятно, она сможет себя пересилить. Только хочет ли она этого?

— Если дело в деньгах, я мог бы…

— Нет-нет, спасибо! — Таня энергично замотала головой. — Я справлюсь, без посторонней помощи обойдусь.

Бретт как-то странно на нее посмотрел.

— Ну и характер! Принять дружескую помощь вовсе не значит расписаться в собственной никчемности или слабости. Если переживаешь за человека, то по возможности стараешься помочь. А у меня есть такая возможность.

— Спасибо, Бретт, ты очень славный. Но я не хочу ни от кого зависеть.

— Мы все от кого-нибудь да зависим.

— А я не завишу и впредь не намерена. — Таня заглянула Бретту в глаза. Как бы ей хотелось принять его помощь и верить, что не придется об этом жалеть! Увы, она знала, чем такое чревато. — Стоит на кого-то положиться — случается катастрофа, — глухо проговорила она. — Человек внушает тебе ложное чувство защищенности, делает вид, что заботится о тебе и никогда не бросит. Только все это ложь! Труди произвела меня на свет и с тех пор по собственной воле палец о палец ради единственной дочери не ударила. С Кайлом, моим бывшим мужем, получилось так же. «Таня, крошка, ни о чем не беспокойся! Зачем столько работать? Я позабочусь о тебе и девочках». А потом удрал на очередные гонки — там пахло не пеленками, а машинным маслом! Время от времени он вспоминает, что у него двое детей, и присылает мне пятьдесят баксов. По-твоему, мне следовало ему верить? — Таня разошлась настолько, что не остановилась бы, даже если бы Бретту было что сказать, а он слов подобрать не смог. — Потом я встретила Мэллори, хотя по-настоящему ее зовут иначе. И Фэй — разумеется, она тоже не та, за кого себя выдавала. И Кендалл — она ничего о себе не придумывала, но слишком привязала меня к себе. Эти трое спасли меня, разглядели во мне писателя и человека. Я считала их лучшими подругами и наставницами. — Таня грустно улыбнулась, уверенная, что раз чувствует себя глупой и жалкой, значит, так и выглядит. — Они стали моими «сестрами». — Таня разрыдалась, чего не следовало делать ни в коем случае. — Где же они сейчас, когда мой мир рушится? Я их потеряла! — воскликнула она, ненавидя свой хнычущий голос. Лучшие подруги не потрудились даже объяснить мне, кто они такие! Зачем мне снова наступать на те же грабли?

Какая она идиотка: рыдает на кухне закусочной! Бретт думал, все так просто? Думал, скажет: «Вот он я», — и она повиснет у него на шее, а потом лишится чувств от восторга?

— Затем, что нам хорошо вместе, — ответил он. — Затем, что я не твоя мать, не бывший муж и не подруги-писательницы. Затем, что если я даю слово, то стараюсь его сдержать.

Таня покачала головой и быстро вытерла слезы. Как здорово было бы поверить Бретту…

— Никогда бы не подумал, что ты трусиха! — холодно проговорил Бретт. — Строишь из себя сильную и бесстрашную, а сама боишься мне поверить!

Тане хотелось возразить, бросить вызов, назвать его самоуверенным хлыщом, только Бретт был прав. Она отчаянно цеплялась за жизнь и рисковать не желала.

Хватит с нее боли и страданий! Повторений не нужно.

* * *

За три с лишним недели, прошедшие с приснопамятного шоу Кристен Колдер, на долю Фэй Труэтт выпало столько неодобрения, что хватило бы на целую жизнь. Дочь отказывалась с ней разговаривать и не позволяла навещать внучку. Муж, практически растворившийся в ипостаси пастора Стива, приходил и уходил. Они жили в одном доме, спали на одной кровати, иногда перекидывались парой слов, но по-настоящему не общались.

Фэй, всегда считавшая себя деятельной, понятия не имела, что делать дальше.

Впервые за тридцать лет Фэй не поджимали сроки, обещания и договорные обязательства. Ее не привечали в церкви, которую она помогала строить, а почувствовав неловкость сотрудников и волонтеров приюта «Радуга», она перестала бывать и там.

Больше всего хотелось позвонить Мэллори, Кендалл и Тане: поговорить о том, что случилось и, возможно, случится дальше, — но Фэй стыдилась своего многолетнего молчания о Шэннон ЛеСад и все глубже увязала в болоте отчаяния.

Она, всегда чем-то занятая, теперь целыми днями расхаживала по дому либо гуляла в Ботаническом саду и по Лейк-шор-драйв.